11
— Проходите, фрау, — пригласил Ксанку худой человек с желтым постным лицом. Он был одновременно и секретарем, и переводчиком лейтенанта Корфа.
Оксана вошла в маленький кабинетик и села на предложенный стул.
— Guten Tag, — сказал офицер. Переводчик перевел.
— Здравствуйте, меня зовут Надежда Петрова, я близкий друг одного из шахтеров, работавших в ремонтной бригаде.
Корф кивнул.
— Это большая неприятность и для вас, и для меня тоже. Я был заинтересован в том, чтобы они хорошо делали свою работу, но их арестовало гестапо… Фрау Петрова, вы сказали? Но среди моих рабочих не было Петровых.
— Я просто друг, понимаете? И хотела узнать о судьбе…
— Конечно, — лейтенант не позволил себе ни тени улыбки. — Как зовут вашего друга? Ксанка покосилась на переводчика.
— Говорите смело все, это мой человек, — мгновенно уловил заминку Корф.
— Меня беспокоит судьба Валерия Мещерякова.
— Вот как? — удивился офицер. — На этого человека я возлагал большие надежды, но он их не оправдал.
— Я уверена, что произошла какая-то ошибка, Валерий не мог сделать ничего плохого.
— Это риторика, фрау Петрова, у нас говорят: гестапо не ошибается.
— Я понимаю, что вы сами находитесь в трудном положении, но все-таки прошу вас узнать…
— Нет, нет, и не думайте! — воскликнул Корф. — Если инженер Мещеряков не виноват, его отпустят, если виновен — накажут. Так что лучше молитесь Богу, только он может выступать посредником в подобных делах.
— Например, он не стал бы одалживать у коменданта его автомобиль, сказала с нажимом Ксан-ка. — Вы меня понимаете?
— Вы, действительно, близкий друг господина Мещерякова, — задумчиво сказал офицер, — он многое вам рассказал… Поймите, фрау Петрова, я не имею влияния на гестапо, это другое ведомство. Скорее оно может повлиять на меня. Зачем же мне попадать в его поле зрения?
— Это случится, если гестапо узнает о вашем предложении моему другу заняться дополнительной работой за отдельную плату. Если не ошибаюсь, разговор состоялся в вашу первую с ним встречу вон в том кафе, — Ксанка показала в окно за спину лейтенанта.
Теперь пришла очередь Корфа покоситься на переводчика.
— Хорошо, я постараюсь узнать о судьбе вашего друга и в конце недели сообщу вам.
— Пожалуйста, сегодня, — твердо сказала Оксана. — Заодно узнайте, как дела товарищей Мещерякова. Может быть, все не так плохо и они сумеют закончить необходимую вам работу.
— Ладно, — легко согласился офицер, поняв, что иначе от собеседницы он не отделается. — Едем.
Он коротко переговорил с желтолицым переводчиком и, подхватив Ксанку за локоть, вывел ее из кабинета.
Осторожный немец, подумала Ксанка, решил этого переводчика с собой не брать. Значит, вторую часть разговора переведет другой и ни один не будет знать, в какой истории замешан Корф.
Лейтенант вывел даму на крыльцо и поманил пальцем машину. "Опель" немедленно подкатил, Ганс выскочил и распахнул дверцу перед начальником и дамой. В дороге они были вынуждены молчать, но когда автомобиль остановился у знакомого здания ЧК, лейтенант вышел первым и подал фрау Петровой руку.
— Прошу вас.
Ксанкина рука замерла на полдороге.
— Боитесь?
Она пересилила внезапный испуг и вышла из машины. У дверей здания все так же стояли караульные, только теперь в черной форме. Они отдали лейтенанту честь. Он бросил короткую фразу и они вдруг сделали шаг вперед.
— Я приказал им вас арестовать, — пояснил Корф и внезапно добавил: Фрау Ларионова?
Ксанка инстинктивно дернулась, а немец только сильнее сжал ее руку.
— Дома и родные стены помогают, да? Посмотрим, может быть, здесь вам сидеть будет приятней?
Солдаты подхватили словно онемевшую Ксанку и втащили внутрь.
* * *
Вопросы были все те же:
Кто организатор? Сколько диверсантов с ним работали? Кто дал задание? Является ли он офицером Красной Армии? Кто обучал его минному делу? Какие явки в городе он знает?
Валеру пока не били, но спать не давали третьи сутки, и он не решился бы сказать, что хуже. Дважды его допрашивал сам герр начальник гестапо, значит, Мещерякова считают важной птицей. Их можно понять: ликвидировать группу подпольщиков в тот момент, когда они собирались взорвать одну из самых крупных местных шахт!
— Я не диверсант, — твердил, как заклинание, Валера, — у меня даже зажигалки не было, как бы я зажег фитиль?
— Не считай нас идиотами! — орал начальник гестапо. — Кто руководил вашей группой? Как вы поддерживаете связь?
— Никто.
— Значит ты — руководитель?
— Я бывший главный инженер, теперь — начальник ремонтной бригады.
— Твои рабочие нам все рассказали, брось притворяться, и мы сохраним тебе жизнь!
Валера придерживался одной линии поведения, выработанной еще когда его везли в гестапо. Хотя, когда тебя берут с поличным, любая линия кажется глупой. Даже если никто из рабочих не сознается, ему и его двум спутникам не отвертеться. Странно, что гестаповцы до сих пор не предъявили им отпечатки пальцев, снятые с ящиков и динамитных шашек. Или у них техническая служба не работает?.. Дела остальных шахтеров были бы неплохи, если бы было мирное время и если бы для фашистов существовала презумпция невиновности. В глубине Валерий знал, что все рассуждения о шансах на спасение хоть для части рабочих ничего не стоили. Возможно, что группу расстреляют хотя бы для острастки, чтобы предупредить тех, кто собирается им на смену.
Все эти мысли существовали в каких-то обрывках, они то возникали, то проваливались во тьму небытия, откуда Мещерякова возвращал крик начальника гестапо или одного из следователей. Наконец настал момент, когда Валерка стал отключаться буквально через минуту. Гестаповец вызвал охрану и шатающегося арестанта увели в камеру. Тут он упал на пол и мгновенно уснул, чтобы быть разбуженным в следующую секунду.
На него вылили ведро ледяной воды, и Валера с трудом открыл глаза. "Вдруг теперь побьют?" — мечтательно подумал он. Хороший апперкот может подарить полчаса забвения…
— Герр Мещеряков? — позвал знакомый голос. — Здравствуйте, это я Корф.
Валерка приподнялся и сел в луже стекающей с него воды.
— Опять на допрос?
— Нет, просто мне разрешили с вами поговорить.
— О чем? Я спать хочу! — арестант готов был плюхнуться обратно в лужу и уснуть.
— Я вам помогу, — Корф потянул Валеру вверх. Тот напрягся и сумел сесть на нары. — Герр Мещеряков, вы меня сильно подвели своим необдуманным поведением, но я готов протянуть вам руку помощи. Дело в том, что начальник гестапо кое-что мне должен. Я могу похлопотать перед ним за вас, но с одним условием.
— Я не могу предать товарищей, — тихо сказал Валера.
— Бога ради, избавьте меня от вашего идеализма! — воскликнул Корф. — Я стараюсь вытащить вашу голову из петли, а вы мне условия ставите. Кто из нас находится в худшем положении?
— Не знаю, — сказал, прикрывая тяжелые веки, Валерка, — может, тот, кто делает первый шаг? Вы же не дурак и догадались, что я перевозил на машине коменданта.
— Далась вам эта машина! Слушайте, герр Мещеряков, мне нужна сущая безделица: план этого здания до реконструкции.
— Этого?
— Да! Этого самого, в котором мы сидим.
— Допустим, сижу я.
— Этот дом дважды перестраивали: в 1923, когда сюда вселилась ЧК, и в 1926, после пожара. Мне нужны чертежи всех трех планировок здания. Когда-то вы сами здесь служили и должны помнить расположение кабинетов. Потом, вы крупный местный инженер и были тесно связаны с городским хозяйством, отделом архитектуры, да?
— Был, но не настолько, чтобы…
— Это мое единственное и окончательное условие. Если вы подскажете мне, где найти чертежи или сами их нарисуете, то я добьюсь вашего освобождения и освобождения части ваших людей. Если нет, то вы обречены. Подумайте, лучше спастись части, чем погибнуть всем. Хорошо подумайте!.. Приятных сновидений! — бросил напоследок лейтенант, заметив, что Мещеряков валится набок. Прежде, чем он успел покинуть камеру, Валерка провалился в тяжелый, как в лихорадке, сон…
12
— Как чувствует себя ваш подопечный, лейтенант? — спросил начальник гестапо.
— Вы над ним хорошо потрудились, — сказал Корф, — я даже не уверен, адекватно ли он понял все, что я ему говорил. Отличная работа!
Начальник поморщился.
— Избавьте меня от ваших комплиментов, господин лейтенант… Я ценю вашу помощь в раскрытии диверсионной группы, но желание контролировать это дело целиком говорит о непомерном тщеславии или желании что-то скрыть от меня. Такое поведение мне не может нравиться. Я согласился на ваше руководство операцией только потому, что у вас нашлись высокие покровители в Берлине, но даже их влияние не безгранично. Формально вы, Корф, подчинены мне, а я начинаю терять терпение. Что мы тянем с этим Мещеряковым? Чего ждем?