Читать интересную книгу Ложа чернокнижников - Роберт Ирвин

Снова эта Наглая Лгунья. Стараюсь не обращать на нее внимания.

Теперь, когда Фелтон доволен, что дела с Мод у меня пошли на лад, он решил возобновить наши регулярные разборы дневника по вторникам и четвергам. Сегодняшняя наша встреча была полна неожиданностей. Во-первых, в кабинете уже сидел Гренвилль со своим дневником наготове. Я уже успел забыть о нашем уговоре. Гренвилль передал мне свой дневник, я передал свой Фелтону, а Фелтон передал мне деньги. Затем мы с Фелтоном приступили к чтению. Мне разрешили просмотреть только две странички из дневника Гренвилля, касавшиеся того конкретного вечера с Салли. То, что я прочитал, показалось мне, мягко говоря, странным:

14 апреля

Снова видел во сне Призрак Прачки. Проснулся с мыслями о Салли. Уже третье утро подряд. Лев в асцеденте, и Лев венчает мой шестой дом (Дева, кишечник). Я провел процедуру седьмой степени на теле Ястребиноголового. Затем совершил ритуал изгнания. Однако все без толку. Спустился посмотреть стол Паллисера. Он долго простоял на солнце, и патина на столешнице немного поблекла. Фактура дерева довольно выражена. Фактура на раздвижной части стола совпадает. Ясно, что я не могу себе позволить за эту цену. Что ж, посмотрим. Сунул подсвечник в посудомоечную машину. За всеми этими занятиями не переставал думать о ней. Во-первых, она — замарашка и хиппи. Во-вторых, я ее люблю. Моя сексуальная киска. Я просматривал счета, думая о ней. Очевидно, нельзя делать ничего такого, что угрожало бы статусу Питера. Но Питер никогда ничего не узнает. Пообедал в "Шейкиз". Вернувшись в магазин, медитировал о гробе. Подсвечник — как новенький. Пока я обедал, принесли китайский ковер. Основные цвета — вишневый, абрикосовый и желтый. Уверен, что вещь сделана до начала двадцатого века. Проблема — найти покупателя, который это тоже оценит. Мысли об этой девчонке одолевают меня. Ушел из магазина. Отправился в паб в Пимлико. За стойкой была женщина. Испробовал на ней Взгляд. Она подошла. Поболтал с ней ради приличия, а потом заставил ее пройти за мной в мужскую уборную. Думал, что если она у меня отсосет, то мои мысли прояснятся. Как бы не так.

Салли — замарашка-хиппи. Но она же и недоступная Снежная королева. Мне нравятся ее чудачества. Нравится, что она меня презирает. Сейчас Питер направляется на лекцию в Хораполло-хаус. Когда я пишу эти строки, моя рука дрожит. До меня только что дошло, что мне нет никакой необходимости присутствовать на лекции. Схожу к Салли. Не представляю, что из этого выйдет.

Я позвонил. Лицо у нее было неприветливое. Я сказал, что случайно проходил мимо. Она не поверила. Ответила что-то вежливое и попыталась закрыть передо мной дверь. Тогда я сказал, что истинная причина моего прихода — то, что Питер в опасности. Она провела меня в свою комнату. Комната завалена хиповским кичем. Я устроился поудобнее. Она спросила, что за опасность угрожает Питеру. Я сказал, что на самом деле в опасности не Питер, а я. Я умру, если не получу ее. Это ее не смягчило, мою любимую замарашку. Я предпочел бы, чтобы она отдалась мне по доброй воле, но на это нечего было рассчитывать. Я использовал Взгляд, и она подошла, чтобы расстегнуть мне брюки. «Ух ты, гетры!» Гетры ее возбудили, и она не разрешила мне их снять. Потом, когда мы лежали рядом, тяжело дыша, она спросила, нравится ли мне, как пахнет, когда я пукаю.

Через несколько минут она попросила меня уйти. Я снова сказал ей, что она божественна. Она пропустила мои слова мимо ушей. Она сказала, что если я действительно ее люблю, то никогда не расскажу Питеру.

Потом сказала, чтобы я уходил. И больше не приходил. Никогда. Но почему она спросила меня про газы? Неужели я пукнул, когда мы занимались любовью? Больно даже подумать об этом. Не мыслю себе дальнейшей жизни без моей дорогой замарашки».

Больше читать мне не позволили. Холодно наблюдавший за мной Гренвилль взял у меня дневник. Сначала я подумал, что запись в дневнике могла оказаться поддельной — точно также как фокус с собакой, которая отыскала и привела Гренвилля. В конце концов, у Гренвилля была куча времени, чтобы насочинять все это. Мне бы хотелось, чтобы история с магическим соблазнением Салли оказалась ложью. Но на самом деле я был совершенно уверен, что это не ложь. «Вам нравится, как пахнет, когда вы пукаете?» — в апреле это был один из вопросов недели Салли. Я испытывал смешанные чувства по поводу прочитанного. В принципе после нашего разрыва Салли ничего для меня не значила. Даже до разрыва она была свободна и могла спать с кем угодно по своему желанию. Подумаешь! С другой стороны, в данной ситуации она не была свободна. Да, трудно сказать, но я думаю, что все это не так уж важно.

Фелтон передал мой дневник Гренвиллю и указал ему на какую-то страницу.

— Позаботьтесь об этом, — сказал Фелтон, и Гренвилль вышел.

Если мы и дальше будем читать дневники друг друга, то это будет похоже на жизнь в колонии нудистов, когда все болтается у всех на виду. Фелтон обратился к моим последним записям в дневнике. Сначала он разворчался, что не смог найти в своем справочнике школу, где я работаю, потом пробормотал несколько слов о том, как любопытно выглядят в моем дневнике детишки, которых я так живо описываю. Потом придрался к слову «врубаться» и начал разглагольствовать об отвратительной манере выражаться неясно. Что я имел в виду — что согласен с Мод? Если да, то почему прямо так и не сказать? Или я только хотел сказать, что я ее понимаю, но не согласен с ней? Или я смутно отдавал должное ее словам, не понимая до конца их значения? Или я собирался что-то добавить по поводу адреналина, не соглашаясь с тем, что уже сказала Мод? В каком смысле я «врубался» — в эмоциональном или в интеллектуальном, или же речь шла о каком-то ином виде связи? Фелтон продолжал засыпать меня вопросами, пока голова у меня не пошла кругом от бесчисленных уровней непредполагаемых имплицитных смыслов и двусмысленностей.

Пока он говорил, у меня за спиной распахнулась дверь. Фелтон поднял брови, но продолжал говорить. Я не осмеливался оглянуться. Фелтон вдруг перестал придираться к моему языку.

— Я вижу, на страницах твоего дневника я отнюдь не предстаю впечатляющей фигурой. Что ж… Много лет назад на мою долю выпало великое испытание, величайшее испытание в жизни… и я его не выдержал. А ты, когда придет время твоего испытания, не должен ошибиться.

Фелтон говорил очень быстро, словно стараясь сообщить нечто срочное.

— Люди приходят в Ложу по самым разным причинам. Не все из этих причин можно назвать достойными, но это не важно. Некоторые приходят посмеяться над нами, но потом остаются и преображаются. Другие приходят к нам в надежде, что Ложа обеспечит их хорошими деловыми связями, или предоставит им сексуальное вознаграждение, или просто развлечет, сделает светлее их серые в остальных отношениях будни. Все это наивные и ошибочные мотивации, но мы можем работать с такими людьми. Кое-кто приходит к нам, потому что одинок. Мы даем этим людям новых друзей — зримых и незримых. Но по-настоящему важна только Цель… Иными словами, Non Omnis Moriar, ты можешь сказать правду о том, что заставило тебя поцеловать руку Магистра. Не важно, что изначально привело тебя в Ложу. Важно только то, что мы собираемся из тебя сделать.

Что за бред? Он неделю за неделей читал в моем дневнике самую настоящую правду. Я собирался сказать ему об этом, а потом спросить, как долго еще продлится мое шутовское ухаживание за Мод? Но задать этот вопрос мне так и не выпало шанса.

— Чарльз, дорогой, можно тебя на два слова? — прозвучал за моей спиной женский голос.

— А это не может подождать, Бриджет? Как ты видишь, я обсуждаю с этим молодым человеком его дневник.

Я обернулся. Бриджет была необычайно высокой и худой, с густыми черными бровями, темными глазами и длинными белыми волосами.

— Вообще-то нет, — ответила она, — Занятие по экзорсизму и созидание начнутся через несколько минут, а дело действительно весьма личное.

— Ладно, ладно. Да, кстати, Бриджет, ты уже, наверное, догадалась, это — Non Omnis Moriar. Non Omnis Moriar, это моя жена Бриджет, ее магическое имя Dolor Mundi. Она только что вернулась из поездки по нашим Ложам в Соединенных Штатах.

Я встал, чтобы пожать руку Бриджет, а потом они с Фелтоном вышли в коридор для конфиденциального разговора. Дверь была прикрыта неполностью, и я слышал, как они бормочут что-то о Церкви Сатаны, об Антоне ла Вее, об «этой противной Мэнсфилд» и о том, что «все эти группы сбились с пути после смерти Кроули». Но то, о чем они секретничали, для меня почти ничего не значило. Так, выходит, Фелтон — женат! Мало того — его зовут Чарльз!

Мне вдруг в голову пришла безумная мысль, и, пока они были в коридоре, я взял с полки книгу о купающихся финских мальчиках и быстро ее пролистал. Темные воды бьются о берег острова жертвоприношений. Водяной дух, Ву-Мурт, неутолим в своей жажде человеческих жертвоприношений. Воды финских рек и озер опасны для молодых людей, так как кишмя кишат русалками. Туонельский Лебедь плывет по реке преисподней, охраняя Земли Мертвых. И так далее. Книга оказалась комментарием к некоторым эзотерическим аспектам «Калевалы», финского народного эпоса, и в конечном счете совсем не тем, что я думал.