но я не знаю, о чем ты. Думала, тебе нравится твоя работа.
– Я не физик, а лирик. Поэтому водил тебя на выставки, в театры, кино. Я стихи писал, Мария. И романтические рассказы. Но все в стол.
– А сейчас ты решил свои литературные творения опубликовать?
– Те, ранние? Нет, конечно. Они незрелы и коммерчески провальны. Слышала ли ты о Евгении Габриэлли? – Мария мотнула головой. – Писательнице, каждая книга которой становится бестселлером?
– Я мало читаю. А если беру книгу, то это классический роман, который хочется освежить в памяти.
– Раньше ты гонялась за всеми новинками.
– А ты работал на заводе.
– Туше! – Жора легонько пожал ее руку. – Так вот Евгения Габриэлли – это я.
– Надо же! – удивленно воскликнула Мария. Вдруг вспомнилось, что она видела книгу этого автора. Ее читал кто-то, работающий в доме Рыжова. То ли Санти, то ли Гуля. – И о чем ты пишешь?
– О любви и приключениях. В стиле Анжелики. Но действие романов происходит в наше время, а моя героиня русская девушка.
– Автор по официальной версии тоже?
– Да. Евгения замужем за итальянским графом, отсюда и фамилия. Она живет в Риме.
– Почему ты не стал печататься под своим именем?
– К мужчинам, пишущим любовные романы, относятся предвзято. Мы же чурбаны железные, чувствовать не умеем. – Он выглянул в окно, осмотрелся. – Сейчас лучше свернуть, – сказал он водителю. – Дворами проедем, чтобы избежать пробки.
Водитель послушно свернул. На его навигаторе дорога впереди была отмечена алым.
– Давно ты Евгения Габриэлли?
– Шесть лет. Выпускаю по две книги в год. Тринадцатая будет последней.
– Ты уже написал ее?
– Давно. Я строчу романы быстро, но сдаю по графику. Так я обеспечиваю себе стабильную прибыль. Получаю два аванса в год, живу на них, а проценты с продаж коплю.
– Зачем?
– Я люблю писать. Но хотел бы на другие темы. Как романтик я себя, увы, исчерпал. Сейчас пробуюсь в серьезной публицистике, делаю уверенные шаги, но ничегошеньки этими трудами не зарабатываю. – Жора похлопал таксиста по плечу. – Все, приехали. Дальше мы пешком. Спасибо. – И отдал ему тысячную купюру.
Затем выбрался из машины и помог сделать это Марии.
– Нам туда, – указал направление Габуния и снова подставил локоток.
– Ты говорил, что Геннадий Иванович твой учитель. Что ты имел в виду?
– Он направлял меня, поддерживал. Давал бесценные советы. И они не только профессиональные, но и житейские. Я начал с любовных романов, послушав Геннадия Васильевича. Он повторял: заработай на хлеб, потом набей кубышку, и только когда ты будешь уверен, что не умрешь с голоду, начинай творить. Он знал, о чем говорил. Потому что остался ни с чем, когда начал работать за идею.
– А мемуары свои, в которых он поносит родственников, Крокодил написал за идею или в надежде набить кубышку? – прозвучало зло. Жора не ожидал этого.
– Ты всего не знаешь, – ответил он после длительной паузы, во время которой он будто бы тщательно обдумывал, что сказать. – Книга получилась такой слабой как раз потому, что Геннадий Василевич пощадил своих родственников.
– Поэтому всего лишь назвал отца коммунистом-зомби, а брата стукачем?
Георгий замедлил шаг. Он вдруг начал хромать, и Мария это почувствовала.
– Нога заболела? – обеспокоилась она.
– Немного. Когда я нервничаю, организм мой вот так реагирует.
– Давай, присядем.
– Мы уже пришли. Вон здание, его только обойти надо. Давай ты перестанешь говорить плохо о Геннадии Васильевиче? Хотя бы сегодня…
Она вспомнила, что они собираются его помянуть, и устыдилась.
– Прости меня, Жора. Я не буду больше.
– Ты приняла сторону своего друга Антона и его отца, и мне это понятно, но у медали всегда две стороны.
– Все, закончили на этом. О покойниках либо хорошо, либо никак. Идем скорее в ресторан, я умираю с голоду.
Он благодарно ей улыбнулся и повел к крыльцу. Походка Жоры снова стала твердой.
* * *
Они съели по салату. Георгий выпил вина, Мария – фреш. Ожидая горячего, говорили о личном.
– Ты замужем? – начал Жора.
– Нет.
– Так и не вышла?
– Была. Развелась.
– Дети? – Она покачала головой. – А у меня дочь, – его глаза засветились. – Ева. Хочешь, покажу ее? – Как Мария могла отказать? – Ей тут пять лет, сейчас больше, осенью в школу.
Ева была совсем не похожа на папу. Разве что унаследовала тонкий нос с горбинкой, но волосы, глаза, оттенок кожи – все другое. Девочка уродилась белобрысой и невзрачной.
– Красавица она у меня, правда? – Разве поспоришь с этим? Для грузинских отцов их дочери лучшие на свете. – В маму. Она модель из Швеции.
– Вы женаты?
– Нет. Даже не жили вместе. Просто встречались.
– Значит, ты холостяк?
– Закоренелый. Мне ведь уже за сорок. – Принесли рыбу. Мария заказала кусок семги со спаржей, а Жора целую дораду, запеченную в фольге. А к ней еще бокал вина. – Ты все еще любишь Антона? – буднично спросил, сделав глоток.
Мария чуть не поперхнулась спаржей. Закашлялась. Габуния похлопал ее по спину.
– Извини, что? – приведя дыхание в порядок, переспросила она.
– Ты же расслышала. Мало кто замечал, что ты была влюблена в Рыжова. Все воспринимали вас как корешей. Вы и вели себя так. Но лично мне было все ясно.
Не так хорошо, значит, скрывала Мария свои чувства. Первой ее раскусила мама, потом Жора и, наконец, Жанна. И только Антон не догадывался…
– Рыжов знал, – как будто прочел ее мысли Жора и опроверг ее предположение. – И, как мне кажется, отвечал тебе взаимностью.
– Глупости, – отмахнулась Мария.