Читать интересную книгу Путь один- в глубь себя - Бхагаван Раджниш

Наконец человек в отчаянии отправился к мастеру дзэн Нан-иню. Выслушав его историю, Нан-инь расхохотался.

— Эта жена, которая так тебя изводит, — неживая, — сказал он. — Но она ничем не отличается от живых жен, которые пилят своих мужей. Все жены — призраки, как и все мужья. Только ум придает им видимость реальности. В этом мире реальным кажется все, на что мы направляем свой ум, но как только ты ум убираешь, реальное становится нереальным.

Вдовец проворчал, что он пришел к Нан-иню не для того, чтобы выслушивать заумные речи.

— Ты даже не представляешь, в какую бедуя попал, — проговорил он. —Я прихожу домой, а она уже тут как тут, поджидает меня у двери, и я весь содрогаюсь от ужаса. Я и при жизни не боялся ее так, как теперь, когда она умерла. Я знаю: она и сейчас рядом, она здесь, слушает наш разговор, и если ты мне посоветуешь, как от нее избавиться, вечером она мне скажет: «Значит, ты был у Нан-иня. Так ты хочешь избавиться от меня!» Что же мне делать? Я хочу, чтобы ты мне рассказал, как освободиться от нее, но ведь она же услышит все, что ты мне скажешь, и я уверен — мне это не поможет.

— Не волнуйся, — ответил Нан-инь, — я покажу тебе одну штуку, которая наверняка сработает.

Рядом с ним лежала горка семян, которую Нан-иню кто-то принес. Нан-инь взял горсть этих семян и дал их вдовцу с такими словами:

— Отнеси их домой, и когда тебе явится жена, пусть она сначала выскажет все, что ей захочется. После этого задай ей вопрос: «Сколько семян у меня в руке?» Если она не сможет назвать тебе их количество, ты будешь знать, что твой призрак — просто твоя собственная выдумка.

Человек помчался домой, и когда жена появилась, она, как обычно, пересказала ему все, что с ним происходило. «Я прекрасно знаю, что ты ходил к Нан-иню, — сказала она, — и что он велел тебе спросить

у меня, сколько семян в твоей руке. Но твоя уловка не сработает!»

Эти слова повергли человека в ужас, но ему удалось собраться с духом и совершить последнюю попытку избавиться от нее. Он спросил: «И сколько же у меня в руке семян?» Призрак тут же исчез. Человек был потрясен. Он снова пошел кНан-иню и спросил его, в чем секрет.

— А в том, — ответил Нан-инь, — что призрак может сказать тебе только то, что уже известно твоему уму. Если же ты чего-то не знаешь, призрак ничего тебе об этом не скажет, поскольку он — лишь продолжение твоего ума. Если бы ты сосчитал, сколько у тебя в руке семян, тогда твой призрак дал бы тебе ответ. Этот призрак — твоя собственная тень, твоя проекция.

Но мы на самом деле боимся призраков — они и вправду наводят на нас ужас. Когда Шанкара называет этот мир майей, иллюзией, он имеет в виду, что весь мир — это призрак. Мира не существует, и все-таки кажется, что он есть. Его нет, и все же он есть. Но «есть-ностью» наполняешь его ты. Поначалу ты наполняешь его есть-ностью, а затем попадаешь в силки и сети того, что сам же и создал. Ты обладаешь силой превращать сны в реальность. Ты теряешься в них, ты просто забываешь, кто ты. Твое тело испытывает голод — и ты думаешь, что голоден ты. Это иллюзия. Тело может быть голодньш, но ты — никогда. Ты не можешь быть голоден. Ты очень близок со своим телом — это правда. Между тобой и твоим телом, в сущности, нет никакого промежутка, и все же вы отделены друг от друга. Иллюзия отождествления случается оттого, что ты слишком близок своему телу.

В старинных трактатах говорится, что, если положить кусок стекла рядом с сапфиром, стекло тоже засияет голубым цветом. Конечно же, оно не становится голубым, а просто отражает голубизну сапфира. Точно так же все обстоит с тобой и твоим телом. Ты находишься очень близко к нему, но ты — не тело. Но поскольку вы так близки, все, что случается с твоим телом, тенью ложится и на тебя. Ты говоришь, что проголодался, но это иллюзия, и с этой иллюзии начинается мир майи. Голод испытывает тело, а ты утверждаешь, что голоден ты. Страдания испытывает тело, а ты утверждаешь, что страдаешь ты. Когда тело стареет, ты снова говоришь, что это ты постарел. А когда тело оказывается на пороге смерти, ты говоришь, что настал твой смертный час.

Все это не так.

Если бы ты только мог видеть, что тело испытывает голод, а ты только смотришь и знаешь это; если бы ты только мог видеть, что тело болеет, что оно стареет, что оно стоит на пороге смерти, и все это ты видишь и знаешь, как наблюдатель... Ты — свидетель всех этих событий. Вся эта пьеса разыгрывается в теле, будто оно — огромная сцена и все действующие лица — проекции ума в этом теле. А ты — ты смотришь на это со стороны, ты — публика. В тебе есть делатель, которым создается мир, твоя реальность, и в тебе есть наблюдатель, через которого виден брахман. В состоянии сна ты не можешь об этом помнить; даже бодрствуя в течение дня, ты постоянно об этом забываешь. Как только твое тело почувствовало боль, ты забываешь, что больно не тебе, а твоему телу, а ты просто узнал об этом событии.

В этом состоит сущность садханы: как только твое внутреннее пространство начинает заполонять делатель, проснись! Не позволяй ему заполнить это пространство. Оставь телу все действия — желания, голод, жажду. Пусть тело занимается своими делами, а ты лишь удерживаешь способность к осознанию, просто сохраняешь осознанность, искусство видения.

Вот почему у нас в Индии философию называют дар-шан — видение. Ты лишь оберегаешь эту способность к видению, и как только она в тебе появится, ты обнаружишь, что все твои сны исчезли — все призраки растворились, мира нет, сновидения рассеялись. Ты пробудился!

Это окончательное пробуждение мы называем буддо-востъю. Будда означает пробужденный, и в этом окончательном пробуждении мы достигаем высшего блаженства. Во сне наш удел — только страдания и страх. Есть только один вид страданий — когда ты забываешь о реальности своего существа; есть только одно блаженство — снова обрести эту реальность. Можешь называть это любым словом, которое тебе больше нравится, — самореализация, брахман-реализация, просветление, нирвана. Суть везде одна и та же.

Теперь вернемся к той маленькой истории из Упа-нишад. Стоит дерево, на нем живут две птички. Дерево стоит здесь с незапамятных времен, это символ жизни. Подобно тому как дерево вырастает из семечка, простирает свои ветви и тянется ими ввысь, исполненное надежды, что оно сможет прикоснуться к небу, так и жизнь вырастает из крохотного семени, распространяя повсюду свои великие желания и бесчисленные амбиции, стремясь заполнить собой все небо и дотянуться до самого дальнего горизонта. Дерево — это жизнь, а на нем сидят две птички. Одна пробует плоды, наслаждается их сладостью; другая только смотрит — она никогда ничего не ест, никогда не вступает на путь действий, никогда не становится делателем. Птица, потворствующая своим желаниям, сидит на нижних ветвях дерева; наблюдающая птица расположилась на верхних ветвях.

Конечным итогом потворства своим желаниям всегда будет страдание. Человек испытывает удовольствие, но оно всегда переплетено со страданиями, ведь каждое удовольствие несет в себе и свое собственное неповторимое страдание. Удовольствия длятся лишь мгновение, но при этом они оставляют по себе длинный след страданий. Чтобы испытать одно-единственное удовольствие, мы вынуждены пройти через множество страданий. А если проанализировать удовольствия чуть внимательнее, они окажутся лишь иллюзией. Если присмотреться пристальнее — весьма сомнительно, что мгновения наших удовольствий окажутся таковыми и в действительности. Оглянись на свою жизнь — сорок, пятьдесят, шестьдесят лет. Ты сможешь в своих шестидесяти годах отыскать хоть одно мгновение настоящего, подлинного счастья?

Сократ говорил: «Жизнь, которую не обдумали, не стоило и проживать». Но вспомни свою жизнь, и ты удивишься: окажется, что в ней нет ничего, что бы выдержало пристальный анализ. Просто оглянись на прожитые годы: где те минуты, когда ты был по-настоящему счастлив? Да, поначалу ты сможешь вспомнить парочку дорогих для тебя мгновений — например, свою первую любовь. Ты очень смутно помнишь прошлое, и тебе придется хорошо потрудиться, чтобы стереть всю пыль со своих воспоминаний. Но если ты отважишься на это и вспомнишь те памятные мгновения, тебя вдруг поразит осознание того, что все они были лишь иллюзией счастья, но не самим счастьем. И чем глубже ты станешь погружаться в свои воспоминания, тем меньше в них будет оставаться так называемого счастья.