На этот раз Йодль опять полностью вошел в роль начальника рабочего штаба и не высказал никаких возражений. Армия, столкнувшись неожиданно с существенным изменением своих планов, тоже приняла эту ситуацию молча[131]. Позднее стало известно, что армейские генералы оправдывали себя надеждой, что со временем сам ход кампании заставит и Гитлера вернуться к их первоначальному плану. Это был в определенной степени легкий выход из положения, и он оказался не более чем самообманом.
После появления директивы «Барбаросса» главная роль в дальнейшей подготовке Восточной кампании какое-то время опять оставалась за армией. Это особенно проявилось в ходе трех больших совещаний, состоявшихся с января до середины марта, первые два прошли в Берхтесгадене, а последнее в Берлине; на них Гитлер принял решения относительно выдвижения войск и первоначальных целей боевых действий, основанные на предложениях руководства сухопутной армии. Но это не означало, что ныне ОКХ в большей мере сходилось во взглядах с Гитлером относительно планов действий против Советской России, чем в конце июля 1940 года, когда эти планы были подготовлены. После разговора с главнокомандующим сухопутными войсками 28 января 1941 года Гальдер записывает в своем дневнике:
«Барбаросса»… не волнует Англию. Не усиливает заметно нашу экономику. Мы не должны недооценивать риск, которому подвергаем себя на Западе. Возможно даже, что Италия, потеряв свои колонии, потерпит крах, и тогда у нас будет южный фронт, проходящий через Испанию, Италию и Грецию. Если к тому времени мы увязнем в России, это еще более усложнит ситуацию».
В меру участия оперативного штаба верховной ставки в этих событиях генерал Йодль продолжал трудиться в качестве постоянного советника Гитлера, действуя самостоятельно и на свой манер, точно так же, как на ежедневных инструктажах в узком кругу домашнего воинства. Какие бы предложения относительно Восточной кампании он ни вносил и как бы ни влиял на особые пожелания Гитлера, в своих оценках он никогда не мог опираться на тщательные исследования, проводимые его штабом. Обычным для него было полагаться только на себя, и чем дальше и дольше он отрывался от отдела «Л», тем заметнее становилась эта тенденция. Он, казалось, не понимал, что неоспоримая власть, которой он обладал ныне, практически целиком происходила из того факта, что он стал постоянным членом гитлеровского окружения, а не из его должности начальника штаба оперативного руководства ОКВ; теоретически он защищал эту структуру, а на практике позволял ее губить.
В течение января и февраля грядущая Русская кампания постепенно захватила целиком весь вермахт; хотя при том странном существовании, которое мы с офицерами отдела «Л» вели в наших кабинетах в Крампнитце, нас она вообще едва ли затронула. В тот период возникло разделение высших штабов на те, что занимались Востоком, и те, что занимались другими театрами войны, – расстановка, приведшая в будущем к столь плачевным последствиям; в тот же период стали особенно очевидными недостатки нашего штаба, связанные с тем, что мы постоянно существовали отдельно от нашего начальника. Информация, которую мы получали от генерала Йодля, всегда человека немногословного, или из торопливых разъяснений кого-нибудь из адъютантов[132], была настолько неадекватной, что, например, 18 января в один из моих еженедельных визитов в Берхтесгаден мне пришлось спросить у Йодля, по-прежнему ли фюрер тверд в своем намерении проводить операцию «Барбаросса». Кажется, именно тогда Йодль, ответив мне, что Гитлер все еще решительно настроен проводить операцию на Востоке, выразил свою неприязнь к тому, что он считал выпытыванием и приставаниями, незабвенными словами: «Русский колосс окажется свинячьим пузырем; ткни его, и он лопнет»[133]. В данном случае Йодль преувеличивал даже больше, чем Гитлер, который на совещании 9 января якобы сказал: «Русские вооруженные силы напоминают безмозглого колосса на глиняных ногах, но мы не можем с точностью предугадать, какими они могут стать в будущем. Русских нельзя недооценивать. Поэтому в германском нападении должны быть использованы все имеющиеся ресурсы»[134].
Мы, офицеры отдела «Л», не всегда соглашались с такими взглядами «в высших кругах». Выполняя немногочисленные задания, поступавшие к нам в связи с Восточной кампанией, мы, как и прежде, взяли на себя ответственность за самое тесное, по возможности, сотрудничество со штабами отдельных видов вооруженных сил. Но и предметы, и цели нашей деятельности были довольно незначительными и не имели ничего общего с настоящей работой стратегического штаба высшего уровня. Например, я присутствовал на каком-то совещании ОКХ с начальниками служб организации и снабжения, в то время полковниками Мюнхом и фон Типпельскирхом; оно положило начало большому количеству обстоятельных исследований с целью попытаться удовлетворить весьма высокие потребности Восточной кампании в грузовиках, покрышках, запчастях и горючем. Нам надо было также собрать со всех видов вооруженных сил приказы, карты и другие основополагающие материалы, на базе которых, кроме всего прочего, можно было составить «график» приказов, отдаваемых Гитлером. Единственной в те месяцы задачей отдела «Л», связанной с Русской кампанией и имевшей хоть что-то общее с работой настоящего стратегического штаба, было обеспечить, чтобы указания по дальнейшему ведению войны против Англии и защите оккупированных территорий в Западной Европе согласовывались с новой обстановкой. Тесно связанной с этой задачей была и работа, о которой уже говорилось выше: использовать все возможные средства массовой информации для обмана противника, представляя «поход на Россию как величайшую хитрость в военной истории», предназначенную для того, чтобы «отвлечь внимание от последних приготовлений для вторжения в Англию»[135].
С начала марта Восточная кампания впервые потребовала действий всех отделов германской ставки. Однако примерно в середине месяца, когда переброска войск шла полным ходом, Гитлер опять вмешался в первоначальный оперативный план сухопутных войск; он просто отдал приказ 12-й армии на южном фланге фронта не начинать наступление из Молдавии. Он считал, что такую серьезную преграду, как Днестр, лучше преодолеть с тыла, и поэтому приказал усилить 6-ю армию на северном фланге группы армий «Юг» в районе Люблина всеми имеющимися в наличии подвижными соединениями. Неизвестно, приложил ли руку Йодль к этому новому самовольному решению, не обсудив его на ежедневном брифинге, как это всегда делалось с подобными «предложениями» Верховного главнокомандующего. Кажется, Гитлер обнародовал его во время продолжавшегося пять с половиной часов совещания с армейскими командирами и офицером их штаба полковником Хойзингером, и они, видимо, не высказали никаких возражений. Такие случаи вмешательства Гитлера в оперативные дела все больше подрывали основу всего оперативного плана на Востоке, и дневник Гальдера отчетливо показывает, с каким ропотом и неудовольствием все это воспринималось. Последствия решимости Верховного главнокомандующего сыграть роль великого военного вождя проявились в тех невероятных трудностях, с которыми пришлось столкнуться группе армий «Юг» в первые недели наступления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});