От неожиданности я отвел взгляд и поспешил уйти, но он меня окликнул:
— Постойте!
Я ничего плохого не сделал, но мне неожиданно стало как-то страшно. Я сделал вид, что не услышал его, и ускорил шаг.
— Остановитесь!
Я вздрогнул от крика полицейского, почувствовал, что все тело затряслось. Впервые в жизни мне кричал полицейский, в голове все перемешалось.
Я остановился и замер, ко мне подбежал полицейский и со строгим выражением на лице сказал:
— Дедушка, вы сейчас пытались от меня сбежать?
Дедушка…
Я был ошеломлен. Выходит, для окружающих я уже выгляжу стариком. Полицейский пристально смотрел на меня.
— У меня есть несколько вопросов. Как вас зовут?
— Масао Гонно.
— Профессия…
Я запнулся. Я безработный. Но так нельзя отвечать. Мне стало грустно, и я опустил голову, а полицейский, словно бы обвиняя меня в чем-то, продолжил:
— Предъявите документы.
Я засунул руку в сумку на поясе и охнул. Обычно я права и страховку ношу в портмоне.
До школы недалеко, я расслабился и не стал брать большое портмоне, а только кошелек с мелочью.
Я стоял ошеломленный, не зная, что делать. Видя мою панику, полицейский сделал еще шаг ко мне и спросил:
— Что происходит?
С собой у меня был телефон, поэтому в результате я позвонил Ёрико, и она за мной приехала. Хорошо, что она была дома. Она прибежала со своими и моими правами, чтобы подтвердить мою личность, и благодаря этому меня отпустили на свободу.
Занятие по игре в го уже давно началось, но мне совсем расхотелось туда идти. На обратном пути Ёрико выговаривала мне за произошедшее:
— Этот патрульный тоже не слишком вежливый оказался, а ты-то что, Масао? Чего ты испугался?
— Кто бы не испугался… Когда вдруг к тебе как к преступнику относятся. Я просто посмотрел, как дети в саду бегают, — такие симпатичные.
Ёрико насупилась.
— В будний день, в рабочее время какой-то тип в странной одежде стоит и ухмыляется, смотря на детей. Тут кто угодно заподозрит неладное. Ведь столько историй, когда жертвами злоумышленников становятся дети.
— В странной одежде?
Я от удивления смотрел на нее, широко открыв глаза. Это же совершенно обычная повседневная одежда. К тому же на мне бейсболка, вроде как даже модно. Ёрико показала на мою голову.
— Начнем с этой бейсболки. Надвинул на самые глаза. Подозрительнее не придумаешь.
— Что?
— Поношенная рубашка поло и толстовка. Ты же дома так одеваешься.
И дальше она уже просто бормотала себе под нос, даже не смотря на меня.
— Почему вообще к толстовке ты надел кожаные туфли?
Потому что мне гораздо удобнее в ношеных туфлях, в которых я ходил на работу, чем в новых узких кроссовках. Да и снимать их легче, прежде чем в комнату с татами войдешь. То есть подозрительный я тип или нет, оценивают по моему наряду. А если бы я был в классическом костюме, меня бы тогда не заподозрили? Я со злостью спросил ее:
— И что, это так странно, когда носишь толстовку и кожаные туфли?
— Чтобы это сочеталось, нужно иметь невероятно хороший вкус к моде.
И вот тут наконец я понял. Ёрико не одобряет мой вкус в одежде. Раньше стоило мне вытащить рубашку, чтобы надеть, как она незаметно меняла ее на другую, несколько раз намеками спрашивала, и правда ли мне нравится поясная сумка. Но она никогда не говорила, что у меня плохой вкус, наверное, сдерживалась от последнего шага.
В голове всплыли слова Якиты о разводах на пенсии. Все, что она до настоящего момента терпела, разом выплеснулось наружу…
— Ну и самое последнее… Бежать, когда увидел патрульного.
— Я не сбежал. Это он стал меня преследовать.
Я вспомнил, как он меня назвал дедушкой, и меня вновь вогнало в тоску. Я решил не рассказывать об этом Ёрико, а просто печально смотрел на кожаные туфли на ногах.
Несколько дней спустя нам прислали коробку, полную сладких мандаринов. От родственников Ёрико, которые в префектуре Эхимэ занимались сельским хозяйством.
— Ого, здорово. Надо поделиться с Эбигавой. Как удачно. Поблагодарю его за то, что научил, как исправить тормоза.
Ёрико выбрала самые красивые мандарины и сложила их в пакет.
— Вот, отнеси.
— Что?
— Ты ведь тоже ездишь на велосипеде.
— Так-то оно так.
К тому же тебе все равно делать нечего.
Ёрико, разумеется, так не сказала, но я почувствовал, что она это подумала.
С пакетом в руках я отправился в комнату консьержа.
Она была рядом со входом в дом.
По ту стороны окошечка — небольшая комната. Комнаты консьержа часто именно так устроены. Стеклянное раздвижное окошко обычно закрыто, но, если нужно, изнутри консьерж может его открыть.
Эбигава сидел недалеко от окна и на что-то рассеянно смотрел.
Когда я приблизился, он резко поднял голову. Я через стекло сказал ему:
— Здравствуйте, Эбигава-сан!
Он встал и пошел открывать дверь. Прямо в дверях я передал ему пакет с мандаринами.
— Это наши родственники прислали мандарины из Эхимэ. Пожалуйста, угощайтесь.
— Спасибо большое, — с этими словами Эбигава взял мандарины.
За его спиной работал монитор. На нем было изображение с камер наблюдения. Вот на что он смотрел. Эбигава спросил меня:
— Гонно-сан, а вы любите мармелад ёкан?
— Ну, в общем, да.
— Вчера мне принесли, а я не очень люблю мармелад из бобов. Вы меня выручите, если заберете. Подождите секундочку.
Наверное, это его тоже кто-то за что-то благодарил. Разные, выходит, он подарки получает. А вдруг он и мандарины тоже не любит?
Пока я думал об этом, Эбигава отвернулся и вошел в комнату. Я впервые заглянул в комнату консьержа, она оказалась гораздо больше, чем я думал. Когда смотришь со стороны коридора, кажется, там места только-только, чтобы один человек сидел, а внутри, оказалось, и небольшая раковина есть, и стеллаж.
А еще стойка, на которой папки, куча документов на столе, белая доска на стене. Прекрасный офис.
И перед глазами большое окно.
— Окно… — прошептал я непроизвольно.
Эбигава вернулся с бумажным пакетом из кондитерской, специализирующейся на японских сладостях вагаси. Получив пакет, я сказал:
— Извините, что заглянул. Просто интересно, в чем заключается работа консьержа. Я вот тоже ушел на пенсию, времени много, подумывал, вдруг найду подходящее место…
Я сказал первое, что пришло на ум, но, когда произнес вслух, понял, что это не такая уж и плохая идея. Если физически здоров и у тебя много свободного времени, то вместо того, чтобы мучиться без дела, можно вновь поработать. Я ведь это прекрасно понимал.
Однако прежде я был только служащим; придумать, где бы я мог