Мирослав передал конец веревки одному из солдат и подошел к Ромке.
— Чего там было-то? — заорал парень по-русски.
— Поговорили. — Мирослав поморщился, но замечаний делать не стал. — Оказывается, индейцы думают, что пушки и кони сами ведут с ними войну. Они будто сами рвутся в бой, чтобы наказать непокорных, а Кортес сказал, что он с трудом удерживает их от полного истребления местных жителей.
— А еще что?
— Я так понял, здесь делать больше нечего. Золота у табасков мало, а когда их спросили, откуда они его берут, те только и делали, что на запад показывали и все твердили: «Мешико, Мешико».
— Туда, значит, идем?
— Идем. На кораблях. Напрямки не выйдет, топи непролазные, гады ядовитые да звери злющие. Так что сядем на корабли, пойдем вдоль берега и как раз к мешикским владениям выберемся.
— А с женщинами что? Кто они?
— Их наши святоши покрестили уже, а Кортес грозился капитанам раздать, хотя лично я просто прирезал бы их да закопал по-тихому. Всех, кроме одной. Хороша чертовка. Небось, адмиралу достанется. Эх… — досадливо сплюнул Мирослав.
— Дядька Мирослав, да к чему такая злость?
— Здесь две сотни здоровых мужиков, большинство из которых бабы пару месяцев не видели. Чуть что, передерутся как петухи. Баба в таких случаях опаснее медведя. О, зашебуршились чего-то, — сменил он тему. — Наверное, скоро общий сбор трубить будут.
Мирослав был прав. Через несколько минут над городом разлетелся заливистый звук горна, призывая всех свободных от караула. Ромка двинулся верх по улице, за ним неторопливо потянулись солдаты.
В храмовом дворе царила привычная обстановка военного лагеря. Несколько человек чистили травой потных лошадок у коновязи. Долговязый доктор хлопотал над ранами. Рабы-кубинцы сидели в тени пирамиды и толстыми костяными иглами чинили кафтаны и куртки своих хозяев. У входа в пирамиду топтался часовой с короткой алебардой на плече. Сквозь проем, оставшийся от ворот, сорванных с петель, было видно, что все внутреннее убранство храма сорвано и сбито с крюков, а над жертвенным камнем висит скромное деревянное распятие. Рядом был раскинут большой походный шатер. Его посеревшая парусина ходила ходуном, а изнутри доносились смешки и взвизгивания.
— Бабы есть бабы, — вздохнул над ухом Мирослав. — Хоть во дворце, хоть в рабстве — все хиханьки да хаханьки.
Офицеры и священники собрались на привычном месте, под деревом.
Кортес говорил:
— Кабальерос, пришло время двигаться к кораблям. Сегодня вечером все собираемся и выходим за час до заката. Караулы снимаем в последний момент. Кавалерия, пушки и обоз отходят по дороге. Альварадо со своими всадниками идет в авангарде, арьергард замыкает Пуэрто-Карреро. Слева у нас остается болото, справа отряд прикрывает Вилья со своими меченосцами. Он движется на расстоянии полета стрелы, в случае засады или преследования заходит во фланг или тыл неприятелю. Всем все понятно?
Пуэрто-Карреро, как школяр, потянул вверх руку:
— Есть вопрос.
Кортес кивнул.
— До заката часа полтора. Нам за полчаса собраться надо?
Кортес снова кивнул. Капитаны вскочили на ноги и бегом бросились к своим солдатам.
Высокий мускулистый человек бежал по лесу. Ноздри его трепетали, словно вынюхивая добычу, грудь вздымалась и опускалась, как кузнечные мехи, но дыхание при этом оставалось ровным и неглубоким. Он легко перепрыгивал ручейки и канавки, проскальзывал меж высоких кустов, нырял под поваленные стволы и был похож скорее не на человека, а на зверя, вышедшего на охоту и почуявшего дичь. Только вместо клыков и когтей у него были короткая сабля, длинный кинжал и арбалет, заброшенный за плечо.
Дичь была уже совсем недалеко. Он уже различал треск веток под сапогами, острый запах пота и запекшейся крови. Он мог бы убить всех, нападая сзади и расправляясь с ними по одному, но ему были нужны только два человека. Надо было убить воина и захватить мальчишку, сделав это по возможности незаметно.
Ага, вот и испанцы. В колоне по два. Идут по тропе не то чтоб совсем беспечно, но и не очень настороже. Видимо, уверены в том, что индейцы не посмеют атаковать. Что верно, то верно — индейцы не посмеют.
Мужчина чуть сбавил скорость и стал забирать правее, намереваясь обойти колонну по кругу и осмотреться. Время есть, до берега еще часа два пути.
А вот и сеньор Вилья-младший. Ишь как вышагивает. Да его, похоже, тут главным назначили. Даже жаль обрывать такую карьеру на взлете. Рядом с ним тот самый ненавистный русич, который так споро разобрался с ними на постоялом дворе.
Прыгнуть бы сейчас из кустов, одного полоснуть кинжалом по горлу, второго угостить рукояткой по голове, бросить за спину да бегом. Но солдат много, а это тебе не лапотники, могут и пальнуть, и мечом достать. Отвлечь бы их.
Под ногой предательски хрустнула ветка. Мускулистый мужчина замер, страшась опустить ногу. Черт, поздно. Ратник остановился, скользнул взглядом по кустам и уставился почти в то самое место, где цаплей замер охотник. Глядя на этого человека, солдаты замерли как вкопанные. Послышался шелест клинков, извлекаемых из ножен.
— Дядька Мирослав, что там? Супостаты? — негромко спросил по-русски молодой Вилья.
Прислушиваясь и нюхая воздух раздутыми ноздрями, воин кивнул, взял у стоящего радом конкистадора арбалет, без зарядной машинки натянул тетиву, наложил болт и прижал к плечу узкий приклад.
Охотник скакнул за дерево и побежал в лес.
Мирослав плавно повел арбалет вслед удаляющемуся шуму, выдохнул и плавно нажал на скобу. Тяжелая стрела широким наконечником срезала лиану прямо за затылком бегущего и чуть не по оперение врубилась в неохватный древесный ствол.
— Дядька Мирослав, да чего там? — Ромка потряс стрелка за рукав. — Зверь?
— Зверь. Опасный, — ответил Мирослав, возвращая арбалет оторопевшему испанцу. — Знать бы только, какой породы.
Глава десятая
— Итак, господа, уже двенадцать дней минуло с того момента, как вождь табасков Техатлиле по моей просьбе отправил гонца к властелину Мешико Мотекусоме Второму, дабы оповестить, что мы намерены посетить его столицу, — задумчиво проговорил Кортес. — По всем расчетам, он уже должен был вернуться с ответом, но не вернулся. Что нам предпринять?
— Видимо, нам придется самим ехать к этому гордецу и объявлять ему волю великого короля Карла, — проговорил Альварадо, который стал любимчиком и правой рукой адмирала.
— Разумно, — поддержал его Карреро. — Люди уже стонут в этих болотах, среди ядовитых гадов и испарений.