– Ну, вы совсем больные, – тяжело вздохнул Макс, включая фонарик.
В желтом электрическом свете все увидели, что Колька сидит на кровати, неестественно выпрямившись, и стремительно бледнеет.
– Это она! – вдруг завопил он, выбрасывая из-под одеяла руку.
Ребята посмотрели туда, куда он показывал. В темном углу действительно что-то шевелилось. Что-то черное, бесформенное колыхалось на одном месте. А потом, прижавшись к полу, юркнуло между кроватями и утекло в щель под дверью.
– На простыню похоже, – первым подал голос Пашка.
– Ага, – повел фонариком по сторонам Макс. – Черную. А заодно красную руку, зеленые глаза и фиолетовые чернила. Вы что, народ, как в детском саду, решили себя сказками попугать?
Серега сел на Вовкину кровать. Руки его заметно тряслись.
– А ты откуда про куклу знаешь? – дрогнувшим голосом спросил он Наковальникова. – Ты ее сейчас видел? Правда, да? Я когда глаза открыл, думал, с ума сошел. Потом решил, что это девчонки пошутили – подбросили куклу, чтобы потом над нами посмеяться. И тут она зашевелилась – глаза бешеные, зубы скалит, а в руках напильник…
– Что? – подался вперед Макс. Но тут же откинулся назад, хохоча и дрыгая ногами.
Серега посмотрел на него непонимающим взглядом и вновь повернулся к Вовке:
– Она сказала, что сейчас отпилит ножки кровати, чтобы меня легче было в гроб перекладывать. И главное – ящик уже стоял, готовенький. Осталось только лечь и самому себя заколотить.
– Желтый? – на всякий случай спросил Вовка.
Пашкович даже кивать не стал, только еще больше побледнел.
– Эй, народ, у вас с головками все в порядке? – не на шутку разозлился Галкин. – Что вы здесь какой-то бред лепите? Какие куклы, какие гробы? У вас массовая паранойя – и больше ничего!
– Это она ко мне пришла, – подал голос Колька, пятерней взлохмачивая свои волосы. – Кукла эта чертова! Обещала утопить, вот и явилась выполнить обещание.
– Макс, хорош ржать! – не выдержал Вовка. Он целый день молчал и боялся. Дальше носить все это в себе он был не в силах.
Рассказ его был путаный. Наковальников говорил про сон, про себя в гробу, про мертвеца с ношей, про то, как тонул и как его чуть не съела кукла. Про странный разговор с хозяином, о том, что он видел на станции, когда приехала Алина, и как чуть не утоп, нырнув утром с мостков.
– Значит, это она все подстроила! Бабкина! – вскочил Серега. На смену страху пришла ярость. Он хотел сейчас же, немедленно разделаться со всеми врагами и нормально доспать сегодняшнюю ночь. – Ну, смотрите – четыре дня прожили нормально, а как она явилась – все, прости-прощай спокойная жизнь.
– Я этой кукле башку отверчу! – прошипел Колька, срываясь с кровати.
Обвязавшись простыней, он вылетел в коридор, рванул дверь комнаты напротив. За ним, как стадо маленьких разъяренных мамонтов, топали остальные. Выхватив у Макса фонарь, Спиря добрался до кровати новенькой.
Алина спала на спине, одеяло было натянуто до подбородка, светлые волосы разметались по подушке. Она и сама сейчас была похожа на куклу. Круглое лицо, румяные щеки. Вот только глаза светлые.
Глаза!
Бабкина лежала на кровати, странно выпрямившись, с широко распахнутыми небесно-голубыми глазами. Пухлые губки ее были приоткрыты, и из-под них в свете фонаря блестели белоснежные зубы.
Зрелище было настолько неожиданным и жутким, что все качнулись назад. Но тут Бабкина шевельнулась, освобождая из-под одеяла руку. Вместе с ней появилась лохматая светлая голова куклы.
Толкаясь и пыхтя, мальчишки помчались обратно. Спиря захлопнул за собой дверь, навалившись на нее всем телом.
– Не та, – с трудом переводя дух, прошептал он.
– При чем тут Алинка? – покрутил пальцем у виска Макс. – Подумаешь, приехал человек! Мало ли какие совпадения бывают?
В комнате раздались недовольные голоса, в дверь постучали.
– Эй, придурки! Вы чего там делаете? – послышался недовольный голос Майки. – Еще раз в нашей комнате увижу, всем головы пооткручиваю!
– Да спите вы! – крикнул Серега, ежась от ночного прохладного воздуха. – Подумаешь, человек дверью ошибся.
– Он башкой ошибся, а не дверью, – не унималась Голованова, снова пытаясь открыть дверь.
– Кукла живет в каморке у чердака, – медленно произнес Вовка. – Там и гроб стоит, – добавил он, догадываясь, что за желтый ящик он успел заметить днем. – И еще там всякого барахла полно.
– Там небось и денег этих до фига, – присвистнул Серега, отходя в сторону.
Дверь с грохотом распахнулась. На пороге появилась разъяренная Майка.
– Ну, кому здесь жить надоело? – грозно спросила она.
За ней виднелись довольные лица Ленки и Алины.
– Сказали тебе – ошиблись, – повторил за другом Пашка. – Марш по кроватям, пока в них муравьи не завелись.
Девчонки отшатнулись назад.
– Давай, показывай, – приказал Спиря, направляя на Вовку фонарь.
Наковальников тяжело вздохнул и пошел по коридору. У заветной двери он остановился. Если днем она была просто прикрыта, то сейчас на ней висел массивный замок с дужкой в палец толщиной.
– Вот гад! – выругался Спиря, на всякий случай дергая ручку. – Вот жучара! Запер-таки! Ну, хозяин, ну, удружил! Снасти свои пожалел. А на чердаке ничего и нет, кроме пыльных досок. Мы с Галкиным видели. Правда, Макс?
Галкин молча кивнул, задумчиво рассматривая темный тупик. Потом так же молча развернулся. Его шаги зазвучали на лестнице. Вернулся он с большущим кухонным ножом.
– Старик не зря слюной тогда брызгал, – по-деловому произнес он, ковыряясь ножом в замке. – Не чердак его беспокоил. Он за свою куклу переживал, фетишист старый!
– Кто? – шевельнулся за его спиной Пашка, который совершенно ничего не понимал во всей этой истории. – Почему фашист?
– Серегин, ты какой-то совсем темный, – не отрываясь от своего дела, хмыкнул Максим. – Фетишист – это тот, кто с каким-нибудь предметом как с писаной торбой носится. У нашего деда это кукла… – Галкин выкрутил последний винтик, и замок, жалобно скрипнув, повис на одной дужке. – И всего делов! Давай, Наковальня, показывай, где смерть Кощеева сидит?
– Это не здесь, – остановился на пороге Колька. – Если бы кукла жила на чердаке, то как она выбиралась бы сквозь запертую дверь?
– Она ключ с собой носит! – хихикнул Галкин. – На груди. Не стой на пороге, пойдем.
Шествие замыкали совсем сникший Серега и негромко подбадривающий его верный друг Пашка.
На площадке их встретило новое препятствие – дверь в каморку была крест-накрест забита толстыми досками. От удивления Макс присвистнул.
– Ничего себе защита! – почесал он в затылке. – Видать, Геннадиевич и сам свою куколку боится.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});