От предложенного кофе, парочка отказалась. Хотя, по-моему, Армас был совсем не против слегка опохмелиться.
Бутылка водки лежала в чемодане под кроватью, но я не рискнул ее доставать. Мало ли, не понравится Ритте моя инициатива.
Собираться мне только подпоясаться, поэтому через пятнадцать минут мы уже вышли во двор.
Машину новоявленных родственников я приметил сразу. Около подъезда стояла вишневая «копейка», носившая в Финляндии гордое название Лада 1200.
Жестом, показав нам, что можно садиться, бабушка уселась на место водителя, завела двигатель и лихо выкатила на дорогу. Когда мы выехали за город, она резко прибавила скорость и на спидометре стрелка подошла к ста десяти километрам.
— Ни хрена себе старуха шпарит! — мысленно восхитился я. — Мы так, пожалуй, четыреста километров за три-четыре часа проскочим.
Но затем вспомнил, что совсем не так давно, в другой жизни и, будучи еще в более пожилом возрасте, чем шестидесяти пятилетняя бабушка, рассекал по трассе на скорости сто шестьдесят км и подумал, что зря наезжаю на родственницу.
Как будто услышав, бабушка заметила:
— Я не тороплюсь, обед в ресторане заказан на три часа дня, так, что мы вполне успеем еще привести себя в порядок.
— Бабушка, ну зачем такие траты, мы могли бы вполне посидеть и дома. — ответил я.
— Никаких лишних трат не будет, — раздался с заднего сиденья хриплый голос Армаса. — Это ресторан твоей бабушки.
Глянув назад, я увидел, как Армас прячет в карман фляжку, а по салону распространился запах сивухи.
— Ну и гадость они тут пьют, — подумал я. — А Пеккарайнен, молодец, настоящий финн, за время нашего знакомства сказал всего две фразы в три слова. Сейчас, наверно, ругает себя, что слишком много говорил.
Проехав, таким образом, часа два, мы остановились у небольшой заправки.
Я сходил в туалет, посмотрел на сверкающие кафельные стены, белейшие унитазы и с тоской подумал:
— А ведь всего двадцать — тридцать лет назад, финны ходили почти в такие же туалеты, как мы, где думали о вечном, сидя на корточках.
Сейчас же, обгоняют нас в бытовом плане космическими темпами. И будут обгонять еще много-много лет.
Выйдя к машине, я обнаружил, что Ритта снова садится за руль. На всякий случай я попросился ее заменить, мотивируя тем, что имею права, опыт вождения, и даже работал таксистом.
Бабушка прониклась и, уступив место водителя, пересела назад к мужу. После недолгой возни, она реквизировала у него фляжку со спиртным. Армас особо не сопротивлялся и почти сразу захрапел.
Ритта же освободившись от руля, забросала меня вопросами.
Притом иногда довольно странными типа приглашали ли мы пастора на похороны ее сестры.
Пришлось объяснять ей, что пастора у нас найти затруднительно. Попа с дьяконом не каждый день найдешь, а тут пастор, понимаешь.
Короче, когда мы подъезжали к их дому в пригороде Йоэнсуу, язык у меня уже отваливался от болтовни.
Ну, что дом у моих новых родственников был вполне на уровне. В общем, по сравнению с теми, что в другой жизни строили некоторые мои соседи по дачному кооперативу, ничего особенного. Но это все же был 1974 год.
Я, конечно, громко восхищался, хвалил вкус хозяйки. Хотя ничего особенного внутри не было, все очень по-фински, голый функционал и все.
Но лучше бы моей жене и маме такого великолепия не видеть, чтобы не заболеть черной завистью. Так, что я порадовался тому, что нахожусь здесь в одиночестве и нисколько никому не завидую. Почему-то появилась уверенность, что и у меня все будет не хуже, а возможно и лучше, чем у новой бабушки.
Видимо, я не очень владею даже бытовым финским языком, потому что небольшую придорожную забегаловку, перевел для себя со слов Армаса, как ресторан.
Это оказалась одноэтажная стекляшка, каких и в нашей стране появится море, когда начнутся лихие девяностые годы, названные одной известной вдовой президента-алкаша, святыми.
Однако, надо учесть одно существенное обстоятельство, в Финляндии не было рэкета и проблем с ним связанных.
Поэтому на охрану тратиться не было нужды. Когда мы зашли во внутрь, нас встретила только официантка, рыжая полная финка и, кидая на меня любопытствующие взгляды, оживленно заговорила с хозяйкой, то бишь, Ритой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не скажу, что стол ломился от разнообразных яств, финны есть финны, ну, что с ними поделаешь.
Наш столик находился в углу, за другими столами в основном сидели дальнобойщики, им до нас не было никакого дела. Но местные жители, заходящие на перекус, изредка заговаривали с Риттой и Армасом. Было интересно наблюдать, как у провинциальных сдержанных финнов начинают проявляться эмоции, когда они узнают по какому поводу старая Ритта Пеккарайнен обедает в своей кафешке.
Спиртного на столе не было, поэтому Армас вел себя беспокойно, и все время порывался куда-то идти. Но жена четко пресекала эти попытки. А в один прекрасный момент очень тихо произнесла.
— Армас, ты помнишь, что мы сегодня еще должны съездить к Тойво. Смотри я ему, все расскажу, и он тебя отругает, как старший брат.
После этих слов, бабушка начала объяснять, что Тойво, старший брат Армаса тоже читал статью в газете и очень хочет увидеть повара, так понравившегося президенту Кекконену. Тойво очень уважает президента и его мнение, поэтому очень просил познакомить его с этим мальчишкой, раз уж он здесь появится.
А посему, увы, но придется ехать еще и к Тойво Паккарайнену, богатому фермеру, снабжающему половину Йоэнсуу молочными продуктами.
Немного отъехав от города, мы свернули на проселочную дорогу, однако по ней можно было ехать почти, как по шоссе. Мы проехали несколько хуторов, Напротив каждого на дороге возвышались помосты, со стоящими на них бидонами.
Хоть я ничего не спрашивал, бабуля пояснила, что с этих помостов два раза в день забирают молоко.
— Да, уж, выставь у нас сейчас молоко на дороге, — подумал я, — через полчаса ни молока не бидонов не найдешь.
Почему-то именно сейчас, мне, до зубовного скрежета, захотелось остаться жить здесь. Тем более, зная, что будет твориться у нас спустя всего семнадцать лет. А тут, тишина и покой. По крайней мере, так было в прошлой жизни, как будет здесь, никто не знает. Хотя мое влияние на историю, похоже близится к нулю и вряд ли станет больше. Я ведь не собираюсь писать письма Брежневу и Горбачеву. Психиатрические больницы прекрасно обойдутся без меня.
Проехав огромное поле, засеянное непонятным злаком, мы остановились у двухэтажного деревянного дома, рубленного из круглого леса. За домом деревянные мостки шли к берегу озера, где среди кустов притаилась небольшая банька. В стороне от дома в большом высоком ангаре двое рабочих возился с сельской техникой. Коров и другой скотины я не заметил. Кстати, кустиков и цветочков у дома тоже не замечалось. Некогда фермеру заниматься ерундой.
Тойво Пеккарайнен встретил нас на крыльце вдвоем с женой. С Риттой он даже обнялся, а Армасу пожал руку и потом молча погрозил пальцем.
Я уже знал, что Тойво тоже когда-то был алкоголиком. Но потом попал в секту пятидесятников, уверовал в Господа, как они говорят. Бросил пить, курить, и взялся за дело. После чего довольно быстро начал богатеть. Он смог взять кредит в банке и построить небольшой молокозавод, и теперь местные фермеры продают молоко ему. Нет, он не монополист, но ближайший молокозавод принимает молоко немногим дороже, а везти его в два раза дальше, а финны денежки считать умеют.
Бывший алкоголик и хулиган с гордостью показывал нам свои владения.
Армас тоже ходил с нами, но большей частью молчал и желал вид, что ему все это давно надоело. Правда, пару раз он сделал замечания Тойво, что тот, строя новое, уничтожает память о родителях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глава 27
После экскурсии, моя новоиспеченная бабушка вместе с женой Тойво удалилась на кухню.
Мужчин же гостеприимный хозяин пригласил в баню.
Армас на это предложение согласился с видом мученика, а мне после нескольких часов, проведенных в машине, очень хотелось сполоснуться. Поэтому такое предложение принял с радостью.