И увидел, что это хорошо. И сказал Создатель: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, птицами небесными и над всякими животными, пресмыкающимися на земле. И стало так. Велики с тех пор наши, арланов, мужество и сила,
– Могучие! О, могучие! – взревела толпа и затопала копытами в такт тут же возникшим ударам бубна.
Шаман сорвался с места и, виляя на ходу крупом, сделал еще один почетный круг. Остановился… и оборвались крики.
– И стали завидовать благородным арланам дикие люди, и стали творить козни и пробираться обманом и лестью к власти над всеми живущими. Ибо Бог-Отец доверял им и, часто уезжая, оставлял вместо себя их наместниками. И они обманули его, и Создатель не хочет возвращаться больше. И только мы, арланы, можем вернуть Бога-Отца, только мы можем вызвать его, потому что совершенны.
Толпа одобрительно взревела:
Чтобы снова был снами!
Ура! Ура! Ура!
– Высоко, выше всех!
– С белыми, белыми зубами!
– С руками, которые все сокрушают!
– Глазами, которые все видят!
– Ртом, который пьет!
Кровь жизни!
Великое наше племя!
– Великие арланы! Велик Бог-Отец!
Этот рев полуживотных – полулюдей-полунелюдей – дружно обрушился на площадь, как могучая Штормовая волна устремляется на берег.
Вожди тоже ревели во всю глотку.
Я посмотрел на своих товарищей. Лицо Кочетова выражало крайнюю ненависть, он то закрывал глаза, чтобы не видеть ничего, то смотрел сквозь приспущенные веки, словно прицеливался. Михайлов утомленно отворачивался. Голова моя звенела. Только Илья, не выражая эмоций, даже с любопытством оглядывался вокруг. А Мстиша, видно, внутренне приготовился к пыткам, потому что с каменным выражением лица смотрел куда-то сквозь беснующуюся толпу. Арсуну было неуютно, но и он мужественно держался, изредка тяжело хлопая челюстями, наверное в знак презрения.
Шаман вновь забил в свой бубен. Ритм несколько изменился. По не уловленному мной знаку несколько воинов с луками вошли в круг.
Наступила абсолютная тишина.
Шаман повернулся к вождям.
– Сейчас Бог-Отец снисходит к нам! – торжественно прокричал он.
– Снисходит к арланам! – завопила толпа.
– Сейчас он придет, чтобы убедиться в трусости людей!
– Сейчас придет… – вторила толпа.
– И мы убедимся!
– Убедимся…
– Ну так начнем же! – заорал старикашка, повернувшись к лучникам.
И они начали…
Словно бы не было тысячелетий нашей цивилизации.
Словно бы развитие повернулось вспять!
Стрелки стали банальнейшим образом выцеливать точки вплотную возле наших голов. Свистели стрелы, орала толпа, выражая одобрение или разочарование неудачным выстрелом. Хорошо еще, что стрелки боялись попасть в нас, а то неудачный выстрел просто бы поставил на ком-нибудь из нас точку. Буквально.
Мой стрелок с ходу пригвоздил мне ухо к столбу. Шаман прекратил представление, подозвал трех разномастных (в прямом смысле) вождей, те некоторое время важно спорили, что-то подсчитывали, но в конце концов заменили неудачника, понуро ретировавшегося в глубь стада.
Некоторое время все шло нормально. Головы наши украсил частокол оперенных стрел. Никто не был больше ранен, а мое ухо залепили какой-то дрянью, отчего кровь перестала течь, а я – слышать с правой стороны.
Затем шаман извлек какие-то палочки, остро отточенные с одного конца, несколько подмастерьев помогали ему, и, немного провозившись – вожди закусывали тем временем, а толпа молча ждала, – они воткнули эти палочки нам в руки и между ребер. То есть туда, где нельзя было задеть жизненно важных органов. Палочки длиной сантиметров в десять были, видимо, пропитаны чем-то, вызывавшим у жертв, в данном случае у нас, сильнейшее жжение.
Однако горели палочки хорошо.
К этому времени стемнело, и когда палочки подожгли, для праздной толпы зрелище было чудным. Яркие огоньки пылали в густеющем сумраке, искры сыпались во все стороны, словно от карнавальных шутих, и где-то был воевода Ставр, наверняка слишком, далеко, по ту сторону ночи.
Орала толпа, горели бенгальские огни наших мук, и пахло паленым волосом и горелым мясом.
О! Они еще много чего придумали!
Были зажжены костры, чтобы лучше видеть.
Кудесник-шаман сделал нам несколько параллельных надрезов на животах. Справился даже с чешуйчатой кожей Арсуна. Затем между парными разрезами отдирали ремешок, под который продевали бечевочку, к бечевочкам привязывали птицу или мелкого зверя… и всех разом отпускали.
Было много веселья, если зверь или птица обрывали ремешок нашей кожи, еще больше – если не сразу обрывали и метались под улюлюканье четвероногой своры, радовавшейся нашей боли.
Да, было много веселья…
Какой-то вошедший в раж пожилой вождь захотел метнуть в цель топор. Организаторы и устроители заметно обеспокоились, сразу как-то засуетившись. Но этот разукрашенный светлой масти вождь был, видимо, лицом уважаемым. На ходу совещаясь с шаманом, распорядители выхватывали из толпы умельцев кидать топоры. Все построились, бубен дробно сыпанул тушь, топоры полетели, и только Кочетову, бывшему целью уважаемого энтузиаста, не повезло: топор, пущенный сильной рукой, вонзился ему в левый локоть, почти чисто разрубив сустав.
В антрактах выходили подростки и старухи, возглавляемые той толстой поварихой. Но перечисление наших мужских достоинств, смехотворных с точки зрения коней, служило нам передышкой. Старуха и дети кидалась в нас лошадиным навозом и делали вид, что блюют.
Толку от нас они не добились, поэтому шаман их просто выгнал со сцены.
Потом нас секли плетями, на концах ремешков которых были привязаны крючочки, отчего по всему телу из глубоких царапин обильно текла кровь. Ранки посыпали солью в целях гигиены, наверное, а также усиления мучений, что вернее.
В общем, над нами трудились долго и добросовестно, но не желая нанести серьезных увечий; руку Кочетова сразу перетянули в локте, отрубленное предплечье, висевшее на лоскутах кожи, отсекли, кровь быстро остановили и, помазав рану какой-то маслянистой жидкостью, перевязали. Хорошо еще, что все это время он был без сознания. А вождю никто не сделал замечания, хотя хотели многие. Видимо, посчитали, что попорчен хороший материал.
А затем откуда-то издалека, как будто с другого края ночи, настолько издалека, что только я смог это услышать, раздался звук, который я узнал. Это было страшно отдаленное пение сигнального рога. Все-таки наши боевые товарищи ищут нас, возможно, напали на наш след, возможно, спешат сюда. Надежда пылала во мне как раскаленные угли догорающих костров в звездном мраке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});