— Ты не имеешь права! — кричала она тетке. — Я ничего плохого не делала! Это даже в кино показывают!
И заявила экстренно вызванным на дачу родителям, что больше сюда не приедет.
Впрочем, ее больше и не приглашали.
Пока такие случаи не носят массового характера, а главное, большинство детей, совершая что–то постыдное, чувствуют свою вину. Но работа по «снятию стыда» идет полным ходом. Наше общество стараются приучить к тому, что дети и секс — вещи вполне совместимые.
«Если ребенка не насилуют, а просто раздевают, мастурбируют или заставляют что–то делать с половыми органами взрослого, это может вызывать у ребенка не столько страх, сколько приятные эротические ощущения, заставляя еще сильнее полюбить совратителя, — пишет апологет детского секса И.С.Кон. — Эротическая игра, мастурбация, прикосновения к половым органам часто воспринимаются ребенком положительно… Дайте вашим детям социальную защиту, материальное благополучие и, самое сложное, уважение и любовь, и тогда добычей случайных мужчин–педофилов будут только те дети, которые сами этого захотят (выделено нами), причем у них будет свобода выбора.»
Так что если развращение несовершеннолетних окончательно утвердится в качестве государственной идеологии (а это произойдет, если в школах введут–таки секс–просвет!), то негодование Маши станет вполне оправданным. А ее тете могут даже грозить «суд, Сибирь, тюрьма».
15. ГОША
Гоша выглядел как матерый рок–певец: на голове красная косынка с черепами, пальцы в тяжелых перстнях (тоже с черепами). Штаны, заботливо разорванные на коленках, украшали гирлянды стальных булавок. Рубашка с одним рукавом. Голая рука разрисована цветными татуировками, в нагрудном кармане плеер.
Было ему при этом всего 7 лет.
Когда это маленькое пугало входило с мамой в метро, в вагоне неизменно возникало замешательство. Люди переводили взгляд с него на прилично одетую и нормально причесанную молодую женщину, потом опять на него и совершенно не понимали, что это за пара. Меньше всего они были похожи на сына и мать.
Посторонние еще больше бы удивились, если б узнали, какова профессия Гошиной мамы. А ее профессия имела прямое отношение к детям, к их поведению и развитию: она была детским психологом. Хотя если вспомнить русскую пословицу «Сапожник без сапог», то удивляться не приходится. Особенно если учесть, какие веяния распространились в последние годы в психолого–педагогической среде.
— Гоша не терпит ни малейшего прессинга, понимаете?! Он как бы с первых дней был личностью. Я чувствую, что не имею права оказывать на него давление. Он как бы отдельный, давно сформировавшийся человек. База личности к трем годам формируется полностью. Это научный факт, понимаете?!
Но окружающие не понимали. Не понимали, что когда Гоша хамит, им надлежит кротко молчать. А когда он несет ахинею, вмешиваясь в разговор взрослых, они должны умиляться и выражать восторг перед его недюжинным умом.
Поэтому Гошу с трудом выносили даже близкие родственники. О нянях и детсадовских воспитательницах и говорить было нечего. В сад Гоша сходил всего один раз и то на полдня. Когда он во время обеда начал лупить ложкой по тарелке с супом и не реагировал на замечания воспитательницы, его вывели из–за стола. Такого насилия над личностью Гоша не потерпел. Ну, а мама, естественно, не посмела его принуждать.
После этого Гоша перебывал во множестве кружков и студий. Как правило, больше трех раз он не выдерживал. А его и подавно не выдерживали. Как только к Гоше предъявлялись требования, даже самые минимальные, его свободолюбивая натура начинала бунтовать. «Скучно», «противно», «надоело» — так он обычно объяснял свой негативизм. Хотя на самом деле ему могло быть поначалу очень интересно, но своеволе всегда перевешивало любой интерес. В результате «свободно развивающаяся личность» развивалась все хуже и хуже. Однако ученая мама и этому находила объяснения:
— Да, он не вписывается ни в какие рамки! Но они ему и не нужны! А в школу мы Гошу отдавать не будем. Школа только калечит человека, делает из него посредственность. Мы с мужем сами будем Гошу учить. Муж у меня как бы математик, так что он возьмет на себя все точные науки. А я буду заниматься с Гошей языками и литературой.
Как бы домашнее как бы образование длилось недолго. Через пару недель Гоша начал бурно самовыражаться, посылая родителей в задницу. (Сие изысканное выражение он почерпнул из зарубежных мультфильмов.) Родители развели руками и отставили его в покое.
— Гоша совершенно не приемлет все эти причинно–следственные связи. У него не европейский склад мышления, понимаете?! Он как бы стихийный дзен–буддист.
В общем, учеба как–то не пошла, зато стихийный дзен–буддист увлекся тяжелым роком. И, естественно, потребовал атрибуты, соответствующие этому увлечению. Родители внутренне вздрогнули, но ослушаться не посмели и приобрели.
Гоша уже предвкушал, как он целыми днями будет балдеть в наушниках, но тут неожиданно вмешался дедушка.
— Ребенок должен ходить в школу! — заявил он.
А поскольку это был не просто дедушка, а финансист молодой семьи, неповиновение грозило снятием с довольствия. Так что пришлось покориться.
Впрочем, школьная эпопея длилась недолго. За год Гоша побывал в четырех учебных заведениях ( в трех государственных и одном частном), но всюду его признали неуправляемым. В последнем, где Гоша «врубал» на уроках магнитофон на полную катушку, матери прямо было сказано о необходимости обратиться к психиатру.
Возмущению профессионального психолога не было предела:
— Им самим лечиться надо! Они хотят, чтобы дети ходили строем, как в казарме! Яркие, самобытные личности им не нужны. Они же неудобны, понимаете?! Вот таких, как Гоша, и записывают в сумасшедшие.
Она права была лишь в одном: психически больным Гоша исходно не был. Однако в помощи психиатра уже нуждался, ибо любое его столкновение с миром неизменно заканчивалось неудачей. А это, естественно, усугубляло чувство отверженности. И сколько бы мальчику ни внушали, что он исключительный, а мир плохой и его недостоин, он, конечно же, получал травму за травмой. Ведь чем старше становился Гоша, тем больше он нуждался в признании окружающих, не только родителей. Но с такими уродливыми стереотипами поведения на это невозможно было рассчитывать.
Или нет, почему же? Возможно, если только окружающие — дворовые хулиганы. Но Гошины родители от этого вряд ли пришли бы в восторг…
Историю этого мальчика мы рассказали потому, что она сегодня перестает быть частным случаем. То, что совсем недавно было фрондерством богемной интеллигенции (вполне понятным и даже полезным, поскольку оно хоть чуть–чуть уравновешивало чопорность застойных времен), теперь сделалось «достоянием масс». Поощрение своеволия — одна из главных составляющих сегодняшней идеологии. От скольких родителей мы слышали, что они не могут отнять у ребенка порнографический журнал или выключить телевизор, если там показывают что–то, не предназначенное для детских глаз и ушей! Не могут «из принципа», ибо для них главное — чтобы не было запретов!
Одна мама договорилась даже до того, что ее сын обязательно попробует наркотики, она в этом ни капли не сомневается. Ведь запрещать все равно бессмысленно! Ей только хочется надеяться, что он не привыкнет. Впрочем, по ее тону было понятно, что в случае необходимости она смирится и с этим. А сыну–то ее было неполных пять лет! Он и слова «наркотики» пока не знал, а она уже готовилась принести его в жертву на алтарь свободы. Свободы стать наркоманом и рано умереть.
И то, что Гошина мать — психолог, лишь на первый взгляд кажется анектодичным. Именно психологи наряду с масс–медиа стали проводниками идеи своеволия. «Нужно принять и полюбить себя таким, какой ты есть», — внушают они на всевозможных тренингах. Вот только окружающие совсем необязательно полюбят тебя таким, со всеми твоими гадостями, со всеми твоими психическими шлаками.
И получается, что вроде бы ориентируя человека на свободу, его загоняют в клетку одиночества, в барак изгойства, который впоследствии нередко становится уже не метафорическим, а реальным бараком, битком набитым уголовниками. Учитывая же популярность установок на «свободное воспитание», барак в недалеком будущем может расшириться до размеров страны.
16. СЕВА
Отца своего Сева не знал.
Мать считала, что отец ребенку вообще не обязателен. А уж такое ничтожество — и подавно.
— Я ему и отец, и мать, — с некоторым вызовом говорила она знакомым. — А мужики… кому они нужны?! Что они могут? Импотенты они! И духовные, и физические! Зачем детям в семье отрицательные примеры? А главное — какого черта взваливать на себя такую обузу?