— Нет, — и придвинулся ближе, наклоняя ее голову в другую сторону. — Не яремная вена. Там кровь не насыщена кислородом. И не так хороша.
Джесси удивленно выдохнула, оказавшись на диване под Грэфом слишком быстро для человеческого сознания, чтобы уловить движение, как он принес ее туда. Рука, которой она сжимала ножницы, ослабла, и Грэф схватил ее за запястье, упирая лезвие себе в шею и прильнув губами к коже. Биение ее сердца дразнило Грэфа, и он вонзил клыки в горло девушки.
— Всегда кусай сюда, — сказала ему София в ночь, когда создала его. Она удерживала извивающегося, беснующегося бездомного и подстрекала Грэфа к убийству — «убийству из милосердия», говорила Софи, поощряя его — при этом указывая пронзать клыками не главную артерию, а те, что примыкают к ней, поменьше. — Так меньше грязи.
Его пьянило наслаждение такое же, как при первом кормлении, придавая новых сил уже окрепшим мышцам, новую жажду и так измученному голодом телу.
Джесси обещала, что стерпит боль, но Грэф сильнее и сильнее вгрызался, безжалостно, пока не услышал звук разрываемой под его клыками кожи. Девушка напряглась под ним, быстро повторяя «ай-ай» до тех пор, пока в конечном итоге не сорвалась на беспомощный крик. Но она так и не воспользовалась импровизированным оружием в ее руках.
Грэф хотел сказать ей, что худшее позади, но был не в силах оторваться от крови, которая все быстрее и быстрее наполняла его рот, пока девушка вопила под ним. Ее кровь была густой и сладкой; было вкуснее, если ты знал человека, и он нравился тебе, настолько, насколько вампиру вообще могла нравиться его пища. Грэф перестал думать о Джесси как о еде, и это сделало ее еще более вкусной. Ее кровь успокаивала бушующую в нем жажду, словно приливная волна после засухи, обмывающая теплым, влажным утешением его судорожные, растрескивающиеся ткани во рту.
— Хватит! — наконец взмолилась девушка. — Прошу тебя, хватит!
Кончик ножниц глубже врезался ему в горло, но Грэф не нуждался в подобном побуждении остановиться. Мольба в голосе Джесси превратила вкус ее крови во что-то испорченное и ужасное, как прокисшее молоко. Он поднял голову, и девушка оттолкнула его, задыхаясь, слезы струились по ее щекам так же, как кровь стекала по шее.
Увиденное заставило желудок Грэфа сжаться. Он поднялся, прошел к кухне, схватил рулон бумажных полотенец с пластиковой подставки и, скомкав несколько в руке, вернулся к Джесси, чтобы прижать к двум небольшим проколам на шее. Рядом с отметинами красовался темный силуэт там, где он оставил синяк нижними зубами, испортив гладкую кожу.
Грэфа едва не тошнило.
— Прости, — попросила девушка, шмыгая носом и вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Уф, ты был прав. Это очень, очень больно.
— Я пытался предупредить тебя, — он стал оправдываться больше, чем ему хотелось бы. — Прости, что сделал больно.
— Я же сама тебя попросила.
Ее влажные глаза блестели в темноте, и Грэф возненавидел себя еще сильнее.
Пообещал Джесси, что никому не позволит причинить ей вред, а потом взял и сделал это сам. Он был таким же подонком, как и Дерек.
Грэф позволил ей самой прижимать бумажное полотенце к шее сразу, как удостоверился, что кровь стала замедляться. Чтобы сосредоточиться на чем-то другом, кроме причиненной ей боли, он взглянул на ноги девушки.
— Как твоя лодыжка?
— Эмм, — начала она неуверенно, — Думаю, в норме. Болит только, когда поворачиваю.
— Мне не следовало позволять тебе наступать на нее, — Грэф опустился на пол и взял ее ножку в руки, осторожно разматывая грязный бинт. — Я перевяжу ее, а потом снова поднимешь ногу.
Он работал молча, не желая смотреть Джесси в лицо или на ее дрожащие руки, или окровавленную шею. Этот опыт излечил его от жажды крови девушки, это он знал наверняка. Не было ничего хорошего в том, чтобы кормиться кем-то, о ком ты беспокоишься, и неважно, насколько великолепны они были на вкус.
— Спасибо, — тихо сказала девушка, закрепляя металлическими скобами повязку.
Грэф покачал головой.
— Не за что. Я помню, каково это, быть человеком. Даже такая небольшая травма заживает до смешного долго.
— Да нет, в смысле, и за перевязку тоже спасибо, но еще за то, что выпил моей крови, — эти слова были настолько странными, что наверняка были искренними.
— Не благодари, — и Грэф это сказал отнюдь не в том смысле, в котором говорил Джон Вейн, спасая женщин в кино. — Я имею в виду, на самом деле ты не должна быть благодарна за то, что я с тобой сделал.
— Я кое-чему научилась из всего этого, — Джесси аккуратно подняла лодыжку на подлокотник дивана и откинулась назад.
Грэф фыркнул.
— Чему же? Тому, что укус вампира это больно?
— Тому, что ты беспокоишься обо мне, — глаза девушки медленно закрылись, и Грэф коснулся тыльной стороной ладони ее щеки, с облегчением почувствовав тепло. Если бы кожа была липкой и холодной, он бы понял, что взял слишком много. И тогда был бы только один способ все исправить.
К счастью, она просто испытывала естественное утомление после болезненного опыта. Джесси сжала пальцами его ладонь, удерживая ее у своего лица.
— Спасибо, — вновь прошептала девушка прежде, чем ее хватка сонно ослабела.
Грэф прижался губами ко лбу Джесси и задержался, вдыхая ее аромат. Запах не крови, а пота, домашнего мыла и отвратительного дыма марихуаны из бара Джун. Вместо этого могли быть ароматы цветов, домашнего печенья и детской присыпки; пристав к ней, эти запахи были бы еще слаще.
— Спасибо, — прошептал он, касаясь губами ее лба. — Спасибо тебе.
***
Судя по тому, как Грэфу хотелось спать, было около четырех часов вечера, когда кто-то вошел в их тюрьму. Это была Джун, которая принесла два бумажных пакета. В одном были остывающие початки запеченной кукурузы, а в другом — лоток с черствым хлебом и Тупперверские[25] контейнеры с клубникой и ежевикой.
Джесси, уже одетая и с распущенными волосами, чтобы прикрыть отметины на шее, взяла пакеты и поставила их на стойку, бросив короткое:
— Большое спасибо.
— Почему не ешь? Ты наверно голодна, — сказала Джун с виноватым выражением лица, заметным невооруженным глазом.
Джесси обернулась, запихнув руки в задние карманы.
— Ну, не знаю, как долго мы будем тут торчать, так что, думаю, стоит нормировать расход запасов. Разве не умно?
— Это продлится не очень долго, — то, как Джун сказала об этом, дало Грэфу понять, что именно она имела ввиду. Не очень долго не до суда, а до того момента, как они перестанут волноваться о еде и воде, да и жизни в целом.