Несмотря на остаточную бесчувственность самих служителей, они охотно проводили время с Соней, объясняя ей то, что заинтересовало ее, поддерживали беседу и помогали в необходимом. В общем, отнеслись со всем пониманием к вынужденному положению, думалось мне, не без влияния Вольфганга.
Эти изменения в поведении вызывали у меня улыбку и чувство, что все было не зря. Я предполагала, что блок на эмоциональном восприятие у светлых, вызванный ритуалом Посвящения в орден, претерпел преобразование. Пройдет еще немного времени, и служители будут способны на простые радости обычной жизни. А затем и к ним вернется способность к созиданию. Еще будет возможность открыть в себе новые способности, таланты, ведь убивать темных уже не придется. Я сделала для этого больше, чем возможно.
В кабинет и по совместительству личную комнату к служителю самому Пресветлому мы попали только поздним вечером. До этого покидать свое лежбище сил не было, я с удовольствием слушала болтовню Сони и ее рассказы об изменившемся отношении и маленьких приключениях до самого ужина. Обед мне принесла прямо в комнату сама Далена. Она была очень мила и без дополнительных напоминаний и просьб принесла еду на нас всех. Это было безумно приятно, что она учла такую, казалось бы, мелочь. Так же кухарочка принесла угощение для «одной сладкой девочки». А мне достался лишний бутерброд с салом на черном хлебе, как «защитнице, присланной Темнейшей».
Харн наиграно возмущался, что ему не досталось никаких почестей, хотя он пытался не дать впутаться одной храброй темной в эту историю и хотел погеройствовать сам. Ответ от Далены он получил довольно однозначный: «подвиг не совершил – лишнего не получил. На кухне все строго и под учет!»
К ужину я наскребла силенок выйти к людям. Стоило войти в общую столовую, как на меня обрушился шквал непредвиденных аплодисментов, свиста и криков с благодарностями и даже с утверждениями, что не все темные пропащие черные души и что сама Темнейшая явила свой лик через меня, дав свое благословение на иное использование темного дара.
От такого откровенного ликования в горле встал ком, а к глазам подкатили такие странные слезы. Это ни печаль и ни радость, кажется, это слезы облегчения и освобождения от невыносимого груза, но пролиться я им не позволила. Я ничего не отвечала, лишь кивала и слегка улыбалась.
От меня и моей дочери действительно никто не шарахался, никого не смущали мои черные ониксовые глаза, и соседство с колдуньей больше никого не раздражало. Светлые свободны усаживались рядом и беседовали.
В этот раз никаких взяток с кухни в виде лишних лакомств мне не досталось. Подвига же не было, а строгие учетные правила я уяснила на чужом примере. Соне повезло больше, на детей правила и ограничения, по-видимому, не распространялись, и ей достался десерт – пирожок с яблоками.
Когда мы со всем почтением наелись до отвала, то направились к главе ордена, ему и так пришлось долго ждать. Для него дочка припасла ровно половину сладкого пирожка. Надеюсь, он оценит такое подношение.
После аккуратного стука в дверь Вольфганг разрешил нам войти. За рабочим столом старца не было. Его голос из-за ширмы сказал, чтобы мы подошли. Служитель самому Пресветлому явно устал за трудный день. Мне стало совестно, что ему пришлось ждать меня до самого вечера.
– Вольфганг, – воскликнула Соня, едва увидев лежащего старика на узкой застеленной постели, – я принесла тебе гостинец.
Соня протянула ему половину пирожка, завернутого в салфетку.
Глава ордена с таким умилением и теплом посмотрел на мою дочь, что сердце наполнилось теплом. Он улыбнулся и не отказался от угощения, наоборот, с аппетитом вгрызся в пышное тесто.
– М-м-м… Скажу по секрету – Далена очень редко печет пироги. Даже по праздникам не припоминаю такой радости. Дай-ка подумать, когда я последний раз ел подобное лакомство? Э-э-эх, не помню. Тебе, Соня, повезло. А пока я наслаждаюсь вкусностями, – сказал он и тюкнул слегка по носу девочку своим тощим пальцем, на что она звонко рассмеялась, – Алика расскажет нам, что же она сотворила такого, что темные попадали, как осенние листья в резкий мороз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я дала им шанс справиться с собственным даром, – ответила я.
Но все же пришлось более подробно поведать о том, что теперь темные без вероятности на исправление мертвы, а те, кто эту возможность имели, остался в живых. Бремя разрушительной сути темных станет легче.
– Отделалась только цветом глаз? – уточнил служитель самому Пресветлому.
– И цветом своего дара. Теперь нет золотистых искорок, – расстроенно произнесла я, не став заострять внимание на равновесии и прочем мракобесии. Это бы потянуло за собой откровение на божественную тему, а для столь радикальных открытий время еще точно не пришло. Боюсь, старческое сердце не выдержало бы новость о не существовании Пресветлого и его предназначения.
Хотя, возможно, я была не права? Возможно, эти выводы слишком категоричные? Природа деятельности источника оставались загадкой. Могли ли его созданием озаботиться Темнейшая и Пресветлый? Кто знает…
– Ну что ты… – сочувственно отозвался старик, взяв меня за руку и слегка похлопав. – Это такая малость. Но ты сделала для нас так много. Представляешь? Темная сделала для светлых. Зато завершилась борьба противоположностей. Конечно, работы предстояло еще много.
– Но что же мне делать с этим чувством вины? – отчаянно прошептала я, не сдержавшись, так, чтобы дочка не слышала.
– Вины? – неимоверно удивился Вольфганг, а я почувствовала, как Харн обнял меня сзади, близостью и теплом сигнализируя, что он рядом.
– Отвратительное чувство, – согласился со мной глава ордена. – Но лучше чувствовать себя виноватой, что ты сделала все возможное для защиты своей семьи, вернула мировое равновесие, пускай и с погрешностью, и дальше спокойно жить в нашем мире, не оборачиваясь, не беспокоясь о будущем своей родной крови, чем жалеть все оставшиеся дни, что ты могла это сделать и не сделала, посвятив всю свою жизнь бегам и пряткам и от темных, и от светлых.
– Понимание этого не делает ношу легче, – горько ответила я.
– Верно, – кивнул старик, – но ты справишься, раз этот путь выпал тебе.
– Я помогу тебе нести ее, – сжав меня еще крепче, прошептал в макушку Харн и зарылся носом в мои волосы. – Вместе будет легче.
– И я помогу, – строго заявила Соня и обняла меня третьей.
Узел на моем сердце перестал столь сильно сдавливать и причинять этим боль. Конечно, он не исчезнет, но я справлюсь. Я смогу. Я сделала все правильно. Чувствовать себя сейчас в тепле рук любимых людей было необходимым и нужным, словно глоток свежего и чистого воздуха в душной комнате, поступившего в мои легкие.
– А ты переживала, – со смешком заметил старик, выпустив мою руку. – Отдыхайте… До завтра.
Вновь лидер ордена умолчал, что это была их последняя встреча. Он не сказал, хотя хотелось, о том, как он гордился смелостью и решительностью матери, любимой, женщины и все в одном лице, а выдержке маленькой девочки оставалось только диву даваться. Стойкая девочка растет. Вот уж будет у кого-то хлопот. И кому такая краса достанется?
Вольфганг лишний раз удостоверился, что они находятся в надежных руках, и теперь мог уйти спокойно.
…Лияр…
…После точного доклада Харна Лияр знал, где искать башню, как ее обнаружить и как действовать дальше. Командир дерзко разрушил зеркальное колдовство, объединив светлые силы шестерых служителей.
Он уже был в курсе, каким именно образом были умерщвлены темные и с каким посылом Алика это сделала. Поэтому беловолосый мужчина был свято убежден, что внутри башни их никто не встретит и не ждет. Черные души забрала к себе сама тьма.
Естественно, у него была возможность убедиться в этом самому. Под крышей основательной, высокой крепости они обнаружили испуганных женщин, уморенных мужчин, и даже тощеньких детей. Кого-то колдуны держали как прислугу, кого-то держали как будущих жертв, а кого-то – для сговорчивости и давления. Как удалось сбежать Алике вместе с дочерью, он не представлял. Лияр даже не стал рассчитывать вероятность других вариантов, опустив свое любимейшее занятие.