— Ничто не может испортить мне аппетит, если ты рядом.
— Рад это слышать. Придумаем что-нибудь из еды?
— Ты хотел сказать: я придумаю? — улыбнулась она, открыв холодильник.
— Ну ты же что-нибудь придумаешь? — скорчил невинную гримасу Марк.
— Конечно, — всплеснула Белка руками. — Куда же я денусь?
Жизнь, которой у них не было...
Жизнь, которой у них не было, хлопала дверцей холодильника, шипела водой в кране, шкворчала жареной яичницей.
Жизнь, которой у них не было, тянула молодые побеги, чтобы прорасти друг в друга заново. Сбросить всё старое, ненужное и давно отмершее. Зачистить душу до здоровой ткани. И пусть не сразу, по веточке, по листочку снова распуститься и однажды расцвести.
И обрести. Друг друга и жизнь, которой у них не было.
Глава 32. Марк
— А это что? — поставила Белка на стол тарелки и показала на стоящие там консервные банки.
— Наверное, Мамай из офиса принёс, — задумчиво взял Марк в руки «осётра».
Белка только что рассказала ему про свой разговор с Вестлингом и трастовый фонд. И Марк был не просто озабочен. Мысли, что до этого были похожи на сбившихся в кучку новобранцев, кто во что горазд, выстраивались ровным строем, рыцарской «свиньёй», готовой как минимум к Ледовому побоищу.
— Съедобно?
— Да, — он потянул за кольцо на крышке консервной банки, открыл. — Угощайся. Вкусно.
Вывалил содержимое в тарелку. Пустую банку швырнул в мусорное ведро.
Белка отломила вилкой кусочек жирного мяса, засунула в рот.
— М-м-м и правда вкусно.
Марк рассеяно кивнул.
— Значит, мой отец был попечителем твоего фонда?
— Угу, — кивнула Белка, жуя. — Не знаю, когда и как они познакомились с моим отцом, этого Вестлинг не рассказал. Но, похоже их многое связывало.
— Похоже, куда большее, чем я думал.
Марк кратко пересказал ей что узнал от Мамая.
«…они сделали почти невозможное — отец Веры своей смертью, а твой своим бездействием — защитили тебя и Веру», — крутились в голове слова пожилого казаха.
И на счёт Веры Марк не ошибся — теперь он понял насколько она была важна в этой игре. Началось всё действительно ещё до их рождения. Но со смерти её отца и они попали на лопасти колеса, которое набирало обороты.
Понял Марк и кто были эти загадочные «друзья» отца — Ваан и её возможности.
Из разговора с ней Реверт и так понял, что они были знакомы. Откровением стало, что дружили. Ведь она настойчиво пыталась убедить Марка, что он был ей нужен, чтобы выйти на отца. Но Марк только что понял, что всё было с точностью до наоборот и у него появилось ещё больше вопросов к Иванне Вигеновне. Главный из них: как давно на самом деле она знает отца?
Марк прекрасно помнил, как вышел на неё. Один из его товарищей по баскетбольной команде, единственный, кто остался в спорте после школы и занялся баскетболом профессионально, столкнулся с ним случайно прямо на улице: Марк приезжал с мамой в больницу (после смерти сестры она совсем сдала), а тот был проездом с соревнований. Встретились вечером в кафе, поболтать. Там за разговором, после вопросов «что будешь делать?» он и рассказал Марку, что знает одну тётку, которая может ему помочь, раз Марк хочет найти этих ублюдков. Зачем баскетболисту самому были нужны услуги мадам Ваан, он распространяться не стал, а Марк и не спрашивал: у каждого свои секреты.
— Только она сейчас в Бангкоке, — словно извиняясь, добавил парень.
— Мне подходит, — решительно кивнул Марк и записал название гостиницы.
А была ли та встреча случайной? — думал он сейчас.
И не отец ли за всем этим стоял? Сам вмешаться он не мог, сейчас это Марк понимал, как никогда, — отцу ещё было что терять, а ему пригрозили, «нагнули», как сказал Мамай, — а вот помочь Марку, свести его с Ваан он мог.
После той встречи, когда они поссорились, вряд ли у отца были сомнения, что Марк одумается и откажется от своей затеи. Он так разозлился на отца за его бездействие и за упрёки маме, что назад дороги не было, иначе он стал бы как отец, а именно этого тогда Марк боялся больше всего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Может, конечно, Герман Реверт и рассчитывал, что сын подёргается туда-сюда, поймёт, как это трудно, выдохнет и успокоится: сестру всё равно не вернёшь. А, может, наоборот, надеялся, что Марк не сдастся, пойдёт до конца, тогда и отец будет знать: всё, что он мог — сделал. Вырастил сына и правильно его воспитал. А ещё помог ему в его борьбе. Ведь всё это время он только делал вид, что не во что не вмешивается, а сам был в курсе всего, что происходит в жизни сына. Не зря же Мамай так быстро нашёл Марка, и даже заставил его подругу лететь на Мальту, чтобы передать весточку, когда отцу осталось жить всего ничего.
Как же отцу, наверное, было горько слышать упрёки Марка в бездействии. Видеть презрение на лице сына. Жить все эти годы с болью в душе и хранить молчание до последнего вздоха. На это способны только очень сильные люди, воистину великие, которых, наверное, имеет право судить лишь время…
— О чём ты думаешь? — разложила Белка яичницу по тарелкам.
— А?.. Да вот, — подвинул к ней Марк закрытую банку осётра. — Второй день гадаем, что не так с этими консервами.
— А что с ними не так? — удивилась Белка.
— Помнишь наш «Берёзовский консервный завод»? Это он их выпускает. И, может, это просто моя паранойя, но сырьё они получают с соседнего региона, завод принадлежит твоему бывшему тестю, развозит консервы транспорт, что принадлежит губернатору. А ещё мне кажется, что всё это связано с наркотиками.
— С наркотиками? — Белка кашлянула и отложила вилку.
— Не бойся, я бы ни за что тебя этим не накормил, если бы хоть на секунду сомневался в безопасности. С рыбой всё в порядке. Но мы с Мамаем залезли на завод и кое-что увидели. Что очень хорошо укладывается в схему. Поставщик отправляет дурь в контейнерах вместе с рыбой. На заводе её фасуют. И дальше дилеры получают вместе с консервами и продают клиентам. Но в консервах мы пока ничего не нашли.
— Ешь, — подвинула Марку яичницу Белка. — А то остынет. Я как-то смотрела мексиканский сериал, там растворяли кокаин в текиле. Развозили дилерам просто как кактусовую водку в бутылках. Назвали её как-то смешно. Типа текила «Белый орёл». Но суть именно в слове «белый». Дилеры выпаривали алкоголь и продавали чистый высушенный кокаин. Но консервы ведь не выпаришь.
— В том-то и дело, — вздохнул Марк и отломил кусочек хлеба. Его, как и всё, что нашлось в холодильнике, тоже принёс Мамай.
— Если только… — Белка встала и достала из мусорного ведра банку.
Покрутила её в руках. Потом засунула в раковину, хорошенько помыла. Вытерла.
И теперь крутила в руках уже пустую и сухую.
— У меня только один вариант, — перевернула она банку кверху дном.
— Сейчас, — проглотив яичницу, Марк убрал тарелку. И вернулся со стамеской.
— Подожди, это должно быть как-то не очень трудно, — пресекла Вера его попытку продырявить дно. И показала: может, поддеть бортик?
На то, чтобы подцепить острым лезвием стамески загнутый край жестянки, ушли доли секунды. И наверно, это можно было сделать даже обычным консервным ножом, но стамеской вышло аккуратнее. И эффективнее. Дно выпало. А следом за ним выпал пакетик с белым порошком.
— У меня нет слов, — моргал глазами Марк.
— И ты оказался прав, — кинула Вера.
Они вскрыли дно второй банки, даже не открывая её.
То же самое: между дном и фальшивым дном лежал пакетик с белым порошком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Особый, — ткнула Вера в надпись на этикетке, выделенную белым. Все остальные слова были написаны золотым и чёрным.
Марк протянул руку и прижал Белку к себе.
— Я знаю, что тысячу раз говорил тебе «люблю». Но пусть этот будет тысяча первый. И особый, — прижался он губами к её волосам. — Это единственное слово, что слышала от меня только ты. Никому я его не говорил и никогда не скажу другой женщине. Знай это.