Часть проблем связана с декорациями. Это массивная пирамидальная стальная конструкция, состоящая из отдельных площадок, соединенных всевозможными лестницами и пандусами. Вероятно, эта конструкция призвана символизировать собой иудейско-христианскую иерархию существ: начиная от Бога и ангелов и заканчивая простыми смертными. Правда, при этом получается, что музыканты, сидящие в оркестровой яме, занимают самый нижний из кругов ада. Поскольку, согласно сценарию, некоторые актеры должны перемещаться с одного уровня иерархии на другой, переходы по лестницам и пандусам сопровождаются сложной и опасной для жизни хореографией. В одной из сцен актеры должны петь и танцевать на краю наклонной плоскости сцены, прямо перед партером. Потом им нужно разбиться на четыре отдельные группы и взбираться наверх по лестницам и пандусам, крест-накрест пересекающим верхние этажи пирамиды. Поднимаясь, эти группы должны хаотически сливаться и снова разделяться, прокладывая себе путь к той или иной части конструкции, а также следить за темпом музыки, не менее замысловатым, чем сама декорация. Удивительно уже само то, что никто не упал, не поранился и ничего себе не сломал, но в царящем на сцене хаосе, на мой взгляд, нет ничего приятного. Что касается нас, музыкантов, то мы практически не видны в темных недрах сцены и бодро сопровождаем весь этот библейский ужас мрачным и тягостным аккомпанементом, который его только усугубляет. Каждая следующая сцена кажется более нелепой, чем предыдущая, и со своего весьма выигрышного места во мраке сцены я вижу директора, который сидит во втором ряду партера и наблюдает крах своего творения, то хватаясь руками за голову, то безнадежно и беспомощно уставившись на сцену. Его обычно столь самоуверенное лицо постепенно наливается кровью, как перед апоплексическим ударом, пока он наконец не разражается ужасным криком, который заглушает музыку и сотрясает театр до самых потолочных балок.
— РАССЛАААБЬТЕСЬ! МОЖЕТ ЗДЕСЬ ХОТЬ КТО-НИБУДЬ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, РАССЛАААБИТЬСЯ?
Нечего и говорить, что призыв директора имеет прямо противоположный эффект. Актеры, и без того в смятении, а теперь превращаются в пораженных ужасом психопатов. Исполнительница главной роли по-прежнему сияет, словно Вифлеемская звезда, но всех остальных участников события, включая троих волхвов и архангела Гавриила, охватывает буря смущения, негодования, обиды и отчаяния. Увы! Никому из нас не суждено спокойно спать этой ночью, а у меня есть еще и своя забота, потому что я так и не переговорил с сестрой Рут об утренних репетициях по средам. На следующий день, двигаясь в плотном утреннем потоке машин, я решаю непременно обсудить волнующий меня вопрос с директрисой. Я буду прям и смел. Я объясню ей, что, несмотря на мое искреннее желание выполнять учительскую работу как можно лучше, истинным моим призванием является музыка и если она позволит мне пропускать школу по средам, я постараюсь компенсировать свои пропуски в другие дни: например, разучу с детьми рождественские гимны или поставлю рождественский спектакль. Я начинаю репетировать свою речь прямо в машине. «Сестра Рут, — скажу я торжественно, — имея большой опыт работы в местном театре (здесь я сделаю паузу для того, чтобы глубоко вдохнуть, как перед героическим прыжком в ледяной бассейн или самоотверженным восхождением на жертвенный алтарь), я считаю, что было бы вполне уместно поручить мне постановку рождественского спектакля в этом году (а если учесть, какой ужасный провал я наблюдаю на репетициях в течение последних недель, у меня вряд ли получится хуже). В конце концов, среди моих учеников есть несколько очень талантливых актеров».
В девять пятнадцать я делаю утреннюю перекличку. Несколько человек, как всегда, отсутствует, но сегодня в их числе непоседливый шалун Кевин Андерсон. Кевин — очаровательный мальчик, обаятельный и веселый, и если ему не хватает способностей к учению, этот недостаток с лихвой возмещается его пением и шутками, которые хотя порой и бывают неприличными, но всегда подаются со сверхъестественным комизмом.
Во время перемены школьный секретарь входит в шумную, переполненную учительскую и приглашает меня к телефону.
— Алло? — На том конце провода раздается неестественно высокий голос. — Это насчет нашего Кевина. Он не очень хорошо себя чувствует, и я бы на денек оставила его дома. Хорошо? В этом телефонном звонке есть что-то подозрительное.
— Простите, а кто это говорит? — спрашиваю я как можно вежливее.
— Э-э-э… Это я, мама!
— Кевин, если ты немедленно не придешь в школу, у тебя будут неприятности, ты слышишь?
— Да, сэр. — Чудесным образом к его голосу возвращается нормальное звучание.
— Кстати, Кевин, а где твоя мама?
— Она на работе, сэр, на фабрике.
— Ладно, Кевин, приходи прямо сейчас, и я ничего не скажу, идет?
— Да, сэр!
Я уверен, что если бы Кевин использовал в своем спектакле «желчный приступ», я не задумываясь отпустил бы его.
После обеда меня осеняет. Я предложу доброй сестре Рут в следующую среду свозить в театр два старших класса школы, чтобы дети посмотрели утреннюю репетицию мюзикла. Предлагая ей это, я буду делать упор на религиозные и общекультурные аспекты произведения, которое мы репетируем. Пока дети смотрят, у меня будет возможность участвовать в репетиции. А когда сестра Рут увидит, какую пользу все это приносит детям, она тоже заразится магией театра, и мне удастся уговорить ее отпускать меня из школы по средам.
В итоге к концу репетиций я умудрился не пропустить ни одной среды, класс за классом препроводив всю школу в театр и обратно. При этом каждый культпоход мне приходилось тщательно согласовывать с директрисой и другими учителями.
Отзывы, которые «Рождение рока» вызвало в прессе, хотя и не столь восторженны, как рецензии на «Иосифа», но все же в целом одобрительны. Кажется, нам удалось предотвратить провал. Еще одна причина, по которой я могу быть доволен собой, состоит в том, что во время празднования премьеры в театральном баре я набрался смелости приблизиться к исполнительнице главной роли. В тот момент она была увлечена разговором с Джеки Трент, знаменитой женой мистера Хэтча. Не чувствуя себя в состоянии сказать что-либо интересное хотя бы одной из них, я выбираю другую стратегию и начинаю активно заигрывать с маленькой коричневой собачкой. Пес сразу видит меня насквозь и, разгадав мои корыстные цели, отвечает на ухаживания демонстративным безразличием. Проходит довольно много времени, прежде чем его хозяйка замечает меня.
— О, не обращайте на него внимания, — говорит она, и в ее голосе ясно слышны ноткисевероирландского акцента, — он просто старый шалун и мелкий пакостник.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});