Читать интересную книгу Остров Бога - Бенджамин Нер

С моей точки зрения, хотя я не оракул какой-нибудь и не самоназначенный просветитель, Иисус появился, через, почти две тысячи лет после дарования Закона, дабы подтвердить незыблемость Заповедей, напомнить овцам заблудшим, что нет у них другого пути, и предупредить, об ужасе следующим за ним. И чудеса, и исцеления, и Воскресение само, образы вечности, воздаяния и будущего, последний урок, уходящей надежды и «не мир пришёл Я принести, но меч». (Матфей. 10)

Меня умиляет и смешит одновременно, логика большинства рассуждающих о «предсказанасти» появления Христа. Естественно всякий верующий христианин, относиться к Евангелиям, как к «богоданному» откровению, и они для него есть истина непреложная и главенствующая над всеми остальными Писаниями. Именно поэтому речённое пророками, сказанное иногда вовсе не о Машиахе, а по совершенно другому поводу, воспринимаются как сказанное об Иисусе из Назарета. Итак, книга пророка Михея, глава пятая стих второй: «И ты, Вифлеем — Евфрата, мал ли ты между тысячами Иудиными? Из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле, и Которого происхождение из начала, от дней вечных». Здесь, пророк Михей предсказывает, что земной родиной грядущего Мессии должен стать город Вифлеем — Бейтлехем. И действительно, Иисус Христос появился на свет именно в этом городе, о чем пишут евангелисты Матфей 2:1 и Лука 2:4–6, однако они забывают, что Михей не только сообщает о месте Рождества, но говорит и о роли «рождённого»: «Из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле». Или вот Книга пророка Захарии 11 глава,12 и 13 стих: «…и они отвесят в уплату Мне тридцать серебренников. И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище, — высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял Я тридцать серебренников и бросил их в дом Господень для горшечника». Считается, что в этих стихах предсказано: предателю уплатят тридцать серебренников, на которые будет куплена земля горшечника, и, именно так всё и происходит в евангелиях, но в тексте масоретском «горшечник» отсутствует вообще и мне это подозрительно! Таких совпадений действительно множество, жаль, что есть одно существенное «но». Новый завет написан, как следует не только из его названия значительно позже Первого. Так почему же нечто Первозаветное, было просто не вставить, в Евангелия для пущей убедительности и доказательства «законности» Иисуса, как предвиденного, Избавителя — Машиаха?! Я не пробовал, но думаю, что в любой достаточно толстой «духовной» книге, можно найти много разнообразных пассажей, при правильном обращении с которыми, легко напишется чьё-нибудь житие. Не нужны никакие доказательства, это пустое! Важно, что сказанное Христом тот же категорический императив, нравственное кредо Господа Бога, которое есть критерий дозволенности и наказания за его намеренные нарушения. Я не пытаюсь кощунствовать, я рассуждаю, опираясь на простую последовательность изложения событий в Писаниях и легкость, с которой могут быть использованы, любые факты. А впрочем, забудьте, ведь самого Христа, его ученики и последователи никак характеризовать не могут!

Из всего вышеизложенного следует весьма простой вывод: или Христос не тот Машиах о котором говорят Пророки, или иудеи ошибались в его описаниях, предписывая ему делать то, в чём они сами так нуждались и чего не получили до сих пор. В любом случае на дороге ведущей в к концу нашей земной истории Иисус то самое «игольное ушко» о котором он сам и говорил в своей знаменитой притче.

Прошло ещё две тысячи лет. Род людской мало изменился со времени Иисуса, разве что ещё сильнее погряз в нечистотах, выделяемых историей, после переваривания человеческих дел. Наивный бунт единиц, отрицание Божественного присутствия, детские протесты атеистов, превратились в системное уничтожение Образа Бога в человеке. Мир наступающий — мир без совести. В этом мире фундаментальные понятия «человечности», гуманности, подменяются абстрактными, хотя и весьма эмоциональными призывами к «справедливости», а она всего-навсего, «обёрточная бумага» Заповедей. «Справедливы будьте»! Вдумайтесь в это слово-«справедливость». Что значит, «судить по справедливости»? «Справедливость», наверное, самое расплывчатое из около нравственных понятий. Доброта — понятно. Совестливость — понятно, жалость, тоже понятно. А справедливость, это как, — «по закону», или «по совести»? «Справедливость» это ведь просто, установленные нормы законов! Проклятые «пудрильщики» мозгов, либералы, левый позор человечества, уводят, уводят от Христа, от Закона подальше, как будто в день погибели, получат справку о «недееспособности». Они, как о само собой разумеющимся, твердят о каких то правах, каких то арабов на землю Святости. По их мнению «это справедливо» отдать Дом Божий сброду никогда здесь ранее не жившему, ничего здесь не построившему, зато превратившему некогда цветущую страну в привычную для себя пустыню. В 1905 году в Иерусалиме проживало семь тысяч мусульман, тринадцать тысяч христиан и сорок тысяч иудеев — ну, чисто исламский город!

Отдать врагам Совести Святую Землю, толпе никогда не бывавшей народом, жалким осколкам разбившихся друг о друга толп разноплемённых завоевателей, потомкам сезонных рабочих привезённых сюда турками и британцами, отторгнуть от христианства Родину Иисуса, что это — безумие? Нет, это вполне осознанный план уничтожения главного центра духовности человечества, места, куда больше нельзя будет добраться из опасения стать «махтеса»- «видевшим смерть», как называли добравшихся до Святой Земли израненных и изнасилованных мусульманами паломников, армяне. Это часть стратегии «левых интеллектуалов» по «улучшению» надоевшего им мира. Под чистым голубым куполом Иерусалима замолкнет гул колоколов, замрёт шепот у стены Плача, и только визг муэдзинов как плети будет хлестать умирающее небо. Одинокие монахи побредут к своим кельям и церквям под улюлюканье толпы, не стирая плевков с запорошенных страданием лиц. Тихие, согбенные старцы повесят замки на двери тысячелетних синагог, а мир, этот чудесный «новый» мир промолчит, как молчит он, долгие годы, взирая с улыбкой мальчика-идиота на растерзанные тела монашек, осквернённые и сожженные церкви. Ему невдомёк, что он смотрит не в прошлое, а в своё будущее, но он не понимает, этот лишённый воспоминаний ублюдок, что он смотрит на свой собственный труп. Тысячелетиями праведники и грешники шли сюда, чтобы прикоснуться к колыбели Спасителя, к скале, где осуществилось таинство Вечности — Воскресенье. Они ошибались? Бога нет? А Аллах есть!? Предательство, лживое отвратительное предательство, анафема на головы своих предков построивших этот прекрасный и печальный мир. Сделать путь к Богу невозможным, это ли неокончательная победа отвратительной мечты либералов о новом «справедливом мире»? Это мечты о будущем, в котором ленивая сволочь будет жить за счёт состоятельных соседей, а свирепые изверги вдруг, с того ни с сего, обрастут пухом ангельским и прекратят резать невинных! Для «лево закрученных» наш мир вызов — он не желает меняться, превращаясь согласно их чаяниям, в жрущую вдоволь и всем довольную толпу. По мнению «политкорректных недоумков», таким «жрущим и довольным» должно быть царство «справедливости», рай на Земле! Опять вам кажется, что я «перегибаю палку»! Ну, найдите другое объяснение творящемуся сумасшествию, порадуйте Сореса! Мы уже слышали это: «Мы вошли в союз со Смертью и заключили договор с Преисподней, и когда придет пожирающий меч, он не коснется нас». (о. А. Мень). И опять ничего кроме страданий и гибели не добьются эти проклятые: и жратвы не хватит на всех, и выродки не перекуются, и в этот раз уж точно сойдутся у горы Святилища в последней битве люди и нелюди, потому что такого всеобщего безумия ещё не было на Земле.

ГЕФСИМАНИЯ — плутания по пути к «Переходу»

«Добро побеждает в перспективе, а зло в скорости».

У подножия Елеонской горы лежит Гефсиманский сад. Там у меня шляпу унесло за ограду, прямо под древние оливы. Старый францисканец отец Готье погрозил мне пальцем и отомкнул калитку. Пахло сыростью и я медленно, проявляя максимум уважения к месту, пошёл по тропинке. Чем дальше я уходил от входа, тем глуше до меня доносились посторонние звуки. Я шёл через вату. Всё, что находилось за оградой, стало расплывчатым, потеряло чёткость и только шёпот листвы и тени бродили по саду вместе со мной. Подобрав свой неудачливый головной убор, я также неспешно направился к выходу, где стоял древний улыбающийся монах. «С тобой это было?» — спросил он. «Да», — ответил я и пошёл своей дорогой, медленно, как только мог, что бы не расплескать чудо.

«Масленичный пресс»- «гет шуман», место, где давили масло, стал домом для Иисуса в Страстную неделю. Среди других церквей и монастырей на склоне Масленичной горы, рядом с церковью успения Богородицы имеется «Грот Христов», в котором постоянно пребывает филиппинец, монах из францисканцев, весьма склочный и противный человек, не дающий никому открывать рот и даже перешёптываться, пусть и в совершенно безлюдной церкви. Здесь Иисус пребывал все дни до «Страстного четверга», и куда, по словам Иоанна, пришли за ним стражники из свиты первосвященника. И вот, что странно, Христос выходит из грота не дожидаясь появления Иуды и интересуется у стражи «не Иисуса ли назарянина ищите», а, услышав положительный ответ, сам указывает на себя, со словами «Я есмь»! Как же так!? А где же Иуда, где тот, кто собирался указать на Спасителя преследователям? Нет его. Он опоздал? Да и зачем он вообще был нужен, если Христос, во исполнение воли Всевышнего, сам указывает на себя! Предначертанное должно свершиться, должно свершиться, несмотря ни на что. Незабвенные гностики, ставили Иуду одесную от Христа, полагая, что он единственный действительно понимал, что должно произойти в Иерусалиме в пятнадцатый год правления императора Тиберия. Иисус, полагали они, относился к телу своему, как к старой тесной одежде, удерживающей его на земле и мешавшей ему слиться с небесным сиянием, с Богом, частью, которого он был. Поэтому Воскресенья в их евангелиях нет, оно не нужно — только дух вечен. В те времена бытовало мнение о двух уровнях Христианской доктрины, с Воскресением, столь желанным простыми людьми, мечтавшим о компенсации за мерзкую земную жизнь, это первый, нижний уровень, и второй, высший, для гностиков, знавших античную философию и свободно рассуждавших о логосе, о Софии — «божественной премудрости» и других непонятных простым людям вещах.