Читать интересную книгу Спираль - Андрей Лазарчук

Он остановился, подпустил зомби шагов на десять и выпустил ему пулю между глаз. Затылок разлетелся, и зомби рухнул, но не как падает убитый человек, а как кукла из какого-то тугого мнущегося материала вроде твёрдого пластилина. Теперь, как Юра знал из методичек, он не встанет или никогда, или очень не скоро.

А остальные?

Юра хотел сходить проверить — и вдруг понял, что не пойдёт. Не пойдёт, и всё. Лучше постоит на тропе.

Он оглянулся на Элю. Она так и стояла — с тряпками в одной руке и бутылью в другой.

— Вот так оно и бывает в Зоне, — сказал Юра. — Давай — неторопливо, но в темпе.

Юля кивнула и, обильно намочив тряпки синей жидкостью, начала себя тереть — пальцы, левую руку, правую, подмышки, впалую птичью грудку с выступающими рёбрами… Потом протянула тряпку ему: спину. Он снова плюхнул в ком тряпок синей жидкости из бутыли и стал тереть бледную кожу; при каждом движении на спине появлялись и снова пропадали какие-то непонятные узоры.

Закончив, Юра вернул ей моющие приспособления, и Эля стала обрабатывать нижнюю часть тела. Юра же взял рюкзачок и покрутил в руках.

— Слушай, — сказал он, — а если здесь дырочки для ног прорезать, получатся сносные шорты.

Эля посмотрела.

— Лучше совсем дно вырезать, будет классная юбка. А трусы я из этих тряпочек сделаю. А кроссовки у меня чистые должны быть, я без них выходила.

— Хитрая, да?

— Не очень. Просто ноги устали, я и разулась. И босиком вышла. Давай-ка меня быстро обмотаем, а то что-то зябко…

И действительно, горячий туман рассеялся, и быстро становилось всё свежее и свежее.

— Нормально, — сказал Юра, осматривая со всех сторон свою работу. — Тогда вперёд? Или всё-таки подождёшь?

— Нет, я с тобой… — всё ещё понижая голос до шёпота, сказала Эля. — Ничего не случится, я знаю.

Она, конечно, не знала. Иначе бы не вздрагивала так.

— Я в прошлом году на биеннале была, — продолжала она. — Там манекенщиц вот так же плёнкой обматывали и в разные позы ставили. Концептуальные художники. Ещё серой глиной обмазывали. Так что я — по высокой моде. А манекенщицы такие же противные, кстати…

Завёрнутая в полиэтилен с головы до ног (свободно только лицо), в юбке-рюкзаке и в Юриной куртке она действительно производила впечатление экспоната какой-то провинциально-авангардистской выставки. Вряд ли хоть молекула запаха-метки могла просочиться от тела наружу. И тем не менее Юра перед тем, как свернуть в лес, невольно остановился. Может быть, не рисковать — смертельно — ради того лишь, чтобы сообщить учителю о случившемся и отпустить его с миром? Подождёт-подождёт, да и уедет сам.

Но он почему-то знал, что поговорить нужно обязательно. Это как в компьютерном квесте: «вернуться, поговорить с учителем», — и только после этого откроются какие-то следующие ходы. А без этого не обязательного вроде бы разговора так и будешь тыкаться в запертые двери.

— Ну, бог не выдаст, свинья не съест… — пробормотал Юра себе под нос. — Держись вплотную ко мне, и давай я тебя буду придерживать. Главное, смотри под ноги.

Казалось бы, сколько раз пробежал он по этой дороге туда и обратно, а вот поди ж ты — лес тут же стал незнакомым и почему-то угрожающим; не здесь, а в той, другой, прошлой жизни. Юра в такие леса предпочитал не заходить, слишком уж они были отталкивающие. Больные. Слишком густые, в них царили смерть и борьбе за выживание; из ста тонкошеих деревцев вырастет одно, задавив соседей; уже сейчас половина умирает. То есть это всё и в других лесах протекало так же, но вот в подобных — было как-то особенно обнажено, напоказ, как нищета у Достоевского. Здесь и трава-то настоящая не росла, а лезло из-под земли какое-то полугнилое мочало…

Юра, тесно прижимая к себе птичье лёгкое тельце Эли, шёл как мог быстро, в то же время внимательно вслушиваясь в окружающее и опасаясь услышать хруст и лом поверху; но было тихо, ненормально тихо, как не бывает в лесу. Наверное, уйдя в слух, он чуть-чуть не туда свернул — и они вышли просто к берегу, к невысокому обрыву, из которого торчали голые когтеобразные корни. Дамба была немного правее.

Заросшее озеро сейчас казалось прекрасным. Диким и прекрасным.

— Ух ты… — прошептала Эля.

— Ага. Пойдём, а то промахнулся я немного. Нам вон туда.

Николай Ильич сидел на подножке дрезины и курил толстую вонючую цигарку. Услышав подходивших сзади Юру с Элей, он протянул было руку к лежащему в ногах обрезу, но, опознав идущих, бросил цигарку и встал навстречу.

— Доброе утро… барышня Эмма, если склероз меня не подводит?

— Утро добрым не бывает, — проворчал Юра, подавая учителю руку. — Элла. Эля. Через «эль».

— Прошу прощения. В наших местах такие имена редкие, запутаться проще простого… Что-то случилось?

— Да вот… — И Юра рассказал о странном, с его точки зрения, казусе с ушедшими. Учитель молча слушал.

— Мне это непонятно, — сказал он, когда Юра закончил. — Единственное, что могу предположить, — среди тех, кто казался вам пленниками, были люди вполне бандитского склада ума. Лешканы могли их захватить, например…

— Бандиты меня сонного прирезали бы, да и дело с концом. И Элю прихватили бы с собой. А так — просто обобрали, как пьяного… Чёрт, не знаю, как ни кручу — всё не складывается. Обязательно остаётся лишняя деталь.

— Я даже догадываюсь, кто, — сказала Эля, глядя куда-то мимо всех. — Их в автобусе трое было. Делали вид, что совсем не знакомы друг с другом. Одного убили, когда мы высаживались, а двое так с нами и пошли. Это я только сейчас всё сопоставила, — повернулась она к Юре. — Извини.

— А убили какого? — спросил Юра. — В плаще и в сапогах — или в куртке и берцах?

— В плаще. Длинный такой плащ.

— Его не убили. И надеюсь, он выживет. Это мой знакомый. Я его перевязал… Он не бандит, он из службы безопасности одной фирмы. Хотя… там не всегда разберёшь, где граница проходит. Это вам не война. На войне просто… Их шефа похитили и убили, вот они, наверное, и выслеживают кого-то.

— Как мы?

— Ага. Тем более что это был и Алёнкин шеф. Она ничего про Ильхама тебе не рассказывала?

— Нет, не рассказывала — так, упоминала только. И вообще ты уже спрашивал.

— Разве? Забыл…

— В первый же день, как приехал.

— Да, точно… а ещё говорят, «память девичья». Ладно, Николай Ильич, мы пойдём, и вы нас не ждите. Вряд ли мы этим путём будем возвращаться.

— Да, это точно вряд ли. Ну, с пути вас сбивать не буду, знаю, что бессмысленно. Юра, держи шинельку — и не спорь, днём холодно будет, замёрзнешь в кол. Барышня Эля, вам презентую рубашку и штаны…

— А вы как? — с ужасом спросила Эля.

— Ну, у меня и подштанники тёплые, и брезентом накроюсь, как пологом, вот мне и тепло. Да и по-над озером холодов не бывает — а вот где вы пойдёте, там да. Там, говорят, и насмерть замерзали люди, особенно если ветерок потянет. Так что не рискуйте, берите. И вот что, Юра… Если будет невмоготу — всё равно где, здесь, там, не важно, — ты знаешь, куда тебе податься. Будем рады. И вас, барышня, это тоже касается…

— Странный дед, — сказала Эля уже на тропе, возясь с подгонкой штанов. — Он всё время хотел тебя о чём-то спросить, но не смог. Мучительно хотел.

— Не знаешь, о чём?

— Нет, я же не читаю мысли…

И они двинулись по тропе.

Чем выше поднималось солнце — вернее, сияющее пятно в плотной дымке, — тем холоднее делался воздух и тем труднее было дышать. Казалось, что поднимаешься в горы, хотя ноги этого подъёма не замечали. Но вот кончились лиственные деревья, остались одни ёлки. Потом и ёлки пропали, тропа вилась между синеватыми слоистыми скалами, торчащими из мшистой земли под острым углом и похожими на ледяные заструги. Стал появляться пятнами снег — а может быть, иней; наконец всё вокруг оказалось покрыто инеем, сверкающим и острым, — Эля, поскользнувшись, поранила запястье ледяными иглами и теперь шла, на ходу зализывая ранки, маленькие, но глубокие.

— Мы правильно идём? — время от времени спрашивал Юра, и она молча кивала. Идти приходилось без отдыха, только на ходу можно было согреться, минутная остановка приводила к тому, что холод забирался в спину, в колени, высасывал силы. И бежать не получалось, не хватало кислорода, лёгкие сразу же начинало жечь и колоть. На ходу они делали по глотку сначала водки, а когда водка кончилась, то самогона, воняющего сивухой и машинным маслом, но зато чертовски крепкого, заедали вонь кусочком сала — и продолжали идти, идти, идти. И уже непонятно было, от чего отключается мозг — от усталости или от сивушных паров…

Но ноги шли.

Несколько раз вблизи тропы они видели мертвецов, нормальных мёртвых мертвецов, которые никуда не торопились. Кто-то лежал на боку, кто-то сидел, опершись спиной о камень. Мертвецы были просто особенностью пейзажа, не более.