за время революции слишком много оскорблений и унижений старшие начальники недоверчиво относились к казачьему движению и первое время прятались по станицам и в Новочеркасске, избегая идти на фронт.
Одеты казаки были в свое полувоенное платье, многие по форме и по летнему времени достаточно хорошо. Недоставало только сапог. До 30 процентов вместо сапог имело опорки, лапти, а многие и вовсе были босиком. Почти все носили погоны. Если у кого не было погон, то не потому, что он их не признавал, а потому, что у него их не имелось и негде было достать, но при первом же случае он их добывал и с гордостью надевал на себя. Офицеры за редким исключением были в погонах. Все имели на фуражках или папахах белую полоску для отличия в рукопашном бою от Красной гвардии.
Дисциплина была братская. Офицеры ели с казаками из одного котла, жили в одной хате – ведь они и были роднёю этим казакам, часто у сына в строю во взводе стоял отец или дядя, но приказания их исполнялись беспрекословно, за ними следили, и если убеждались в их храбрости, то поклонялись им и превозносили. Такие люди, как Мамонтов, Гусельщиков, Роман Лазарев, были в полном смысле вождями, атаманами старого времени, при этом Мамонтов и Гусельщиков влияли на казаков своим умом, волею и храбростью, Роман Лазарев – храбростью и удалым, бесшабашным характером, разгульным пьянством и веселою гульбою с казаками. Офицерам «своего» полка, то есть знакомым, казаки отдавали воинскую честь.
Штабы были маленькие. Штаб «отряда», ведшего совершенно самостоятельные операции, состоял из начальника штаба и одного, двух адъютантов. Для хозяйственных целей сами станицы отряжали к отряду нескольких «общественных деятелей», представителей кооперации или торговых казаков, которые распределяли добычу, взятую у неприятеля, и заботились о правильном снабжении всем необходимым отряда. Добыча, из чего бы она ни состояла, считалась собственностью отряда и сейчас же шла – одежда и оружие – на пополнение отряда, а остальное отправлялось в станицу, к себе, в дома, или в общую станичную казну. На случай получения оружия от неприятеля в тылу всегда бывало достаточно мобилизованных, но еще не вооруженных казаков.
Бой был краткотечен. Если он начинался с рассветом, то обыкновенно к полудню он уже завершался полной победою. Окопов и укреплений не строили. Самое большое, что окапывались лункою для защиты плеч и головы, большею же частью лежали открыто.
Шанцевого инструмента было мало, да и окапываться мешала природная казачья леность. Тактика была проста. Обыкновенно на рассвете начинали наступление очень жидкими цепями с фронта, в то же время какою-либо замысловатою балкою двигалась обходная колонна главных сил с конницею во фланг и тыл противнику. Если противник был в десять раз сильнее казаков – это считалось нормальным для казачьего наступления. Как только появлялась обходная колонна, большевики начинали отступать, тогда на них бросалась конница с леденящим душу гиком, опрокидывала их, уничтожала и брала в плен. Иногда бой начинался притворным отступлением верст на двадцать казачьего отряда, противник бросался преследовать, и в это время обходные колонны смыкались за ним, и он оказывался в мешке. Такою тактикою полковник Гусельщиков с Гундоровским и Мигулинским полками в 2–3 тысячи человек уничтожал и брал в плен целые дивизии Красной гвардии в 10–15 тысяч, с громадными обозами и десятками орудий. Отличное знание местности, природная военная сметливость казаков, их неутомимость в преследовании сильно помогали им в этой тактике, всегда основанной на маневре.
Казаки требовали, чтобы офицеры шли впереди. Поэтому потери в командном составе были очень велики. Начальник целой группы генерал Мамонтов был три раза ранен и все в цепях.
В атаке казаки были беспощадны. Так же они были беспощадны и с пленными. Когда казаки у хутора Пономарева захватили знаменитого Подтелкова, сопровождаемого 73 казаками, оставшимися при нем, они устроили полевой суд. Полевой суд приговорил Подтелкова и двух его помощников комиссаров к повешению, а 73 казаков конвоя к расстрелу. Казнь сейчас же была приведена в исполнение в присутствии всех хуторян. Старуха-казачка соседнего хутора жалела очень, что она не поспела посмотреть, «как этих злодеев вешать будут…». Пленных отправляли на работы в поля и каменноугольные копи, пленные же чистили Новочеркасск и исправляли все то, что испортили и запакостили большевики. Лишь очень небольшое число пленных ставили в строй. Особенно суровы были казаки с пленными казаками, которых считали изменниками Дону. Тут отец спокойно приговаривал к смерти сына и не хотел и проститься с ним.
Еще более жестоко обращались большевики с пленными казаками. Они вымещали свою злобу на казаков за их победы не только на пленных, но и вообще на станичном населении. Во многих станицах, занятых Красной гвардией, все девушки были изнасилованы красногвардейцами. Две гимназистки покончили с собою после этого. Священников и стариков, почетных, уважаемых станичников пытали до смерти. На Царицынском фронте большевики привязали пленных казаков к крыльям ветряных мельниц и в сильный ветер пустили мельницы в ход – казаков завертело насмерть. Там же стариков закопали по шею в землю, и они умерли голодною смертью. Там же привязывали казаков к доскам и бросали эти доски о землю, пока не отшибало внутренности и казак не умирал. Казаки находили своих родных распятыми на крестах и заживо сожженными…
Ни один пленный большевик не был казнен без суда. Но казаки сами следили за тем, чтобы суд не давал пощады комиссарам, и суд был неподкупен и строг.
Это была в полном смысле этого слова народная война.
Атаман и командующий армией приложили все усилия к тому, чтобы внести полный порядок в организацию армии и боевые действия, построить организацию на началах военной науки, добиться правильного управления отрядами, не нарушая в то же время ее народного характера.
12 мая войсковому штабу было подчинено 14 самостоятельных отрядов: полковника Туроверова в Таганрогском округе, полковника Алферова в Верхне-Донском округе, генерала Мамонтова во 2-м Донском округе, есаула Веденеева в Усть-Медведицком, войскового старшины Старикова у Суворовской станицы, полковника Абрамовича в 1-м Донском округе, войскового старшины Мартынова и полковника Тапилина в районе слобод Орловки и Мартыновки 1-го Донского округа, полковника Епихова и полковника Киреева в Задонском районе Черкасского и Сальского округов, генерала Быкадорова и полковника Толоконникова в Ростовском округе, полковника 3убова в Ростове и генерала Фицхелаурова у Новочеркасска. Только с некоторыми ближайшими к Новочеркасску отрядами была телеграфная или телефонная связь, об остальных известия получались донесениями с конными людьми, прорывавшимися сквозь занятые большевиками районы. Телеграфа было всего 340 верст и 100 аппаратов, телефона