Читать интересную книгу Запах ночного неба (СИ) - Вилкс Энни

— Мы должны быть подвижны, — отозвался он, наконец. — Иметь возможность в любой момент сойти с дороги. Повозка имеет смысл только пока идем по тракту, потом ее придется сбросить, а тюки с кормом для лошадей распределить. А это нас замедлит. Мы везем корм так только для того, чтобы сохранять темп в начале.

— Лошади могут пару дней не есть. И мы скоро окажемся в Черных землях, — сказала Юория высокомерно. — Там любой крестьянин отдаст нам весь овес, как только увидит меня или дядю. Не нужно ничего на себе тащить.

Иногда Олеар не понимал, как Юории так долго удавалось кем-то править, тем более, осторожными до мнительности черноторговцами. Но вот она одарила его взглядом темных, глубоких глаз, и сердце пропустило несколько ударов.

— Никто не должен знать, что мы здесь, — терпеливо объяснил Олеар. — И нам нужно пройти как можно дальше и потеряться в лесах Зеленых земель, пока защита Сина не рухнула. Пар-оольцы тоже не могут теперь перемещаться, но мы не знаем, сколько успело оказаться в Империи. Они станут искать нас недалеко от Приюта, этот тракт скоро будет кишеть ими.

— Они думают, что мы выезжаем завтра.

— Мы миновали не меньше восемнадцати подозрительных групп только сегодня, хотя на тракт вышли лишь недавно. Только иллюзия нам помогает, но это ненадолго.

— Да что с нами случится? — надула красные губы Юория. — Даже если нас подкараулят, дядя их всех убьет.

— Убивать — крайняя мера, все с этим согласились, — напомнил ей Олеар. — Если мы убьем тех, кто пришел нас выслеживать…

— То обнаружат наш путь, я помню, — нетерпеливо закончила за него Юория. — Ну и что? Придет больше пар-оольцев — умрет больше пар-оольцев! Да пусть бы пришли хоть все.

— Юория… — вздохнул Олеар, с удивлением ловя себя на раздражении. Он хотел сказать ей, что это глупость, что их путь отследят до ущелий, что артефакты в ограниченном пространстве могут их просто разделить и убить большинство по одиночке, особенно если директора правы, что Даору Кариону не захочется быть всем нянькой и следить за благополучием герцогов и их семей, что даже черный герцог может уступить в скорости демону — если пар-оольцам помогает демон, что стоит лишь одной семье умереть — и защита не будет восстановлена… Но вместо этого лишь оборвал: — Это не тебе решать. Мы скрываемся, а не убиваем. Лошадям нужен корм. Ближайшее пополнение запасов — в окрестностях Зеленого дола, где никому до нас нет дела.

— Это где я… — тут она почему-то смутилась и перешла на шепот: — Где умерли Голденеры? Там сейчас такая разруха… Мне нельзя появляться в тех местах.

— Ты и не пойдешь.

— Ты знаешь про ту историю?

— Откуда такая скромность? — едко поинтересовался Олеар. — Ты широким жестом вырезала семью зеленых герцогов и не гордишься этим?

— Дяде это не понравилось, — отвернулась Юория. — И эта девушка, которую все зовут Тамаланией, была их служанкой. Он запретил мне говорить об этом.

— Ты боишься ее? — не поверил своим ушам Олеар.

— Нет! — вскинулась Юория. — Она никто! Но я слушаюсь дядю.

И такая боль сочилась из ее прекрасных глаз, что Олеар пришел в ярость.

— Глупо ревновать, — отрезал он, словно ударяя Юорию наотмашь. — Она — его женщина. Ты его не интересуешь и никогда не интересовала. Как ты можешь быть столь глупа?!

— Она временная, — глухо отозвалась Юория. — Как и все. Я узнавала. Никто из его любовниц долго не жил! Он убивает их сам, да? Потому что они надоедают?

— И ты, вероятно, думаешь, что раз он терпит тебя столько лет, то не убил бы? — продолжал резать ее Олеар. — Очнись. Ты — пустое место для него, а эта девушка — нет. Да, прошлые его увлечения жили лишь пару ночей. Но к ней он относится иначе. Поверь мне.

— Ты можешь ошибаться, — без всякой уверенности протянула Юория. — Она нужна ему лишь потому, что Вестер больше не слушается нас…

Ее отчаяние вдруг заставило Олеара устыдиться.

— Сама знаешь, что дело не в этом. Юория, я не хочу, чтобы ты погибла. Не пытайся навредить ей. Это будет стоить тебе жизни.

— Ты просто меня хочешь, — подняла подбородок черная роза. Теперь ее тонкий стан казался высеченным из камня, и даже платок не портил этой великолепной иллюзии. Олеар засмотрелся на наполнившую ее гордые черты прежнюю уверенность. — Я вижу, как ты на меня смотришь. Ты хочешь, чтобы я отдалась тебе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я могу изнасиловать тебя сегодня же, — с удовольствием подогрел он ее. — Но зачем? Ты прекрасна. Ты стоишь больше, чем бесплотные попытки поймать ускользающую тень.

— Ты о дяде? — тихо спросила Юория.

— И о нем тоже, — кивнул Олеар. — Я просил у него твою жизнь, Юория. Потому что ему не было до тебя никакого дела. Он с самого начала знал, где ты, и хотел оставить тебя в Пар-ооле как можно дольше, чтобы ты успела узнать как можно больше. Очнись.

— Никто не смел говорить так со мной! — эти слова должны были прозвучать иначе, совсем не жалко, но голос женщины дрогнул. — Зачем ты мне все это рассказываешь? — тише спросила она.

— Чтобы ты перестала обманываться и ломать себя ради не существующей возможности, — почти нежно ответил Олеар. — Оставь это. Ты прекрасна не только как дополнение к нему.

— Я знаю, что я не дополнение, — выдохнула Юория, ударяя лошадь стеком.

Олеар посмотрел ей вслед, не понимая, удалось ли ему достучаться до прекраснейшей женщины девяти земель.

36. Алана

Время текло незаметно и вместе с тем невероятно медленно, мерные шаги лошади и тихий скрип седла наполняли тишину часами. Алана пыталась привыкнуть к своим заговоренным глазам, но все время щурилась, по привычке глядя то на луну, то на живые зеленые огоньки, танцевавшие где-то внизу. Эти вспышки почти обжигали чуткие глаза, и в поле зрения оставались пятна, будто она долго смотрела на солнце ясным днем. Подаренная магией возможность видеть ночью была совсем не похожа на дневное зрение. Предметы оставались темными, изукрашенными тенями, но выглядели какими-то выпуклыми и чересчур детализированными и контрастными. Раньше Алана замечала, что свет ночного неба, наоборот, сглаживает текстуры, превращая все в одномастную серо-синюю массу. Теперь же она с удовольствием рассматривала попону коня перед собой, переплетения толстых и тонких нитей, создающих незамысловатый, текучий, почти одноцветный узор. Круп лошади герцогини Лианке покачивался, и эти волокна скользили, меняясь. Сотни волнистых ниточек терлись друг о друга, как живые.

— Гвиана, — тихо обратилась Алана к своей спутнице. — Как именно ты заговорила мои глаза?

— Изменила форму и размер зрачка, леди Тамалания, — ответила воительница. — Если пожелаете, я могу научить вас.

— Я намного лучше вижу, чем обычно, но все какое-то другое, — поделилась Алана. — Так и должно быть?

— Да. Вы привыкнете, леди.

— Гвиана, пожалуйста, называй меня по имени. Меня зовут Алана, не Тамалания, — попросила Алана. — Мне не по себе, когда ты обращаешься ко мне так. Надо было раньше тебе сказать.

— Мне не по чину общаться с вами панибратски, — ровно ответила Гвиана. — Я безымянная.

— Я тоже, — пожала плечами Алана. Но поняв, насколько странно прозвучали для Гвианы ее слова, добавила: — Я росла, думая, что я безымянная. И сейчас мне тоже сложно поверить, что это не так. Знаешь, разница не так уж велика. Меня не учили править, у меня нет замка и земель. С момента, как мне назвали имя, которое я должна считать своим, ничего не изменилось. Поэтому мне не нравится, когда ты называешь меня леди.

— И вам будет комфортно, если я стану обращаться по имени? — уточнила Гвиана.

— И даже приятно, — улыбнулась Алана, поворачивая голову и бросая взгляд через плечо вверх.

Легкая улыбка играла на тонком, высокоскулом лице воительницы. Неожиданно она улыбнулась шире — тепло и по-родному:

— Как скажете, Алана.

Алане нравилась Гвиана. Немногословная, спокойная, внешне почти холодная, одним своим присутствием она дарила ощущение абсолютной поддержки. Иногда Гвиана тонко и очень метко шутила, не меняя сосредоточенного выражения лица, и тогда ее серьезность казалась напускной. Она немного напоминала Хелки, по которой Алана отчаянно скучала. Как и Хелки, о себе воительница почти не говорила, с удивительной ловкостью ускользая даже от прямых вопросов. Алана не давила, понимая, что у девушки могут быть свои причины молчать: приказ герцогини, присяга или просто нежелание посвящать постороннего в собственные дела.