Прохор Митюха
Наконец запела труба горниста. Ожили барабаны, чуть выше обычного поднялся штандарт батальона. Ожидание, столь мучительное для каждого человека, закончилось.
Отбросив в сторону все сомнения и эмоции, молодой майор, построив своих подчиненных в боевой порядок, скомандовал:
– Вперед!
Чуть меньше полутысячи молодых витязей, самому старшему из которых не было еще и восемнадцати весен, шли в бой с веселыми, яростными глазами, такими, какие бывают только у отроков, у которых в жизни есть только два цвета – черный и белый.
Для них нет серых тонов и нет однодневных друзей, как порой бывает у взрослых мужей. Фузеи витязей мерно покачивались на плечах; в подсумках, сшитых портными Петровки, лежало по одной малой гранате с картечью и сорок бумажных патронов.
К большому сожалению Прохора, у них пока не было тех фузей, которые недавно показывал ему Дмитрий Колпак у себя в мастерской, но он не отчаивался, целиком и полностью надеясь на выучку своих братьев. Все-таки новое оружие – оно, конечно, хорошо, но и сами люди много чего стоят, а витязи в двух предыдущих схватках с бунтовщиками показали себя с наилучшей стороны. Да и два десятка полевой артиллерии – мощь немалая.
Вот уже до нужного бугорка осталось несколько десятков саженей. Три взвода были выдвинуты вперед, в боевое охранение. Орудия перемещались в центре походной колонны заряженными, как было предписано новым уставом, чтобы быть готовыми к любым казусам, что могли приключиться. Казаки ведь чуть ли не с любой стороны вылететь могут, а своей кавалерии мало – едва хватает, чтобы тылы держать да фланговые атаки в крайнем случае, поддержать.
– Первый взвод на месте! – наконец скомандовал Прохор, как только первые шеренги взошли на вершину бугра. – Батальон, стой!
Витязи замерли на месте в ожидании команды.
– Капитан Дуров, за вашей ротой южный склон; капитан Мишин, за вашей ротой восточный склон; капитан Березин, за вашей ротой западный склон; капитан Щукин, за вашей ротой северный склон. Лейтенант Птицын со своей полуротой в резерве. Разойтись!
По команде сержантов взводы начали занимать позиции, укрепляя малые батареи из пяти орудий с каждой стороны света. На вершине замерли два взвода пятой роты, готовые в случае нужды прийти на помощь своим братьям-кадетам.
Однако приготовления витязей не остались незамеченными для противника, уже увидевшего, что с тыла заходят прибывшие на помощь городу царские войска. Не прерывая штурма городских предместий, Булавин послал наперерез вышедшим по дороге полкам стоящие в лагере резервы. Полтысячи конницы тут же бросилось в сторону 5-го полка, собираясь смять правый фланг. Размахивая саблями и подбадривая себя криками, казаки неслись на ощетинившиеся ряды замершего в трехшереножном строю противника.
Не доскакав пару сотен саженей, все всадники повернули налево, обходя позиции. Следом за умчавшейся казацкой конницей из лагеря восставших вышли полторы тысячи пехоты, катя с собой дюжину возов с шестифунтовыми пушками.
– Приготовиться! – скомандовал Прохор, наблюдая, как на его ряды несутся полтысячи казаков, успешно обошедших ряды трех полков.
С каждой секундой цели становились все ближе и ближе. Наконец майор махнул саблей вперед, давая команду для залпа северной батарее. Пара секунд – и пять стволов выплюнули по гранате, унесшихся в сторону конницы. Немного не долетев, пара гранат взорвалась над землей, разбрасывая смертоносную картечь, выкашивая первые ряды рвущихся на склон бунтовщиков. Следом за ними послышались взрывы в середине конного отряда.
Предсмертные стоны, ржание раненых коней, проклятия посыпались на головы отроков, с бледными лицами наблюдавших, как невдалеке гибнут братья-славяне. За несколько секунд казаки потеряли убитыми и ранеными почти сто человек.
– Вывести все батареи на северный склон! – скомандовал Прохор, видя, как приходит в себя казачья конница, откатившаяся для набора разгона чуть назад.
Что хорошо было в 12-фунтовых пушках витязей, так это то, что они имели относительно небольшой вес, а потому обладали большей мобильностью, нежели все их товарки, существующие в этом времени. Но все же они банально не успели докатиться до нужной точки на склоне, и пришлось стрелять без наводки, попросту выпалив навскидку по конной массе. Из-за этого результат получился несколько хуже, чем планировалось.
– На пле-чо!
Шесть взводов прикладывают фузеи к плечу.
– Целься!
Правый глаз находит мушку на конце ствола, палец ложится на курок, замирая в ожидании новой команды. Примкнутый штык блестит на солнце, мешая обзору…
– Пли!
Сто двадцать фузей разом выстреливают в казаков, вплотную забравшихся на склон бугра.
– Рокировка!
Четвертая и пятая роты отходят назад, по дороге каждый из витязей готовит патрон.
Шаг, переход на бег – и первая линия становится на колено, приставляя к плечу фузеи, вторая замирает сверху; две роты разбиваются на островки-взводы, тут же по команде своих сержантов выстрелившие по противнику…
– Да это ж дети, хлопцы! – кричит какой-то казак, замахиваясь саблей на оторопевшего витязя.
Но тут же другой витязь, стоящий рядом с собратом, как на учениях выставил вперед фузею, пронзая седовласого всадника.
Еще один казак, перемахнувший через упавшего товарища, на долю мгновения обернувшись назад, увидел, как по склону вниз отступают чуть больше сотни конников, оставляя тех немногих, кто сумел добраться по трупам своих соратников до шеренг противника.
«Как же так?» – мелькнула в голове у него мысль.
Секунда – и конь падает на бок, раненный чуть ли не десятком пуль сразу. Бунтовщик так и не успел выбраться из-под своего верного друга – сабля одного из сержантов рассекла ключицу, добравшись до сердца.
Увидев, что противников не осталось, Прохор скомандовал перестроение, выдвинув чуть вперед все двадцать пушек. Идти в бой майор не решился – не было приказа Старшего брата.
Взглянув на поле боя, майор заметил, что полк Бернера, перестроившись в шеренги, замер напротив подходящих к нему бунтовщиков. Остальные полки пришли в движение, охватывая фланги противника на манер клещей. Однако катящиеся рядом с бунтовщиками возы остановились, возле них тут же завозилась обслуга, готовя артиллерию к атаке.
Между тем неизвестно откуда во фланг 7-го полка врезался отряд конницы, сминая опешивших солдат.
«Да что они там, совсем ослепли, что ли?! – с паникой подумал Прохор, судорожно пытаясь понять, почему так получилось. – Стоп! Делай свое дело, майор, и не смотри туда! Старший брат сам знает, как лучше поступить!»
Но как ни старался Прохор не обращать внимания на происходящее, все равно украдкой поглядывал в сторону сражающихся полков. К огромному облегчению командира витязей, линии выдержали и понемногу стали выравниваться, отбиваясь от лихого наскока казачьего отряда, к которому спешила часть бунтовщиков, до этого штурмовавших стены Азова.
Посмотрев назад, Прохор увидел готовящийся к атаке эскадрон драгун, спешно перезаряжающих свои карабины. Минута – и последний драгун из эскадрона занимает свое место.
– Господин майор! Может, поможем нашим?
Прохор повернулся в сторону говорившего и увидел, что наши полки отошли назад, уходя из зоны поражения пушек бунтовщиков. А за полками по пятам шли ряды восставших, приготавливаясь дать залп. Между тем булавинцы пересекли невидимую линию недолета снарядов 12-фунтовых пушек.
– По центру, всеми орудиями, – приказал майор, всматриваясь в подзорную трубу.
Артиллерийские расчеты подправили наводку орудий…
– Огонь!
Шеренги казаков в центре будто косой срезало, в неровных рядах атакующих образовалась большая брешь. Увидев это, два полка спешно выровняли ряды и дали залп. И пускай он был произведен с чрезмерной дистанции и не был даже наполовину столь результативным, как могло быть, но восставшие, за несколько минут лишившиеся чуть ли не трети войска, встали на месте, потеряв былое рвение. А через минуту в их ряды влетели драгуны, сминая перед собой дезертиров и вчерашних крестьян.