Читать интересную книгу Почему существует наш мир? Экзистенциальный детектив - Джим Холт

Лесли называет свое решение «крайним аксиархизмом», поскольку оно утверждает, что реальность управляется абстрактными ценностями: в переводе с греческого «аксиа» означает «ценность», а «археин» – «управлять».

– Вы – самый главный авторитет в мире в вопросе о том, почему существует Нечто, а не Ничто, – сказал я ему в начале нашего разговора. Лесли сидел в своем доме на западном побережье Канады, одетый в теплый шерстяной свитер для защиты от осенних холодов, а я парил в ноосфере.

– Сомневаюсь, что в этом вопросе вообще есть авторитеты, – отмахнулся он. – Я специалист по разнообразным догадкам, которые высказывались. Однако у меня есть и мои собственные идеи, которые, как я говорил, восходят к Платону. Платон считал, что есть сфера необходимо существующих возможностей, и я думаю, что в этом он был прав.

– Необходимо существующие возможности?

– Ну, даже если бы в мире не было ничего, то все равно существовали бы различные логические возможности. Например, было бы верно, что яблоки, в отличие от женатых холостяков, логически возможны, хотя на самом деле их нет. Точно так же было бы верно, что если могут существовать два множества двух яблок, то могут существовать и четыре яблока. Даже если бы ничего не было, подобные условные истины, вида «если… то» все равно были бы верны.

– Ладно, – сказал я, – но как вы перейдете от таких возможностей – от так называемых «если… то» истин – к реальному существованию?

Платон рассмотрел эти истины и обнаружил, что некоторые из них больше, чем «если… то». Допустим, у вас есть пустая Вселенная, где нет вообще ничего. Факт, что такая пустая Вселенная была бы лучше, чем Вселенная, полная людей, испытывающих страдания. А это значит, что была бы этическая нужда в продолжающейся пустоте, а не в замещении ее Вселенной с бесконечным страданием. Но может быть и другая этическая нужда, в противоположном направлении, – нужда заместить пустоту хорошей Вселенной, полной счастья и красоты. И Платон считал, что этическое требование существования хорошей Вселенной само по себе достаточно, чтобы создать Вселенную.

Лесли обратил мое внимание на «Государство» Платона, в которой именно форма Добра дарует бытие вещам. По словам Лесли, его собственный ответ на тайну бытия, в сущности, модернизирует утверждение Платона.

– Итак, – сказал я, пытаясь сдержать недоверие, – вы действительно полагаете, что Вселенная каким-то образом возникла из абстрактной потребности в добре?

Лесли остался невозмутим.

– Если вы согласны, что в целом этот мир хороший, то идея, что он был создан из потребности существования хорошего мира, по крайней мере, имеет некоторое основание. Со времен Платона множество людей пришли к этому выводу. Те, кто верит в Бога, таким образом даже получили объяснение существования Самого Бога: Он существует, потому что есть этическая потребность в совершенном Существе. Идея, что добро может быть источником бытия, имеет довольно долгую историю – которая, как я уже говорил, оказалась для меня огорчительной неожиданностью, потому что я бы хотел считать себя перво открывателем.

В мягком, отточенном произношении Лесли мне все время чудилась усмешка, а также нечто, что заставило меня подозревать иронический подтекст в его платоновской истории творения. А если он всерьез утверждает, что Вселенная возникла в ответ на этическую потребность в добре, то как он объяснит, почему она в конце концов не оправдала ожиданий – в этическом и эстетическом смысле? Почему она оказалась безнадежно убогой, а то и вовсе злой?

Именно тогда я узнал, что, с точки зрения Лесли, реальность далеко превосходит то, что о ней знают все остальные.

Для начала, если бытие возникло из потребности в добре, то оно должно быть в основном духовным. Другими словами, бытие должно на самом деле состоять из сознания. По мнению Лесли, причина этого проста: чтобы Нечто было ценным само по себе, в отличие от ценности как средства, ведущего к цели, эта вещь должна обладать единством. Она должна представлять собой нечто большее, чем собрание отдельно существующих частей. Бесспорно, можно создать нечто полезное для чего-то, объединив бесполезные части – например, телевизор. Телевизор ценен тем, что может доставлять удовольствие тому, кто его смотрит. Однако ощущение удовольствия – это состояние сознания, и оно обладает единством, которое выходит за пределы лишь механической организации частей. Именно поэтому такое ощущение может быть ценно само по себе. Джордж Эдвард Мур, тот самый, который вместе с Бертраном Расселом стал основателем современной аналитической философии, первым подчеркнул ключевую роль того, что он назвал «органическим единством» в существовании внутренней ценности. Настоящее органическое единство, в отличие от обычного структурного единства, как в автомобильном двигателе или куче песка, реализуется только в сознании. Как заметил Уильям Джемс: «Каким бы сложным ни был объект, мысль о нем является единым, неделимым состоянием сознания»148. Таким образом, если мир действительно возник из потребности в добре, то на самом фундаментальном уровне он должен состоять из сознания.

Все это я уже почерпнул из ранних книг Лесли, например, из опубликованной в 1979 году «Ценность и существование». К чему я не был готов, так это к тому, насколько расширилась его космическая система за прошедшие годы.

– В моем представлении, – сказал он, – космос состоит из бесконечного числа бесконечных сознаний, каждое из которых знает абсолютно все, что стоит знать. А одна из вещей, которые стоит знать, это структура такой Вселенной, как наша.

Итак, сама физическая Вселенная, с ее сотнями миллиардов галактик, является лишь продуктом размышления одного из тех бесконечных сознаний – вот что говорит мне Лесли. И то же самое верно в отношении обитателей Вселенной, то есть нас, и наших состояний сознания. Так что мой вопрос остается: если бесконечное сознание все это выдумало, то почему существуют зло, страдание, несчастья и просто уродства? Почему мы живем в таком мрачном мире?

– Но наша Вселенная – лишь одна из структур, которые придумало бесконечное сознание, – ответил он. – Оно также знает структуру бесконечного числа других вселенных. И вряд ли наша окажется лучшей из них. Лучше всего, когда есть огромное число вселенных, одновременно существующих как умозрительные схемы в бесконечном сознании. Что касается безупречно прекрасной Вселенной, которую вы бы предпочли, то, может быть, одна из них как раз такая. Тем не менее существует и наша Вселенная тоже. Я подозреваю, что из всего бесконечного множества миров, созерцаемого бесконечным сознанием, мы далеко не первые по добру в целом. И все же я думаю, что вам пришлось бы продвинуться гораздо ближе к концу списка, чтобы найти мир, которому вообще не стоило бы быть.

Тут Лесли явно усмехнулся, но, тут же приняв серьезный вид, предложил мне рассмотреть Луврский музей в качестве аналогии. Как бесконечное сознание содержит множество миров, так Лувр содержит множество произведений искусства. Одно из этих произведений (например, «Мона Лиза») лучшее. Но если бы в Лувре были только безупречные копии «Моны Лизы», то как музей он был бы менее интересен, чем сейчас, когда в нем огромное число не таких хороших работ, добавляющих разнообразия. В целом лучший музей – это музей, в котором, помимо самых лучших шедевров, есть также все менее ценные произведения искусства – если только они вообще имеют эстетическую ценность, то есть не являются явно плохими. Подобным же образом лучшее бесконечное сознание – это сознание, которое созерцает все космические структуры, имеющие положительную ценность, – от самого лучшего из возможных миров до миров неопределенного качества, где добро едва перевешивает зло. Такое разнообразие миров, каждый из которых в целом немножечко лучше, чем полная пустота, является самой ценной реальностью – именно такая реальность способна возникнуть из платоновского требования добра.

Лесли ответил на одно очевидное возражение против его космического устройства – на проблему зла. Наш собственный мир явно не «Мона Лиза»: он запятнан жестокостью, страданием, произволом и мусором. Тем не менее, несмотря на все его этические и эстетические дефекты, в целом он все же придает реальности некоторую ценность – подобно тому, как заурядная картина посредственного художника может придавать некоторую ценность всему собранию Лувра. Поэтому наш мир достоин быть частью большей реальности, то есть достоин созерцания бесконечным сознанием.

Однако остается еще более серьезное возражение против аксиархической теории Лесли. Почему потребность в добре должна породить бесконечное сознание (или вообще что бы то ни было)? Другими словами, почему «должен существовать» подразумевает «в самом деле существует»? В реальном мире ничего подобного не наблюдается. Если несчастный ребенок умирает от голода, то было бы хорошо, если бы вдруг появилась чашка риса, чтобы спасти его от смерти. Тем не менее мы ни разу не видели, чтобы чашка риса появилась перед ребенком из ниоткуда. Почему же целый космос должен вести себя по-другому?