Анна, вы идете завтра. Нат и Роб – на третий день ярмарки. Мири, вы с Джайлзом – на пятый. Я подстрою ваши дежурства так, чтобы Аврора не осталась без охраны. А теперь – настроились на тренировку.
Должна сказать, что настроиться на тренировку в тот день оказалось самой трудной задачей в моей жизни.
У всех остальных утро на ярмарке прошло без происшествий, хотя Элль и Анна позже признались мне, что только-только успели занять места за столом, как раз когда сэр Делакар заглянуть их проверить. Теперь, когда настал наш с Джайлзом черед, мы встали затемно и перехватили на кухне хлеба с маслом, чтобы сэкономить как можно больше времени.
– В конце концов, – сказал Джайлз, пока мы обсуждали наши планы, – мы же наедимся на ярмарке досыта, так зачем портить все завтраком?
Так что, когда артисты и лавочники только начали занимать места, мы уже вовсю бродили по ярмарке во главе большей части толпы. Мы по запаху дошли к прилавку, который явно посещали в основном работники ярмарки, и купили жареных завитушек из теста, посыпанных солью. А потом быстренько обошли окрестности, чтобы выяснить, где стоят шатры артистов, о которых все с восторгом отзывались.
Первыми, кто достаточно проснулся для выступления, оказалась труппа актеров, которые разыграли комедию, где было много беготни, людей в постелях тех, с кем они не имели права находиться, и людей, что воображали, как это делают их супруги, и получали за подозрения по заслугам. Я находила все это абсолютно уморительным, хотя бедняга Джайлз до самого конца сидел пунцовый как помидор.
Он снова проголодался, и мы, прежде чем найти канатоходцев, отправились на поиски еды. И тогда я кое-что заметила и остановила Джайлза, не дав потратить монетку на очередной перекус.
– Джайлз… ты один хлеб покупаешь. Жареный с солью, с сахаром, с сахаром и специями, печеный с луком и чесноком, и травами, и зернышками, или с капелькой сыра, мяса или джема. Все это ты можешь приготовить сам или получить бесплатно на дворцовой кухне, если вдруг пожелаешь. Ты точно уверен, что хочешь тратиться на хлеб, который даже не белый?
Джайлз застыл на мгновение.
– Ты права. Это бессмысленно.
– Вон фрукты, – указала я на маленькую старушку с крошечным прилавком. – Если хочешь потратиться, попробуй что-нибудь там.
И старушка предложила золотисто-желтые яблоки, которые она называла «сладким медом». Мы еще никогда таких не видели и взяли по штучке. Они были чуть дороже старых добрых красных яблок, но стоили того, а потом мы пошли смотреть на жонглеров.
Наш придворный шут умел жонглировать, но до этого семейства ему далеко. Они были еще и акробатами, а он – нет. Правда, Тамарлайн уже был пожилым джентльменом, с его суставами было не до акробатики. К концу выступления, когда в воздухе летали тела, мячи, палицы, флаги и факелы, мои глаза сделали такими же огромными, как яблоки, которые мы только что съели.
Только мы вышли из шатра, как раздался оглушительный грохот, от которого у меня чуть душа в пятки не ушла. Я уже было подумала, что случилось ужасное, и пожалела, что не взяла с собой меч, но никто из торговцев и артистов ни на мгновение не остановился, а испугались лишь такие же гости ярмарки, как мы.
Джайлз вдруг рассмеялся.
– Я знаю, что это! Пойдем!
И, схватив меня за руку, он потащил меня сквозь толпу. Джайлз волок меня до самого края ярмарки, где расположились очень маленькие прилавки, и вокруг одного собрались люди. Они выстраивались в очередь и отходили с рожками из сплетенной травы, полной белых пушинок. В воздухе витал странный, но приятный ореховый запах, и мы принялись ждать свой черед подобраться поближе к его источнику.
К тому времени белых пушных штук на продажу не осталось. Рядом с очень горячим угольным очагом у круглодонной бочки из толстого чугуна с рукояткой и крышкой с зажимами стоял мужчина. Одет он был в наряд, которого я никогда раньше не видела, – не костюм, как у акробатов, а будто нечто из довольно далекой страны, сшитое из светлого льна или вроде того, с длинным шарфом, обернутым вокруг головы и шеи, все оранжево-охристого цвета. Мы наблюдали, я в изумлении, Джайлз в предвкушении, как мужчина залил в чугунную посудину немного масла и положил две горсти пшеничных зерен. Затем он закрыл крышку и стянул зажимы, чтобы она прилегала очень плотно, опустил бочку на угли и принялся крутить рукоять, одновременно работая мехами второй рукой, чтобы поддать жару. А потом он, безо всякого предупреждения, сдернул бочку с огня, накинул на ее конец большой тканевый мешок и выбил молотком зажимы.
БАМ!
Я взвизгнула, подпрыгнув на месте, и не я одна.
Мешок вдруг надулся, и когда мужчина снял его с бочки, я увидела, что и мешок, и бочка полны этих маленьких облачков. Мужчина посыпал их солью и травами, как следует встряхнул мешок и принялся зачерпывать его содержимое заранее заготовленными травяными рожками.
– Дай два пенни, – потребовал Джайлз, вытаскивая еще два из поясной сумки.
Два пенни – довольно большая для ярмарочной еды сумма, но я еще никогда такого не видела и потому решила, что оно того стоит. Кроме того, было не грех отдать пенни уже за саму возможность понаблюдать за работой этого человека.
Джайлз взял нам по рожку этих облачков, а потом порции вновь кончились, и торговец начал все сначала. Некоторые предприимчивые люди приносили свои посудины, и он отмерял им ровно столько же, сколько вмещалось в рожок. Я решила подождать и попробовать облачка, когда мы выберемся из толпы.
Они были вкусными, хотя я чувствовала соль и травы, а остальное никак не могла разобрать. Тем не менее мне понравилось, а новизна и зрелище с лихвой окупили затраты.
– Где он берет рожки из травы? – спросила я Джайлза.
Раз уж он знал о лакомстве, то должен был знать и об этом тоже.
– Нат говорит, что у него две жены и шестеро детей в шатре за пределами ярмарки, вот они все время и плетут эти рожки из травы, которую собирают у дороги, моют и сушат, – объяснил Джайлз, пока мы направлялись к шатру канатоходца, медленно жуя наши… ну, не представляю, как их назвать. Пшеничные облачка, наверное. Я прикончила свой рожок и обнаружила, что хочу еще.
Канатоходцы оказались так хороши, как и рассказывала Анна, и когда мы вышли из шатра, до возвращения во дворец осталось всего ничего. Я уже собиралась предложить двигаться в его направлении, чтобы не пришлось бежать,