Читать интересную книгу Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

Дело Руби-Сердцеедки стало прекрасным поводом для того, чтобы отобрать у Берлускони ярлык на княжение. Включив его в черный список, Соединенные Штаты дали понять, что хотели бы видеть на посту итальянского премьера другого человека. «Для Италии неприлично иметь такую визитную карточку на мировой арене, – говорил лидер оппозиции Пьер Луиджи Берсани, и американцы лишь подтверждают это». «Фактически, администрация Обамы избавилась от неудобного и чересчур амбициозного европейского лидера, – писала La Stampa после отставки Берлускони. – и добились того, чтобы никто не выделялся из серой массы безликих европейских правителей» [420] .

С французским президентом Николя Саркози администрация Обамы до последнего сохраняла тесные отношения. В первую очередь, конечно, это проявилось во время кампании в Ливии. Многие даже предполагали, что американцы приложили руку к скандалу вокруг главы МВФ Доминика Стросс-Кана, который считался самым опасным соперником Саркози в схватке за Елисейский дворец. Скандал разразился 14 мая 2011 года когда Стросс-Кан был арестован в нью-йоркском аэропорту Джона Кеннеди по обвинению в сексуальном нападении на горничную гостиницы Софитель на Таймс-сквер. Произошло это за месяц до того, как Стросс-Кан должен был объявить о своем решении побороться за пост президента Франции. (Как отмечала Liberation, «социалисты очень рассчитывали на Стросс-Кана, который, по сути дела, был единственным политиком, способным положить конец взбалмошному правлению Николя Саркози» [421] ).

Глава МВФ призывал отказаться от доллара как от мировой резервной валюты, и это не нравилось Вашингтону, мечтавшему поставить во главе Фонда более лояльного человека. Но, главное, Соединенные Штаты не были заинтересованы в смене хозяина Елисейского дворца. Ведь Саркози проводил ярко выраженный атлантистский курс, не считаясь с традициями национальной дипломатии, Стросс-Кан же, скорее всего, не был бы таким покладистым. Некоторые эксперты были убеждены, что США сыграли значительную роль в падении главы МВФ, хотя бы потому, что секс-скандал всегда был излюбленным оружием американского истеблишмента, желающего избавиться от неугодной фигуры. Именно в Вашингтоне раскрутили дело Моники Ливински, чуть было не стоившее Биллу Клинтону президентского кресла, и погубили десятки сенаторов и конгрессменов, рассказав избирателям об их сексуальных похождениях. Однако сохранить Саркози у власти администрации США не удалось. И новый французский президент-социалист Франсуа Олланд объявил о том, что будет проводить более независимый внешнеполитический курс и даже под давлением Вашингтона не пожелал отказываться от своего предвыборного обещания вывести войска из Афганистана.

К окончанию президентского срока испортились отношения Обамы и с немецким канцлером Ангелой Меркель. Соединенные Штаты оказывали давление на правительство ФРГ, вынуждая его оплачивать долги «проблемных» южноевропейских стран. Ведь в эпоху экономического кризиса Вашингтону меньше всего нужна была сильная и процветающая Германия. Америка, говорили эксперты, изо всех сил пыталась вынудить европейцев запустить «печатный станок» и провоцирует финансовые потрясения в ЕС – ведь только таким образом она может отсрочить крах долларовой финансовой системы.

В мае 2012 года известный финансист Джордж Сорос, публично озвучивающий идеи американского истеблишмента, заявил, что на спасение ЕС остается всего три месяца, и особую роль в «бригаде спасателей» отвел ФРГ. И чтобы сломить сопротивление упрямой «экономки» Меркель, США заполучили в свое распоряжение такие рычаги, как антигерманская коалиция в Европе, разлад в немецко-французском дуэте, угроза выхода Греции из еврозоны, недовольство левеющих европейцев и форменная истерика в германских СМИ, призывающих Берлин пожертвовать «немецким национализмом» ради «европейского альтруизма».

Впрочем, Германия, несмотря на растущую изоляцию, продолжала сопротивляться натиску Америки и ее союзников в ЕС. Она пыталась совместить две несовместимые вещи – сохранить деньги на нужды своего населения и спасти «европейский лайнер» от неминуемого крушения. Однако уже полвека Германия, несмотря на очевидную экономическую мощь, оставалась страной с усеченным суверенитетом. Германская экономика прочно была вписана в долларовую финансовую систему, немецкие СМИ находились под контролем англосаксов, а на территории ФРГ размещались американские военные базы, не выведенные даже после падения Берлинской стены. Если же немецкие элиты пытались затеять свою игру, то в ход шла «моральная дубинка» под названием «Холокост» («Вы забыли о преступлениях нацистов?») – и желание импровизировать мгновенно отпадало.

Однако, когда глобальная «долларовая пирамида» дала трещину, а еврозону начало лихорадить, Германия стала готовиться к возвращению своего суверенитета. Известный скандалист Тило Саррацин выпустил книгу «Европе не нужно евро», в которой черным по белому было написано: Германию шантажируют воспоминаниями о Холокосте и вынуждают в ущерб своим национальным интересам спасать европейских должников [422] .

В общем, политологи отмечали, что европейская стратегия Обамы провалилась и сравнивали его с Сизифом, который четыре года подряд катил в гору тяжелый камень «трансатлантических отношений», а в результате вынужден был наблюдать за тем, как он падает в пропасть.

БЛИЖНЕВОСТОЧНОЕ ДОМИНО

Хотел того Обама или нет, в эпоху его правления главным внешнеполитическим приоритетом оставался Ближний Восток. Да и могло ли быть иначе, если за четыре года этот регион пережил пять революций, две гражданские войны и стоял на пороге глобального конфликта, который мог полностью перекроить границы ближневосточных государств и лишить Соединенные Штаты влияния в исламском мире. Чтобы понять политику Обамы в этом регионе, нам необходимо будет подробно описать те геополитические игры, которые велись в нем в последние годы и в которых Америка зачастую принимала не такое уж активное участие.

4 июня 2009 года Обама произнес свою знаменитую каирскую речь о примирении с исламским миром. Он заявил о том, что человеческая цивилизация должна быть благодарна исламу, который «проложил путь к Возрождению и Просвещению в Европе» [423] и пообещал отказаться от «агрессивного подхода» своего предшественника, который, фактически, приравнял «мусульман» к экстремистам. Исламские идеологи восприняли выступление нового президента США в Каирском университете как окончание западного «крестового похода» и предсказывали, что Обама станет «новым Горбачевым» – президентом, который разрушит американскую империю изнутри. На Западе также восприняли инициативу Обамы скептически. «То, что сказал президент США в Египте, – отмечал британский эксперт по вопросам безопасности Энтони Глисс, – для исламистов звучало словно волшебная музыка. С политической точки зрения, однако, было очень рискованно так заискивать перед исламистами, обещая начать отношения с ними с чистого листа» [424] .

Многие политологи отмечали, что, выступив с каирской речью, Обама, в первую очередь, надеялся «достучаться до иранской элиты». И, действительно, в первый год своего правления главным приоритетом на Ближнем Востоке американский президент считал «диалог с аятоллами». Еще в ходе предвыборной кампании Обама заявлял, что готов к переговорам с Тегераном без предварительных условий. Через две недели после инаугурации в интервью телеканалу «Аль-Арабия» он пообещал «протянуть руку иранским лидерам, если они разожмут кулаки». Два месяца спустя в обращении к иранскому народу по случаю персидского новогоднего праздника Навруз он признал легитимность режима аятолл. Еще через два месяца согласился с тем, что Иран имеет право на обогащение урана, а в каирской речи впервые открыто заявил об участии ЦРУ в свержении иранского правительства Мохаммеда Моссадыка в 1953 году.

Президент Ирана Махмуд Ахмадинежад откликнулся на предложение Обамы, выступая перед огромной толпой, собравшейся на площади Свободы в центре Тегерана во время празднования 30-летия исламской революции. Признав необходимость диалога, Ахмадинежад не отказался и от традиционных антиамериканских выпадов. Смягчение риторики омрачило бы торжество по поводу запуска первого космического спутника – события, символизирующего для многих иранцев превращение их страны в сверхдержаву, способную вступить в геополитическое состязание с Америкой.

Однако многие политологи были убеждены, что как бы ни клеймили США правящие в Иране консерваторы, у них просто не хватит духа отклонить предложение Обамы. На мюнхенской конференции по вопросам безопасности в феврале 2009 года спикер иранского парламента Али Лариджани изложил ряд требований – в том числе о компенсации за непоставленное ядерное топливо, – которые на Западе расценивались как условия для начала переговоров. Он также порекомендовал Соединенным Штатам «прекратить заниматься боксом и поучиться игре в шахматы» [425] . А весной президент Ирана лично добился освобождения ирано-американской журналистки Роксаны Сабери, которая была осуждена за шпионаж на 8 лет.