Читать интересную книгу Статус неизвестен (СИ) - Юрий Шубин

— Крейг указал нам центр событий, ключевое место куда мы должны добраться не позднее пятнадцатого радовника. — Рон продемонстрировал зажатый в руке глянцевый листок, оказавшийся небольшим настенным календарем. Он поднял календарь над заслоняющим низкое солнце кустом, будто угроза света могла заставить бумагу выдать свой секрет. — Я сорвал его со стены в ракетном центре управления. Посмотрите, календарь военного образца и отпечатан сразу на двух языках, второй из которых-язык стороны с которой ведется война. Оккупационный вариант.

Иллари поднялся на ноги и взял календарь в свои руки. Парс отложил изучение тупика и тоже подошел вплотную.

Фракенский год был разбит по старинке на двенадцать месяцев и в названии каждого, как сказал Рон, язык фраков дублировался языком первоземлян. Вот список:

Ледомир — Январь.

Ветрохорь — Февраль.

Послабень — март.

Тальник — апрель.

Радовник — май.

Холомник — июнь.

Жарыч — июль.

Копнамет — Август.

Опадальник — Сентябрь.

Мывень — Октябрь.

Стыларь — Ноябрь.

Кованок — Декабрь.

Крохотные даты прошедших дней по микро перфорированной линии просечке легко отрывались. Календарь был оборван почти до половины. Последней «не ощипанной» датой стал день сегодняшний-двенадцатое радовника. У них в запасе еще оставалось три полноценных дня. Но пятнадцатое радовника было обведено двумя толстыми контурами. В ярко-красную жирную окантовку была вчерчена траурная черная рамка. Дата обведенная одновременно красной и черной каймой. Во всем календаре Фраков второй такой странной даты не было.

Загадки подстегивают самолюбие.

Парс ушел и вскоре притащил еще горячий, чуть измятый жестяной лист. Погрохатывая тот эмитировал раскаты грома, пока его торцом засовывали в щель между бетонными блоками перрона.

Сумерки надвигались так плотно и так низко, что казалось помнили запах прошлогодней травы.

Иллари постелил на землю плащ «крылатку». Рон вытряхнул на ладонь и бережно переложил в центр плаща хрустальную дробинку рекогносциратора. Парс лег и установил ствол хеклера на сошки. Он удобно пристроился и направил луч лазерного прицела на спектральную огранку хрусталика. Карта-развертышь лучезарно вспыхнула и повисла в воздухе, процарапав огненным резцом по голографическим изломам транспортные развязки дорог. Буковки названий проплывали по лицам космодесантников ползающим по раскинутому плащу, как мальчики вокруг игрушечного города составленного из ярких кубиков. Лист жести маскировал ломкое дрожание переплетающихся огненных жилок. Один глаз Иллари смотрел на Рона через букву «о», а другой через «и». Кружочек Норингрима соединялся с голубой ленточкой «Крикливой Грэтты». Отроги скалистых гор живописно устроились на пояснице. Спецназовцы отыскали на карте янтарную цепочку заброшенной железнодорожной ветки с зеленой пенкой леса вокруг. От нее до предместий Норингрима оставалось километров шестьдесят. Точка рандеву коричневой родинкой горела на кончике носа Иллари, нацеливая на результат.

— Тебе идут голубые усы и зеленая борода, — на подъеме, мирно пошутил Рон.

Иллари взглянул на него, резко нахмурившись:

— Глубокие краски несут волевое начало. Цветная полифония очень опасна для мужчины который пытается перекраситься в чужой цвет.

Если оскорбившему бросают перчатку, то товарищу довольно намека.

Даже сухой лист, падая, зашуршал бы громче, чем встал Иллари, заняв господствующее над всеми положение. Он не позволял себе обижаться. Это было его принципиальной позицией. Слишком важной и близкой была их цель и слишком быстротечным предел естественных человеческих возможностей.

Удерживая на лице маску самоуверенности Иллари отдал приказ:

— Первым не спит Рон. Вторым заступаю на пост я и последним, соответственно, Парс.

Рон послушно поднялся и подхватив свернутый спальник и автомат направился в сторону виадука. Птицы в кронах вскрикивали все реже и Рон шел по рельсам почти не озираясь.

Парс встал с оружием и подойдя вплотную, мотнув головой в сторону Рона, спросил:

— Н-нэ-не-д-доверяешь?

— Знаю, — обрушился, иссохся Иллари, как бы измаравшись во лжи. — Он честен с нами в деталях, но не в идее в целом. Обретая удаленность он хотя бы будет меньше давить на меня. Рон виртуоз и знает чем меня взять, а мне нужно подавить человеческую симпатию к нему. — Иллари устал и хотел есть, но еще меньше он хотел умереть:- У меня нет внятных объяснений, но есть опыт выживания, и он мне не врет.

Парс вскинул хеклер и касаясь губами приклада проговорил:

— Тэ-то-тогда пэ-п-прик-кажи в-вэ-выс-с-стрелить ем-му вэ сэ-с-пину и д-дэ-дело сэ-с кэ- концом, — точка лазерного прицела бегала по куртке удаляющегося Рона.

Даже не глядя Иллари понял что его берут на понт.

— Смир-рно! — приказал командир.

Парсу пришлось вытянутся перед Иллари и поставить хеклер прикладом на землю.

— Во первых не выстрелить, а по тихому зарезать, — назедал Иллари. — Во вторых, остается такое понятие как принцип необходимого знания и дозированности информации, который, если ты не забыл, гласит, что каждый знает только то, что ему полагается знать. Избыточная информация понижает шансы выполнения конечной задачи. Все ясно?

— Тэ-т-так тэ-т-точно.

— Тогда вольно, — уже без запала скомандовал Иллари.

Парс посмотрел на часы, улегся на плащ «крылатку» и больше ничего не выяснял. Сон был ему дороже. Иллари глубоко вздохнул и лег рядом, подпихнув ему и себе под головы по спальному мешку.

Ночь обещала быть теплой.

Длинная тень обтерханного полноприводника проваливалась в рытвины в клубах вихрящейся пыли, волнисто металась по дорожным ухабам. Каждый увертливый выпад машины преодолевал уродливость дороги, весело урча тактами двигателя. Фары сверкали неистово и возбужденно.

Самородов, не прощая ни себе ни другим, следовал заведенным для всех порядком. Армейский полноприводник, опасаясь демонстрировать себя работающим двигателем, притормозил в лесной просеке. Машина безропотно замерла и Ульрих заглушил мотор. Прятавшиеся звуки оживали в шорохе леса. Они перешли скромную развилку, спрятанную среди высоких деревьев. Пробирались пешком еще около километра сквозь непроходимые, заросшие вьюнком заросли и раздвигая клинолистые побеги. Пока что-то серое, молниеносно невидимое не шевельнулось сбоку и подало сигнал поворачивать.

На узком косогорчике зеленого мысика без шороха и шума, как овощи на не полотой грядке, лежали бойцовые чистильщики. Розыскники с мертвой хваткой, упорно ждущие приказа.

Настоящий следопыт убивает преследуемого ногами. Со всеми подобающими предосторожностями Стауэр Шефильд провел Самородова и Ульриха за выворотень дерева. Когда все трое легли в зеленый пушистый мох, обуютив позицию наблюдения. Из под ствола на стеклах появившегося бинокля прыгнули криволинейные отсветы. Окуляры двигались медленно, как ползущая по лицу муха.

Нагие, жесткие, немигающие глаза.

Самородов не торопился, он во всем любил конкретность и определенность. Все уголки были осмотрены накрепко. Безлесый пригорок, насыпь прижимающая растянутые плети рельс, пакгауз, светящийся прорехами склад, кромка леса и через воспаление заката нависающие фермы пешеходно-переходного моста.

— Только трое?

— Еще носилки…

— Я вижу.

— Такие используют горноспасатели и спецназ, — старался детализировать предмет разговора Шефильд, отклоняя попадающиеся перед окулярами шефа стебельки.

Самородов медлил. Кровельное железо, шеренга бетонных столбов со спутанными клубками проволоки.

— Их форма сдохла?

— При таком износе зарядника трансляторы маскировки итак прослужили им слишком долго.

— Резидентура?

— Никаких попыток контакта с местными не замечено, да тут и нет никого, — увещевал «именинник».

Самородов надолго замолчал. Его червоточило беспокойство от той легкости с какой Стауэр Шефильд обнаружил место ночевки вражеской диверсионной группы.

— Третий, который залег на виадуке, представляет наибольшую опасность, — расставлял акценты Стауэр.

— База «Форавец.»?

— Эскадр-командер Роззел дал добро на ночное десантирование.

— Держи на связи.

Самородов спрашивал, машинально сокращая фразы, целиком погрузившись в свои мысли: «Чтобы не попадаться нужно спешить совсем в другую сторону. Если взяться играть по чужим правилам, то и лучший может проиграть. Это была не война нервов, это была война импровизированных исходов.»

В нем до сих пор не изжил себя тот неподатливый, противный упрямец подросток.