Читать интересную книгу Кирилл и Мефодий - СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB

Третьего дня он удивил Мефодия новой книгой, написанной теми буквами, которые Константин создал в самом начале. Они были очень близки к греческому письму, дополненному новыми знаками, отвечающими славяно-болгарской речи.

По мнению Мефодия, эта азбука могла бы сделать полезное дело, если бы их послали в Болгарию. Так же думал и Константин, однако он приостановил работу над нею: она была слишком похожа на греческую и потому могла не понравиться болгарам, породить сомнения в честных намерениях братьев. Вторая азбука, созданная Константином, была красивее и оригинальнее, но труднее для изучения и письма. Этой азбукой уже было написано несколько переведенных книг, однако любовь к первой не умирала. Сейчас, глядя на книгу, переписанную Климентом, Мефодий вспомнил свой тогдашний разговор с братом.

Константин вздохнул:

— И все же первая лучше!

— Чем? — спросил Мефодий.

— Видишь ли, за Хемом пишут по-гречески, а потому азбука, основанная на греческом письме и дополненная некоторыми близкими к нему знаками, позволила бы легче воспринимать и запоминать ханские указы, чем наша новая...

— Тогда давай откажемся.

— Поздно. Да и я стал терять надежду, что нас направят в Болгарию: кое-кому из знати это невыгодно...

Теперь Мефодий снова решил при первом удобном случае поговорить об этом с братом.

Константин вернулся в приподнятом настроении. Пока ехал сюда, многое обдумал. Сначала хотел взять с собой Климента и Марина, но потом отказался от этого: пришлось бы приостановить переводы и переписывание книг, а хазарам новая азбука вряд ли будет необходима. Ведь они трудились для своих единокровных братьев, а, насколько он знал, в Хазарии боролись за приоритет иудейская, христианская и магометанская религии. Сразу после своего возвращения он разыскал в монастырской библиотеке среди древних книг Пятикнижие Моисея, чтобы восстановить в памяти знание древнееврейского языка, полученное еще в Солуни. Философ слышал когда-то, что самаритянский список сильно отличается от списка Пятикнижия, который он держал сейчас в руках. Сам язык самаритян отличался от языков других иудейских племен — самаритяне избегали контактов с ними. Когда Константин ездил к сарацинам, он брал с собой Ветхий завет в списке иудейского ученого Акилы. Акила принял учение Христа, но потом отрекся от него. Чтобы помочь иудеям в спорах с христианами при толковании Ветхого завета, Акила перевел его буква в букву, но именно поэтому некоторые места остались неясными. Во всех диспутах иудеи пользовались переводом Акилы. В длинные ночи отшельничества Константин не раз внимательно читал этот перевод. В нем было немало ошибок, которые могли бы оказаться ему полезными. Будто кто-то умышленно водил рукой Акилы! Например, фразу в греческом тексте «И пусть мой бог поселится среди нас» Акила перевел: «И пусть мой бог вселится в наши утробы», хотя греческий текст был весьма далек от идеи перевоплощения Христа. Это можно использовать в споре. Философ по опыту знал, что диспуты обычно ведутся вокруг святой Троицы и появления помазанника на свет божий из чрева девицы. Иудеи отрицали приход мессии, говоря, что Иисус еще не появился и что, следовательно, вера в него обманчива и неистинна. Константин не раз доказывал истинность учения Христа и надеялся, что и теперь не ударит в грязь лицом. Во время диспута он преображался, чувствуя, как его охватывает сильное внутреннее волнение, как некий голос свыше подсказывает ему цитаты и сильные стороны текста, помогая одолеть противника. Он считал это проявлением божьей справедливости, вдохновляющей его на победу. В остальном, в жизни, философ чувствовал и вел себя, как все люди с их заботами и тревогами... Подготовка к отъезду шла в лихорадочном темпе» но братья все еще не решили, как быть с Климентом и Марином. Опасения Константина, что, если они также поедут к хазарам, здесь погаснет очаг познания, зажженный с таким трудом, взяли верх. Они решили их оставить, дав им обширный перечень книг для переводов и переписывания. Перед дорогой Константин взял с юношей клятву: если что-нибудь случится с братьями в далеких землях, они продолжат дело, пока не посеют семена просвещения в душах славян. На том и простились. Утром братья должны были выехать в Константинополь. В последнюю минуту в дверь постучал какой-то бродяга. Философ открыл неохотно: в келье было не убрано. Тот вошел, поклонился я сунул ему в руку тоненький свиток, очевидно, хранившийся внутри посоха. Философ удивленно посмотрел на запыленного странника, но тот кивнул ему: читай! Иоанн умолял братьев плыть морем: «Во имя всевышнего заклинаю — послушайся меня! Я желаю только добра тебе и Мефодию. Твой Иоанн».

— И это все? — спросил философ.

— Все.

— Ты читал?

— Не умею...

Константин достал мошну и положил золотую монету в ладонь незнакомца.

— Ты еще увидишь его?

— Нет.

— Тогда ступай.

Человек неуклюже поклонился и вышел, радуясь монете, будто с неба упавшей к нему в карман — ведь сын кесаря и без того хорошо заплатил ему.

Константин присел и снова перечел письмо. По-видимому, что-то очень важное побудило Иоанна настаивать на изменении маршрута.

Вошел Мефодий.

— В чем дело? — спросил он, увидев задумавшегося брата.

— Вот, читай!

Мефодий прочитал письмо, пнул ногой какой-то горшочек из-под краски и твердо сказал:

— Надо учесть.

Игумена удивило новое решение братьев. Впрочем, тут же прикинул он, так будет легче для коней. Лишь бы нашелся корабль, чтобы перебросить их на тот берег. Проводить их пришла вся монастырская братия. За всю историю монастыря ему не оказывалось такой чести, он был удостоен самого высокого доверия государства и церкви. Обитель отправляла своих иноков в далекую землю хазар. Это следовало записать в монастырской книге. Благодаря братьям пришла известность и к игумену, он двукратно обнял Константина, а с Мефодием подробно советовался о хозяйственных делах, веля брату Пахомию внимательно слушать, так как все эти заботы возлагались теперь на него. Игумен обещал поддержку Клименту и Марину, освободив Марина от работы на кухне. Все было, как положено при проводах в долгий путь, — сердечно и душевно.

Братья и Савва без злоключений добрались до Константинополя. Кто-то украл одну из икон, но это не опечалило их — пусть крадут во имя укрепления веры. С корабля все трое отправились в монастырь святых Сергия и Вакха. В свое время эта обитель была оплотом иконоборческой ереси. Игуменом был пресловутый Иоанн по прозвищу Анис. Так прозвали его недруги, потому что он умел лечить травами, из-за этого он слыл чуть ли не колдуном. Когда Иоанна выбрали патриархом, многие священники не хотели признавать его. После свержения Иоанна Константин провел с ним диспут в этом монастыре и победил его, посрамив белобородого старца.

В монастыре их сегодня не ждали. Константин наказал Савве позаботиться об их жилье, а сам с братом пошел в город. — разыскать Горазда и Ангелария и попросить аудиенции у Фотия. Философ хранил за поясом длинный список необходимых людей и вещей. Он все хорошо обдумал. Не хватало еще повара, казначея, погонщиков мулов, нескольких слуг. Императорская канцелярия должна была назначить своего синкрита. Жалко было оставлять Климента и Марина, но их задерживали в монастыре важные дела. Братья с Гораздом и Ангеларием обошли базары, купили кое-что в дорогу, вечером расстались. Константин хотел встретиться с Иоанном и поговорить о его записке, но к нему было трудно пройти. Вечером в келье братья долго обсуждали предстоящую поездку. Еще в монастыре святого Полихрона Константину не давала покоя мысль о мощах папы Климента Римского[46], о котором говорили, будто он был сослан именно в Херсонес. Вот был бы успех, если бы удалось найти его могилу! Возвращение в Царьград с этими мощами само по себе принесло бы братьям большую славу. Еще более важное значение имело бы это праведное дело для христианского мира. Но философ опасался, что Мефодий не одобрит его намерений и охладит его пыл. И потому Константин колебался. Однако ему нечего было скрывать от брата. Разве это не их общее благо?..

Неожиданно для Константина Мефодий тоже загорелся этой идеей. Если они сумеют найти мощи святого, перед ними откроются дороги во все концы христианского мира. О чудотворной силе мощей широко известно, о них говорится в житиях и писаниях святых. Новая надежда прибавила сил. Утром Фотий, к удивлению братьев, сообщил им, что император и Варда хотят их видеть. После обеда они поднялись в императорский дворец, где в одном из залов их принял кесарь. Он хмуро смотрел из-под насупленных густых бровей, его вопросы и ответы звучали как приказы. Вручив дары для кагана[47] — золотую и серебряную чаши и отрез алого бархата. — он наказал отстаивать веру Христову и просить кагана вернуть на родину всех пленных византийцев. Пожелав счастливого пути, Варда, все такой же мрачный, отвел братьев в приемную василевса. Константин все это время думал об угрюмом кесаре, его глухой голос звучал у него в ушах. От человека с таким голосом можно было ожидать только всего самого страшного. Если бы Феоктист был среди живых, проводы стали бы настоящим праздником. Логофет знал все церемонии — не зря ведь занимался внешними делами империи. Михаил принял только Константина и Фотия, и то лишь на пять минут. Мефодий подождал обоих. Асикрита уже дали — человека Варды, Феодора. Вручив ему список необходимых вещей, братья вернулись в монастырь и углубились в изучение книг. Они уточнили также поручения для Климента и Марина. Накануне отъезда появился Иоанн. Открыв без стука дверь, он сказал: