Слуга ушел. Бьярн отправился потолковать кое с кем, имеющим доступ к императору. А сеньор капитан, осмотрев свою повидавшую виды шпагу и попробовав на ногте острие своего ножа, направился к выходу…
Открыв дверь, он увидел, что за ее порогом, вся в слезах, стоит сеньорита в своем новом нарядном платье.
– Ты куда это? – спросил он обеспокоенно.
– К его императорскому величеству, – ответила сеньорита твердо.
Капитан знал: если племянница его на что решится, разубеждать ее напрасный труд. Он только с сомнением покачал головой.
– Боюсь, что тебе не следовало так наряжаться, – заметил он как бы вскользь. – Хорошенькие девушки, насколько мне известно, имеют у Карла Пятого большой успех…
– Я не в его вкусе. И, главное, я стара для него, – заметила сеньорита спокойно.
Капитана эти заверения девушки нисколько не успокоили. Поэтому, когда носилки, в которых его племянница отправилась ко временным императорским покоям, через полчаса вернулись обратно, а сеньорита пояснила, что император на несколько часов куда-то уехал, дядя ее искренне порадовался.
С таким же известием возвратился в гостиницу и Северянин.
– А что, если мы в отсутствие императора вызовем с «Геновевы» часть команды, приступом возьмем эту харчевню и освободим Франческо Руппи? – вдруг задумчиво произнес сеньор капитан, но даже побоялся поднять глаза на своего друга: до того ему самому показался этот план нелепым.
Однако, к его удивлению, Бьярн, подумав, сказал:
– Хозяина харчевни придется связать, чтобы бедняга не пострадал… Кстати, дадим ему денег, иначе мы никак не сможем его отблагодарить… Но Франческо необходимо спасти! Нам необходимо точно узнать, кем было задумано это грязное дело…
Пока сеньор капитан добирался до «Геновевы», Северянину удалось дождаться императора.
Перед входом в императорскую опочивальню на страже стояло шестеро солдат. Они расступились и пропустили его внутрь. А там у двери солдат стояло уже не меньше десятка.
– Н-да, – произнес Северянин сочувственно, – быть императором – это не такая уж приятная вещь!
Карл Пятый подвернул ногу, она сильно распухла, и придворный медик, наложив на лодыжку повязку, велел императору некоторое время полежать.
– Надеюсь, что тебя пользует не тот французский врач – Паррэ или Парро, – которого столь любезно прислал твой дед твоему отцу, Филиппу Красивому? – спросил Бьярн.
Разговор у них сейчас велся не на немецком, а на французском языке, которым и гость и хозяин владели отлично.
– О нет, врач наш фламандец, – успокоил Бьярна Карл и тут же выслал из опочивальни всю стражу. – Хотя мои наемники не слишком грамотны, но могут среди них оказаться знающие французский язык, они ведь люди бывалые! – пояснил император. – Но, собственно, уже весь христианский мир знает, что Фердинанд Католик отравил своего зятя с помощью врача-француза, а тот отлично изучил свойства ядов еще в бытность свою при дворе его святейшества Александра Шестого… А ты что, все беспокоишься о своей Исландии? – спросил Карл. – Конечно, сдирать церковную десятину с такого маленького народа папе просто грешно! – добавил он с сердцем.
«Грешно – не грешно, – подумал Северянин, – дело не в Исландии и не в папе… Больше всего тебя беспокоит, остался ли в Исландии еще один такой золотой слиток!»
Подняв глаза на портрет, висящий над кроватью императора, он улыбнулся.
– Сколько тебе тогда было? Лет семь-восемь, а? – спросит он. – Работа, как я понимаю, Кранаха, его всегда можно узнать. Что же ты не расстаешься с ним, с портретом работы еретика, друга Лютера? И даже постоянно возишь его за собой?
– Произведение искусства! – коротко ответил Карл. – Да в ту пору о Лютере еще и не знали… А я вот все-таки хочу выяснить, какие же из ваших исландских родов хранят такой второй самородок.
– Слиток, – поправил его Северянин. Он ближе подошел к портрету. – И кто бы мог поверить, что из такого нежного светлоглазого мальчишки вырастет этакое…
– …чудище? – закончил его фразу император.
– Не чудище, а этакое императорское величество, – сказал Бьярн. – Владыка полумира! Или ты в мечтах видишь себя уже владыкой всего мира?
– Мечтать человеку никто не может запретить, – отозвался император. – Но ты все помалкиваешь насчет самородка…
– Слитка! – сейчас уже сердито поправил его Северянин.
– А как мне, Бьярн, хотелось бы поговорить с тобой… Ты можешь не поверить, но после смерти Жана де Соважа я каждый день молю господа, чтобы он послал мне настоящего друга!
– У коронованных особ редко бывают настоящие друзья, – заметил Северянин. – Но сейчас не время об этом толковать. Я пришел по очень важному делу. Время не терпит. Нужно выручить человека!
– Так почему же ты сам медлишь? – вполне резонно задал вопрос император. – Бродишь по моей опочивальне… рассматриваешь портреты…
– А потому, что я размышлял: не с твоего ли соизволения все это произошло… И вот решил, что ты здесь ни при чем… Кстати, именно ему, пострадавшему, ты дал письмо к Эрнандо Колону. Припоминаешь такого?
– Отлично помню… Его к тому же избрали королем стола… Так что же случилось с вашим Руппи? Видишь, какая у меня хорошая память на имена!
Выслушав рассказ о злоключениях Франческо, император поначалу решил, что тут замешана женщина.
– Таким красавцам, как Руппи, очень легко попасть в беду. Испанцы – народ ревнивый и кровожадный!
Однако Северянин подробно описал происшествие в харчевне. Тут явно не было ни намека на расправу с соперником…
– А ну-ка повтори всю эту историю еще раз, – сказал император.
И Северянин снова описал ему, как случайный спутник Франческо остановился вместе с ним в заброшенной харчевне, как Франческо заковали… Нет, нет, здесь, конечно, не было и намека на расправу с соперником!
– А откуда вам все это стало известно? – Император не спускал с Бьярна настороженного взгляда.
Северянин очень редко прибегал ко лжи.
«Сказать правду? Нет, это опасно!»
– Долго думаешь, – заметил император.
«Нет, надо все же позаботиться, чтобы не пострадал слуга из венты».
И Северянин невозмутимо продолжил рассказ:
– Одна женщина, проходившая мимо харчевни, услышала стоны, поднялась наверх, вынула изо рта Руппи кляп, узнала обо всем и тотчас же прибежала нам об этом сообщить.
Ложь была шита белыми нитками, и Северянин нисколько не обиделся, когда император сказал:
– А не была ли эта женщина переодета в мужскую одежду? Здесь, говорят, такое в обычае… – И добавил: – Больше всего меня интересует, кто из моих подданных решился действовать по собственному усмотрению! И для чего?.. Но уверяю тебя, Бьярн, что люди покойного Соважа выяснят, кто пошел на такое дело. И кто бы это ни был, люди Соважа его разыщут! – с гневом повторил император. – Значит, в переулке напротив трех харчевен? – И позвонил в колокольчик.