Оливия схватила Гаррета за руку и протащила через распахнутую гигантскую двустворчатую дверь.
– Довольно, миледи. – Он выдернул руку из ее руки. – Вам почти двадцать один год, и я вам уже говорил, что никакой мужчина не любит, когда его дразнят.
– Но я не дразнила, я просто… – Она прикусила губу и на мгновение закрыла глаза. – Простите, мистер Гаррет. Я действительно дразнила вас.
Сделав книксен, она приняла полный достоинства взгляд и улыбнулась с такой замечательной снисходительностью, которая убедила Майкла в том, что она кое-чему научилась за время лондонского сезона.
Галерея занимала всю длину одной из сторон замка.
– Это моя любимая картина во всем доме. Картина была исполнена не слишком мастерски, ее никак нельзя было причислить к числу шедевров изобразительного искусства.
– Потому что она похожа на вас, – догадался Майкл, рискуя оскорбить Оливию.
– Именно, мистер Гаррет. – Она подбоченилась и заговорила, словно очень довольный учитель. – Мама показала мне ее, когда мне было двенадцать лет. Именно тогда я спросила ее, где они меня нашли.
– Нашли вас? – спросил он, хотя она, казалось, ожидала этого вопроса.
– Видите ли, я не похожа на других Пеннистанов. Да, у меня волосы и глаза матери, но она одна из Линфордов. Мама была худенькая, словно беспризорный ребенок, и слегка поправилась после того, когда мы все родились.
Оливия подошла к картине ближе. Если бы не старомодное платье и явно выраженный возраст женщины на портрете, Майкл мог бы подумать, что это Оливия.
– Это моя прапрапрапратетя Лукреция. Она родилась в роду Пеннистанов более ста лет назад, и мама говорила, что через несколько поколений на свет появилось еще одно ее воплощение. Это единственная причина того, что портрет находится здесь до сих пор.
– Это, должно быть, очень обнадеживает. – Майкл не знал, что еще можно сказать по этому поводу. В Англии много семей, чьи дети нисколько не похожи друг на друга. А с учетом того, что в свете широко распространена неверность, это становится скорее правилом, чем исключением.
– «Обнадеживает». Да, это очень хорошее слово, но я бы, пожалуй, сказала, что скорее утешает. Я так хотела быть высокой и белокурой, как мои братья. Утешает… – Она повторила слово с вызовом, на который Майкл не смог не ответить. – Успокаивает.
– Ободряет.
– Воодушевляет.
– О, это очень хорошее слово, мистер Гаррет. Ладно, этот портрет и заверения моей матери были воодушевляющими. – Она протянула руку и дотронулась до рамы. – Готова поклясться, по меньшей мере, до десяти лет я боялась, что родители нашли меня, в саду и решили, что возьмут меня на содержание, потому что хотели иметь дочь.
Она послала воздушный поцелуй тете Лукреции и повела Майкла через весь зал, где были портреты герцогов. Затем она обратила его внимание на женские портреты.
– Я знаю, вы думаете, что Линфорд – необычное имя. Но это семейная традиция, перворожденный сын берет девичью фамилию матери в качестве первого имени.
– Спасибо, миледи. Я в самом деле ломал над этим голову. – Похоже, эта прогулка становится гораздо полезнее, чем все то время, которое он провел с лордом Дэвидом.
– Да, и девичья фамилия Ровены была Рекстон, а теперь это имя мальчика.
– А что произойдет, если будущий герцог женится на ком-нибудь из Германии или из России?
Оливия засмеялась.
– Не нужно даже отправляться так далеко, чтобы столкнуться с трудностями. Существует немало английских имен, которые плохо подходят. Пока что такого не случалось. Но когда-нибудь это может случиться.
– Если один из герцогов женится на вдове, тоже возникнут сложности.
– Ах, перестаньте нагнетать трудности! Это всего лишь традиция, а не приказ.
– Слушаюсь, миледи. – Майкл поклонился, и она засмеялась.
Ему нравилось, что она редко сдерживает раздражение, но он никогда не видел ее в гневе. Случались страх и паника, надевшие личину гнева, но это вполне понятная защита.
Они шли дальше, и Оливия жестом указывала на портреты герцогов Мерионов.
– А в вашей семье есть традиции?
– Да. Второй сын учится на священника.
– В самом деле? А вы какой сын?
– Второй.
– О Господи! – Она закусила губу. – Должно быть, это неприятная для вас тема.
– Я вижу, вы можете быть настоящим дипломатом, когда этого хотите. – Он улыбнулся, чтобы показать ей, что воспоминание его тяготит, выражение лица может лгать точно так же, как и слова. – Когда я отказался от прихода, мне предложили выбор. Покупка армейского звания была способом избавить семью от затруднений.
– Но разве они не были бы счастливы, увидев, что вы вернулись с войны?
– Они решили, что я умер, и их это устраивает. – Это все, что он хотел бы вспоминать, а тем более говорить о своей семье. – Кто привез в ваш дом эти скульптуры? – Майкл показал рукой на парад мраморных скульптур, стоявших вдоль стены в конце галереи.
Оливия приняла смену предмета обсуждения с легким вздохом.
– Большинство привез папа из Франции. Здесь есть бюст моего отца, исполненный Жаном Гудоном. Гудон – совершенно удивительный талант. Он даже в мраморе смог поймать выражение папиных глаз.
Это впечатляло. Во всяком случае, было гораздо лучше, чем соседний портрет. Неудивительно, что детям герцога было так трудно забыть своего отца.
– Я так много слышал о старом герцоге, что иногда кажется, будто я встречался с ним.
– Вы напоминаете мне его. – Оливия улыбнулась и кивнула.
Майкл не смог сдержать смех. Конечно, он должен был обрадоваться, но, с другой стороны, это удар по его мужской гордости, если она думает о нем как об отце.
– Перестаньте смеяться! Вы гораздо моложе, и у вас темные волосы, но есть что-то похожее в том, как вас слушают люди.
– Вы так полагаете, щедрая леди Оливия? В тот вечер, когда я пришел сюда, чтобы сказать герцогу, что вы в безопасности, Хаккет не позволил мне войти.
– Я считаю иначе. Хаккет с первого взгляда понял, что вы человек, с которым нужно считаться.
Он не стал разубеждать ее в этом и вознес молитву Богу о том, чтобы она не делилась этой мыслью ни с одним из братьев.
– Портрет вашей матери висит в кабинете герцога?
– Да, – подтвердила Оливия, очевидно, радуясь его наблюдательности. – Вы правильно определили.
«Потому что вы на нее похожи». Майкл успел прикусить язык и не произнести эту фразу.
– Мне платят за то, что я умею многое замечать, миледи.
– Сейчас вы говорите, как Лин. Нет никаких причин пытаться испортить мое хорошее расположение духа. Если, конечно, вы не боитесь.
– Очень даже напуган. – Он произнес это с постным выражением лица, и ее улыбка мгновенно погасла. Он не знал, как восприняла бы эту чистую правду любая другая женщина, а Оливия Пеннистан стояла пригвожденная к полу, словно пытаясь понять, что он имеет в виду. Он так хотел пояснить ей это с помощью поцелуя, который ни один из них никогда не забудет. Он готов был поблагодарить все небесные силы и все силы ада, когда их уединение нарушила Пэтси.