Режиссер и друг Савелия, Марк Григорьевич Розовский, один из немногих людей, чьему творческому направлению и художественному вкусу по мере сил следовал артист, поначалу был поражен, узнав, что Савелий стал верующим человеком. Действительно, среди нас, так или иначе соприкасающихся с сатирой, это был первый случай ухода человека в религию иудаизма, всячески поносимую прессой и общественным мнением. «Он не был Иванушкой, не помнящим родства, в данном случае — еврейского, — вспоминает Марк Розовский. — Я был поначалу шокирован его поступком, поскольку чересчур неожиданным он был для меня, а потом даже восхищен». Ну а я узнал об этом совершенно случайно, когда Савелий был у меня в гостях. «Извини, мне пора ехать домой, — сказал Савелий, — двадцать минут пятого. Скоро начнется заход солнца. Я должен молиться». Сказал убедительно, уверенно, так, как это и должно было быть, и его спокойствие передалось мне. Он уехал, а я подумал, что Савелий уже такой человек, который может общаться с Богом. И пусть Бог даст ему удачи, убережет от навязываемых ему киноштампов.
В Штатах Савелий женился дважды. Первая его жена Марина (Фаина) Крамарова дает свое истолкование его религиозности, на мой взгляд, чересчур мистическое, но я обязан привести его. Марина пишет, что как-то с советской делегацией он попал в Египет. Гуляя по Каиру, заблудился. На одной из глухих заброшенных улочек набрел на лавку старьевщика. Среди хлама увидел необыкновенный медальон, на котором была изображена голова святого, купил. Вернувшись в Москву, показал медальон антиквару и специалистам в музеях, те признали в святом Моисея. Савелий истолковал это событие по-своему: Бог не зря послал его в Египет, не зря достался ему этот амулет, мол, Бог решил напомнить ему, что он — еврей и должен посещать синагогу.
В этой истории есть странная нелогичность. Неясно, почему Савелий лишь через несколько лет после поездки в Египет стал верующим. Может быть, скрывал это от властей, зная их негативное отношение к верующим и боясь потерять работу? Многих даже смутила его «внезапная» религиозность. Может быть, он перестал скрывать ее, когда его перестали снимать? Но с другой стороны, он отменял по субботам свои выступления в грандиозном шоу «Товарищ кино», вызывая гнев начальства, поскольку публика валом валила именно на Савелия Крамарова.
Не могу точно определить день и даже год, когда Савелий принял иудаизм, но могу без сомнения утверждать, что его вера была искренней, и не она одна послужила предлогом войти в конфликт с начальством и покинуть страну.
Зато помогла, кому требовалось, нанести еще один удар по Савелию, которого он никак не ожидал, не зная, что все религиозные конфессии в стране подчиняются Комитету по делам церкви, курируемому КГБ или просто-напросто являющемуся его подразделением. Савелий регулярно молился в синагоге, и, как более или менее состоятельный прихожанин, делал денежные взносы, необходимые синагоге для хозяйственных и других нужд. Был своего рода почетным прихожанином и имел личное постоянное место в молельном зале. Каково же было его удивление и возмущение, когда синагогальный староста объявил ему, что его место занято.
— Почему?! — изумился Савелий.
— Потому, что вы лишены этого места, — пробубнил староста.
— Этого? Дайте мне другое. Мне личное место предоставил сам раввин! — объяснил Савелий.
— Сам предоставил, сам лишил, — безапелляционно, как приговор, произнес староста, — не шумите, вы мешаете богослужению.
Позднее Савелий узнал, что последний не завербованный властями раввин служил в хасидской синагоге на Малой Бронной в 1936 году На следующий год его там не стало.
Первые конфликты
Савелий Крамаров запомнил слова Евгения Евстигнеева, как-то сказанные на совместной вечеринке: «Я не комик и думаю, что зритель ждет от меня не смешного, а остроты. В нашей жизни наряду с трагедией много смешного, и это та емкость, из которой я черпаю материал для образа. Одной краски всегда маловато». Савелий долго размышлял над этими словами и понял, что если ему удалось в некоторых ролях разнообразить характеры героев, показать их в развитии, то остроты — сатирической — в его героях явно не хватает. На яркость, выразительность, доведенную в образе до гротеска, ему не хватало и сил и мастерства, а остроты, глубины, философичности зачастую просто не было, не заложена она была в характер его героя ни автором, ни режиссером. Непревзойденным кумиром в умении работать с авторами и текстами Савелий считал Аркадия Райкина. Мысленно он разыгрывал сатирические сценки с перевоплощением, но попытки, даже в домашних условиях, повторить интонации, мизансцены Аркадия Исааковича приводили к плачевным результатам. Савелий понял, что Райкиным стать нельзя. У него свое, только ему свойственное мастерство, своя интеллигентность, высочайшая культура и главное — своя гражданская позиция. Аркадий Исаакович был советским сатириком, пытался сделать жизнь людей лучше, честнее, не подрывая основ строя, но столь остры и реакционны были иные его персонажи, что заставляли людей думать о правильности выбранного ими жизненного пути.
Слухи будоражили души его поклонников. Было известно, что кампанию травли Райкина развязал министр культуры Александров. Начальник Управления культуры Москвы Шкодин, чья фамилия на редкость гармонировала с его деятельностью, запретил к исполнению программу Райкина, а после разноса в кабинете заведующего отделом пропаганды ЦК Шаура Аркадия Исааковича увезли в больницу с инфарктом. Савелию вновь вспомнились слова Евгения Евстигнеева: «Нельзя изворачиваться между драматургией, критикой, зрителем… Если драматург соврет, мы соврем — представляете, каким получится искусство?»
Савелий восхищался смелостью и одержимостью Райкина. Казалось, что у него не было слабостей, от него нельзя было рано избавиться, как от Владимира Высоцкого, а до этого — от Сергея Есенина, Владимира Маяковского… Разумеется, гонения сильно подорвали здоровье Райкина, но власти были вынуждены выдать ему все возможные награды: и звание народного артиста, и звание Героя Социалистического Труда, и Ленинскую премию… И после его первого появления на сцене вставал зал и около пяти минут безудержно аплодировал артисту — наверное, и за его мастерство, и за героизм гражданина. Савелий поражался выдержке артиста. Мучимый остеохондрозом и от этого слегка покачивающийся, он держался на сцене, как и во времена юности, три часа, немыслимое по напряжению время даже для вполне здорового артиста. Я уверен, что если актерское влияние Райкина на Крамарова было не столь велико, то в развитии чувства собственного достоинства, роста Савелия как личности Аркадий Исаакович Райкин, сам того не подозревая, сыграл громадную роль. Они не были знакомы. Но Райкин наверняка видел его на экране и потом узнал, что этот на вид простоватый актер проявил твердость характера в претворении своей идеи и ради нее даже пошел на конфликт с начальством, зная, что это грозит ему отлучением от любимой профессии. Вспоминает Марина Крамарова: «Когда в Лос-Анджелес приехал с концертом Аркадий Райкин, в антракте представители искусства и прессы пошли на сцену с ним повидаться. Аркадий Исаакович на каждого смотрел своими умными, добрыми и уставшими глазами. Когда его взгляд остановился на Савелии Крамарове, он просветлел. Савелий подошел к нему и с восторгом сказал: «Аркадий Исаакович, я преклоняюсь перед вашим талантом!» Райкин обнял его и при этом прослезился».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});