Читать интересную книгу Роковой роман Достоевского - Ольга Тарасевич

– Да-да.

– Я тебе говорила, что Виктор намного старше, и вы очень разные, и что твоя влюбленность пройдет намного быстрее, чем ты думаешь.

– Да-да, – подтвердил папан.

– Но сейчас… – маман решительно двинула кулаком по столу. Папан очень вовремя успел поймать падающую сахарницу, – сейчас ты не можешь его бросить! Это подло, это низко, это предательство! И я уверена, что это какое-то недоразумение. Ты знаешь мое мнение о Вите, мне твой муж не нравится. Но он не может быть убийцей, это очевидно. И потом, вот ты говоришь, что любишь другого. Ты опять не права! Ты не можешь никого любить, ты просто не знаешь, что это такое. Любовь – это прежде всего ответственность. А судя по тому, как ты ведешь себя со своим мужем, ответственности в тебе нет!

– Да-да. – Папан наморщил лоб, сделал глубокий вдох.

И тут его как понесло…

– Элеонора, мама права. Ты потребитель. Наше общество, к сожалению, сегодня ставит во главу угла удовлетворение только материальных запросов. И иногда сторонники такой теории (весьма ошибочной, на мой взгляд) говорят, что потребительство – это позитивная тенденция, потому что потребитель думает о потреблении и вследствие этого не скатится ни к национализму, ни к фашизму, ни к прочим проявлениям экстремизма. Я даже не говорю о том, что потребительство – это бег к нечеткой цели, ведь каждый день появляются все новые модели телефонов, компьютеров, строятся все лучшие дома и так далее. А человек, не достигающий цели, не чувствует комфорта, и это в конечном итоге все равно приведет к негативным для устойчивости государственной системы настроениям. Но речь не об этом. Потребительство нивелирует отношения между людьми. Моральные рамки исчезают…

Папан, увлекаясь, шпарил свою речь все быстрее и быстрее. И я, запутавшись, в конце концов не выдержала:

– Пап, ты это к чему? Я не понимаю тебя! Потребительство, потребительство. Мне бабки Виктора по боку были. Я выходила замуж, потому что любила. А сейчас прошла любовь, завяла морковь. Так бывает!

– Да ты не понимаешь. А я… я не могу тебе доказать, что ты эгоистична и думаешь только о себе. Для тебя Виктор – как старые джинсы. Поносила и выбросила. Как устаревший телефон или вышедший из моды пейджер. Но люди – не вещи. Я точно знаю, что так нельзя. Но как доказать, что нельзя обижать детей, что надо заботиться о родителях? Я точно в этом уверен, но я не могу доказать. И своего нового мужчину ты точно так же бросишь, как бросила Виктора. И это даже не твоя вина! Просто этот культ навязывается всеми средствами массовой информации, и их воздействие оказывается сильнее влияния среды…

Папан еще много чего трындел, но я терпеливо ждала, пока он иссякнет. Лучше не перебивать. Папан – препод, а они такие, начнешь цепляться, как разойдутся, потом ваще фиг успокоишь.

Когда папан наконец устал, маман, еще раз хлебнув валокордина, продолжила эстафету.

А я молча изучала скатерть. Мне так хотелось, чтобы предки меня пожалели. Но они же не знали всего, что происходило в нашей семье. Поэтому и обижаться на них, наверное, не стоило. К тому же они слегка в маразме. Твердят: потребитель, эгоист. Но разве люди не должны стремиться делать свою жизнь лучше? В квартире делают уборку, выбрасывают хлам. Я тоже имею право навести порядок в своей жизни, в конце концов она моя!

Когда мы наконец разбрелись по комнатам, чтобы сделать вид, что спим, я включила компьютер.

И мне стало так горько… Моя вдруг снова распустившаяся любовь к Кириллу от воплей родителей свяла, окончательно и бесповоротно.

Я вспоминала его голос, его признания и… ничего не чувствовала.

Тогда я подумала о Викторе. И поняла, что мне абсолютно на него наплевать.

Попыталась описать события сегодняшнего дня. Перечитывая, поймала себя на мысли, что переживаю… из-за того, что библиотечные книжки опять спустили в хранилище, а реферат сдавать через пару дней… Получается, маман и папан правы, я монстр, думаю только о себе. Эгоистка и предательница, ага.

Но я все равно считаю, что человек не должен предавать прежде всего себя. Так честнее. Если какие-то правила – да даже самые лучшие – вызывают протест, то на фиг такие правила. Even betrayal is better than hypocrisy.[60]

Глава 8

Екатерина Владимировна Матвеева возвращалась домой из магазина. И мысленно себя ругала.

Вот ведь баба, вот дура! Вроде и ужасы блокады только со слов мамы знает. Но все равно, как пенсию дадут – бежит в магазин, еды накупает полные сумки. А нести-то их тяжело, все-таки немолодая уже. А дверь в подъезд как неудобно открывать! И пачка макарон из пакета вывалилась…

Она вышла из лифта и от неожиданности вздрогнула. На лестничной клетке стояла высокая светловолосая женщина, звонила в квартиру Савельевых.

– А Валерия Петровича нет и, скорее всего, долго не будет еще. – Екатерина Владимировна опустила тяжелые сумки с продуктами и полезла в сумочку за ключами. – Наверное, вы Анечка, да? Двоюродная сестра Валерия Петровича? Он мне альбом показывал, а у меня такая память на лица.

– Нет, я не Анна. Мы с Валерием Петровичем работаем вместе. Что-то не могу до него дозвониться, а вопрос срочный.

Голос у нее был хриплый, простуженный. Матвеева взглянула на верхнюю одежду женщины и решила: в таком-то тонюсеньком то ли плащике, то ли пальтишке простудиться недолго. Длинный, просторный, а все равно несолидный какой-то.

– Валерий Петрович, наверное, в больнице еще, – предположила Екатерина Владимировна, открывая дверь в общий коридор. – Танечке утром опять стало плохо, она так кричала, я через стенку даже слышала, хотя стены у нас в доме толстые. А потом я мусор пошла выбрасывать – вижу, вышли они вдвоем. Не могу даже сказать, что Таня плохо выглядела. Обычно – рассеянная, улыбающаяся. Но Валерий Петрович сказал, что приступ был тяжелый, все равно надо врачам показаться.

– Что ж, тогда я пойду.

Екатерина Владимировна, собиравшаяся пригласить женщину к себе в гости, немного расстроилась. Поговорить после смерти мужа даже не с кем, а хочется. Того же Валерия Петровича обсудить: золотой он человек, как о сестре заботится и спиртного в рот не берет.

Но потом решила, что, наверное, женщина торопится. Вот ведь даже дозвониться не смогла, так сама приехала, прямо в квартиру. Видимо, что-то случилось, и не до гостей ей сейчас.

– Что-нибудь передать соседу? – прокричала Матвеева вслед удаляющейся незнакомке.

Та обернулась:

– Нет, спасибо! Я попытаюсь дозвониться!

– Дозвонитесь! Знаете, когда с врачом говоришь, может, и неудобно сотовый брать!

«Приятная женщина, – решила Екатерина Владимировна, входя в квартиру. – Вот было бы хорошо, если бы Валерий Петрович ей понравился. Хороший мужчина – и одинок. Вместе-то легче живется».

Включив телевизор, Матвеева разобрала сумки с продуктами, повязала фартук и занялась обедом.

* * *

Интернет-кафе находилось на втором этаже, над переговорным пунктом, где у синих телефонных будочек не было ни единого человека.

Когда Лика Вронская увидела ступеньки, которые предстояло преодолеть, чтобы воспользоваться компьютером, ей стало дурно. Узкие, крутые, деревянные. Да еще и сама лестница перпендикулярная, прямо как на крышу или в погреб. Смертельный номер, зрелище не для слабонервных…

Она еще раз осмотрела странное помещение и внезапно поняла, что второй этаж изначально не предусматривался архитектором этого старинного здания. Здесь, скорее всего, был холл с огромными пятиметровыми потолками. Поставили пару колонн, положили настил – и вот уже два этажа.

«Если бы конструкция была ненадежна, она бы разломалась раньше, – думала Лика, с опаской придерживаясь за металлические перила. – Не может же она обвалиться исключительно в мою честь, это будет несправедливо!»

Полумрак, спины людей, голубой свет, льющийся с мониторов.

И дым, дым, дым!

Здесь явно можно курить, и посетители пользуются разрешением на полную катушку, в двух шагах уже ничего не видно из-за плотного седого облака.

Из дыма вдруг вынырнула тщедушная фигурка, и Вронская едва не грохнулась в обморок.

– Вам надолго компьютер нужен? – меланхолично осведомился вампир номер два.

Он был точной копией своего собрата из мини-отеля. Только длинные спутанные волосы, крашенные в светлый тон, зловеще отливали в полумраке фиолетовым цветом. А руки его разглядеть в никотиновой завесе не получалось.

«Клонируют здесь таких мальчиков, что ли?» – оторопело подумала Лика. И, стараясь не смотреть на вампира номер два (а вдруг он такой же любвеобильный, как и первый вариант?!), пробормотала:

– На полчасика максимум.

Вампир-блондин показал Лике на ближайший компьютер, находящийся возле входа-лаза-амбразуры. А сам уселся за стол рядом, положил подбородок на ладони и задумчиво улыбнулся.