Читать интересную книгу Русский батальон: Война на окраине Империи - Роберт Фреза

— Марк Твен, — твердо ответил Кольдеве. Ханна покачала головой.

— Ну как же! Сэмюэл Лэнгорн Клеменс! «Том Сойер»! «Гекльберри Финн»! «Человек, который совратил Гедлиберг» и «Золотой век»! Неужели не чи7 тали?

Ханна покачала головой.

— Здесь хоть кто-нибудь читал Марка Твена? — громко поинтересовался Кольдеве.

Десятый взвод был давно знаком с этими причудами и оставил вопрос без внимания. Санмартин разглядывал стены. Каша демонстративно повернулась спиной.

— Где я, в Лехе или в храме? — вопросил Кольдеве.

— То есть? — снова не поняла Ханна.

— Книга Судей, глава пятнадцатая и шестнадцатая. Если я в храме, то вы Далила, мне обрежут волосы и поставят между столбами. Если я в Лехе, то веревки на руках моих сделаются как перегоревший лен, а Рауль пожертвует свою челюсть на благое дело.

— Ах ты, Самсон! Сколько гнева, сколько пыла — и все из-за какой-то скачущей лягушки! — пожал плечами Санмартин.

Ханна наконец не выдержала и рассмеялась. Унявшись, взглянула на Ханса и захихикала снова.

— Я воспрянул духом, снова свеж и полон сил! — объявил Кольдеве.

Ханна схватилась за голову.

— Ханс, слышишь? Телефон! — сказал Санмартин и раскрыл пакет. — Кстати, вот это тебе от Альберта. Йоханнесбургское общество любителей камерной музыки устраивает концерт, и нам прислали приглашение. Он тебя очень звал, Ханна.

— А ты пойдешь?

Улыбка исчезла с лица Санмартина. Он замотал головой.

— Не могу. Претория, потом ночные учения… Ханна встала и молча ушла.

— Ну что я теперь-то сделал не так? — пробормотал Санмартин.

Кольдеве вместо ответа сам спросил:

— Кого ты оставил вместо себя?

— Эдмунда. Ты знаешь, мы с тобой на пару, пожалуй, сумеем сделать из него адмирала.

— Руди говорит то же самое о тебе.

— Ну, Руди тоже может ошибаться. — Санмартин поудобнее устроился в кресле и окинул взглядом стол. — Слушай, Ханс, а почему ты улетел с Земли? Ты же, кажется, желал стать писателем…

— Писатели хотят говорить о Вселенной в целом и о Человечестве с большой буквы. Но Вселенная велика, и ей все до лампочки, а у Человечества с большой буквы нет адреса. В наше ублюдочное время литература наполовину порнуха, наполовину академическая грызня. И первое даже приличней второго. Я не хочу, чтобы люди смотрели на меня и говорили: «Бедный малый, всю жизнь дурью мается!» Санмартин положил подбородок на руки.

— И что же, тебе хочется смести с лица Земли эту дрянь? Просто все стереть и начать заново?

— Еще бы! А как ты думаешь, с чего бы я похоронил свой гений здесь, вместе с тобой и прочими Богом забытыми придурками?

— Нет, серьезно. Вымести мир начисто, и пусть все начнется заново…

— Друг мой, ты слишком много времени провел среди вояк.

— Может быть, Ханс. Может быть. А что бы сказали твои ученые, начитанные друзья, если бы увидели все это? — Санмартин очертил рукой круг.

— Я думаю, пришли бы в восторг от здешних меж-дусобойных разборок. В вояках они не очень разбираются, но наше ремесло обожают. Война — штука глупая и бесполезная, чего же им еще?

— Ну да, они все это говорят, особенно те, кто никогда не воевал и не желает. «Атака легкой кавалерии», воспевающая бессмысленную гибель на поле боя…

— Ну, а поэма о бригаде Скарлетта опоздала на двадцать лет. К тому же она плохо написана. Кто их теперь помнит? — Кольдеве нехотя ковырялся ложкой в каше. — Мы для них — всего лишь пешки их Наполеонов и Цезарей. Они не могут представить себя в роли простого копейщика.

— Ребята Скарлетта знали свое дело, — сказал подсевший к ним Береговой. — Люди не любят вспоминать о них. Это пугает. Как все, чем они управлять не могут, — неожиданно добавил он, протягивая Раулю чашку с чаем.

— Да, именно так, — медленно произнес Санмартин, глядя в чашку.

— Берри, как ты думаешь, какой должна быть хорошая книга? — спросил Кольдеве.

Береговой подумал.

— Простой, — ответил он. — Хорошие побеждают, плохим дают по мозгам, герой женится на своей возлюбленной.

— И хорошо бы, чтобы в жизни было так же, да? — сказал Санмартин.

На собраниях ячеек Стридом говорил быстро и энергично.

— Мы должны быть не менее беспощадны, чем имперцы. Мы должны уничтожить их, пока они не уничтожили нас. Мы должны уничтожить uitlanders, чужаков, этих ковбоев, которые помогают имперцам обращать нас в рабство. Мы должны поразить их, поразить тяжкой десницей Господней! И я говорю вам: мы должны сражаться и победить, чтобы народ африканеров жид!

Он тонко чувствовал и свое положение в Ордене, и реакцию аудитории. На этот раз она оказалась довольно прохладной. Ван Эден встал и попросил слова.

— Но что, если первое выступление провалится?

— За нами встанут силы народа! Народ поддержит нас! Главное — не позволять трусам и предателям подтачивать мощь народа африканеров изнутри, и тогда мы победим! — заявил Стридом.

Ван Эден нервно переминался с ноги на ногу, явно не готовый к тому, чтобы принять на веру столь глобальное утверждение. Он был делегатом йоханнес-бургской ячейки. И самым слабым и ненадежным из всех присутствующих. Надо следить за ним внимательнее, подумал Стридом.

— Народ должен быть очищен! Фермы, поставляющие продовольствие имперцам, сжечь! Дома, где живут предатели, сжечь, а самих предателей — расстрелять, как бешеных псов! Грядут последние времена, и избранным надлежит отбросить слабых, дабы одержать победу!

Все присутствующие ожидали услышать нечто подобное, и многие даже приветствовали эти слова, но по комнате пронесся легкий ропот. Председатель, Коос Гидеон Шееперс, махнул рукой, призывая всех соблюдать тишину, и сделал знак Стридому.

Ван Эден заговорил снова:

— Но если мы будем проводить тактику выжженной земли, города вымрут с голоду!

— Тогда пусть те грешники, которые не желают присоединиться к правому делу, погибнут! Я ожидал от вас большей веры, большей решительности, Аарон! — сказал Стридом. Ван Эден смущенно опустил голову и сел на место. Тем не менее, поняв намек Шееперса, Стридом резко сбавил тон, сменил его на увещевательный. — И тем не менее одержать победу после недолгой борьбы вполне в наших силах. Первый удар будет молниеносным и внезапным. Враг могуч, но его основные силы сосредоточены в стороне от сердца наших земель. — Он ткнул пальцем в штаб-квартиру Кимуры в Ридинге. — И к тому же пред Господом мы сильнее! Гнев Господень грянет над этим змеиным гнездом. — Он указал в сторону космопорта. — И здесь тоже, ибо мы завлечем сюда силы безбожников, дабы разрушить и повергнуть в прах их мощь. Могучая десница Божия сметет с небес корабли пришельцев, и мы с триумфом освободим города нашего народа от угнетателей!

И хотя даже четверо Избранных членов Ордена не знали подробностей плана, разработанного Стридо-мом, они дружно зааплодировали. Через десять минут Стридом уже надевал плащ, чтобы отправиться на другое собрание, заседание Совета Бонда, где он должен был играть роль лояльного члена бурского парламента, скрывая свою мощь и величие.

Пятница (12)

Будучи в дурном настроении, Ретталья имел привычку расхаживать из угла в угол. Санмартин прикинул, что, если так пойдет и дальше, через неделю придется перестилать полы.

— Рауль, это тянется уже четыре дня! Мы болтаем. Они треплются. Мы делимся на комиссии и работаем над текстом. Я выправляю запятые. Скажи, пожалуйста, сколько комиссий можно создать из трех делегатов, вооруженных ультиматумом? — риторически вопросил Ретталья, дойдя до дальнего угла комнаты и повернув обратно.

— А в самом деле, сколько? — спросил Санмартин.

— Больше всего беспокоит то, что поганцы, по-моему, даже и не пытаются связать концы с концами! Я-то думал, что они тут же представят два-три идиотских проекта, адмирал их рассмотрит и, естественно, пошлет к черту. Но идиотские проекты пока что поступают только от Ириэ и Гамлиэля. А буры ведут себя так, словно все эти бумажки не имеют ни малейшего значения. И нынешние переговоры для них просто…

— А ты уверен, что происходящее можно назвать переговорами? Такой вопрос мне задал Руди. Переговоры бывают между равными, а он что-то раньше не замечал, чтобы мы считали буров равными себе.

Ретталья посмотрел на него сверху вниз.

— Даже буры знают, что именно адмирал говорит Бонду, что он ожидает от него услышать. Такова плата за то, что их не депортируют. И все же мне хотелось бы, чтобы адмирал относился к этому серьезнее. Это дымовая завеса, и я отдал бы полжизни, чтобы узнать, что происходит за ней.

Буры понятия не имели о тонкостях дипломатического этикета, из-за которых приходилось тратить по неделе на обсуждение размера помещения и количества стульев в нем. Но помимо этого Ретталья чуял что-то неладное.