— Да… нет… то есть, перебазирую штаб в более удобное место… А вы, собственно, кто?!
ХЛОБЫСТЬ! И отлетевший от Талвелы штабной громко впечатался в бревенчатую стенку.
— А я, собственно, смерть твоя лю-ю-ю-тая…, — ласково пропел подполковник. — Очнулся? Не слышу ответа…
— Д-даа… так точно…
— Ага, тогда строй личный состав.
… Через несколько минут во дворе испуганно жался реденький строй в мундирах с аксельбантами.
— Так, родные мои. — ласково начал подполковник. — И до какого же мы места будем драпать? До Оулу? До Хельсинки? Или уж прямо до самого Буэнос-Айреса? Не понял ответа. ЛЛЕЧЬ!! ВСТАТЬ! ЛЛЕЧЬ!! ВСТАТЬ!!! ЛЕЧЬ! ВСТАТЬ! Очухались, уроды? Я вас научу воевать! Я вас ЗАСТАВЛЮ воевать!
… Хищно склонившись над картой, где синели и краснели поперек дороги изящные волнистые отметки, повисающие флангами в зеленой пустоте, подполковник весело произнес:
— Вижу, что первый бой вы приняли на границе?
— Так точно! — потирая свежий синяк на подбородке, подтвердил его вывод штабной майор.
— И каков же результат? Можете не сообщать. Давайте, я пофантазирую? Заняв линию окопов в хорошем стиле Великой войны, вы были перемешаны с грязью и снегом массированным артиллерийским огнем русских…
Потом на вас пошли русские танки! Пехоту вы сумели отсечь пулеметным огнем, так? Танки ушли в наш тыл, побезобразничали там вволю, потом они вернулись. Я имею в виду, их большая часть…
Потом танки с пехотой пошли снова, после новой арподготовки… Ваше счастье, что по большей мере, русские стреляли по площадям, а не по вам! Танки прошли, пехота завязла…
И так потом еще пару раз. Пока Kotov не погнал на вас в лоб, прямо на пулеметы, одну лишь пехоту, задавившую вас тушей…
Бросив позицию, вы бежали… Так было дело?
— Э-ээ… но мы… несколько… да, так. — Вынужден был признать правду поминутно краснеющий и бледнеющий майор.
— Второй раз вы дали бой вот здесь, у Суммоярви… По тому же сценарию и с тем же плачевным результатом… А теперь…Кстати, а чем занят сейчас личный состав?!
— Окопы копает! — пожал плечами майор.
— Угу. Солдаты значит, ещё копают окопы, а штаб уже намылился драпать?…
— Мы не… мы перемещали орган управления на дистанцию, предусмотренную Уставом…
— Ага. Ага. План боя на сегодня?
— Стоять насмерть, до последней капли крови! Ни шагу назад!!!
— Неправильный ответ. Слушай приказ. Отставить копать окопы. Весь личный состав, за исключением боевого охранения, вооружить реквизированными топорами и пилами и бросить сюда: заваливать дорогу! Через каждые двадцать метров.
— Но …это же невозможно!.. по дороге отходят обозы, и… беженцы!..
— Это более чем возможно. Обозных лошадей увести всех до единой, все возы сжечь. Беженцы пойдут через лес.
— Там не пройти! Там сплошной бурелом! Они же погибнут!
— Погибнут, да. Погибнут многие. Но если их настигнет Kotov, то сдохнут все.
— А наши раненые? Как быть с ними?!
— Ходячих увести, лежачих добить.
— Я… я отказываюсь!
— Вы отказываетесь исполнять мои приказы? — ласково спросил Талвела.
— Вы сумасшедший!!
— Возможно. Но я ваш сумасшедший командир! — и с этими словами подполковник выстрелил майору прямо в лицо.
— Кто еще не хочет исполнять мои приказы? — засовывая еще дымящийся «Лахти» в кобуру, спросил Талвела побледневших штабных. — Так как же быть с ранеными?
— Ну, есть разные гуманные способы… облегчить напрасные страдания… укол морфина?…, — пробормотал серыми губами капитан.
— Вот и займитесь этим лично! — с веселой лаской сказал ему Пааво. — А что касается боя, то диспозиция будет такая. Встретим красных вот здесь, на опушке, массированным пулеметным огнем! Дадим им возможность развернуть из походных боевые порядки, благо, место для этого здесь достаточно… Еще малость потрепыхаемся, потом на лыжи — и дай нам Бог ноги! Лоб под русский обух мы подставлять не будем. Тяжелое вооружение разрешаю вам бросить… Скоро у нас будет достаточно трофеев.
— Смысл? — не понял я.
— Заставить противника развернуться из походного в боевой, потом опять в походный… затратят драгоценное горючее, боеприпасы, а главное, время! Время, Юсси, для тебя и твоих людей…
Смотри. Вот мы здесь… берешь второй батальон, встаете на лыжи и…, — широкая синяя дуга обогнула красных с фланга и уперлась в линию границы: — Выходишь сюда. Первым делом, рвешь им проводную связь! Не просто провода режешь, а вырезаешь куски кабеля и уносишь с собой! На протяжении минимум двадцати километров!
— У красных много радиостанций…, — осторожно вставил один из штабных.
— Вы хоть когда-нибудь свой нос из штаба высовываете, кроме того, когда ходите в сортир? Посмотрите на небо! Там же Аурора Бореалис! Какая может быть радиосвязь во время полярного сияния?!
После этого Талвела продолжил постановку задачи:
— Затем, ты оседлаешь дорогу, завалишь её и жжешь там бензовозы! Бензовозы, ты меня понял? Ну, и все, что под руку попадется, продфураж, огнеприпасы, все… Это что у них в бывшем здании пограничного кордона, лазарет? Сожжешь и лазарет…
— Пааво, ведь там беспомощные раненые…
— Вот и хорошо. Беспомощных резать легко и даже приятно. Юсси, запомни — раненый выздоровеет, и от этого не станет менее красным! Лучше убить его сейчас, чем потом, когда он придет в полную силу…Но это детали. Сейчас речь о главном…
…Перехваченная радиокодограмма красных. Код расшифрован капитаном отдельного батальона связи К. Кискинненом, до войны — доцентом кафедры высшей математики Университета Упсалы (Швеция):
«Командарму Девять.
Доношу, что 23.12.39 решил двумя батальонами атаковать севернее отметка 21 с задачей совместно с пограничниками сокрушить и уничтожить противника в районе отметка 21 и наступать Оулу.
Атака началась 13-ноль успеха не имела. В указанное время полка НКВД нет пехота за танками не поднялась.
В связи с самовольным уходом 2-го бна 146 СП района обороны противник видимо обошел наш открытый фланг.
Настоящее время положение тяжелое продфуража нет раненых четыреста человек, лошади дохнут бензина нет отсутствием наливок большое количество комсостава выбито.
Противник превосходящими силами фронта флангов и тыла переходит наступление. Для того чтобы выйти из боя не могу поднять матчасть. Настроение людей плохое вследствие того что последняя пайкодача была позавчера. Часть командиров дезертирует с поля боя уезжает назад тыл. Прошу срочной помощи и указаний. Котов Пархоменко»
… Мы брели, брели, брели по глубокому снегу, с трудом перебираясь через лесные буреломы, скользя и падая, спускались в долины узеньких и бурных речек, а потом с еще большим трудом, ползя на коленях, выбирались из них наружу… Первые лыжники торили лыжню, им было трудней всего. И через какое-то время я приказывал сменять их. И это время становилось все короче и короче, а привалы, на которых люди со стоном падали в рыхлый и пушистый снег, случались все чаще и чаще…
Пропустив колонну мимо себя, чтобы проверить, нет ли отставших, я присел на пенек, только на малую секундочку… И лишь на чуть-чуть прикрыл глаза…
Мощная плюха опрокинула меня на спину:
— Юсси, не спи, не спи! Просыпайся! Давай уже вставай, а? Тебе помочь подняться? — голос Микки был нежен и заботлив.
— Спасибо, дружище, не надо! Сам сейчас встану… просто я…
— Просто ты чуть не уснул. Вставай, сидеть нельзя… Мигом прохватит!
Я посмотрел на парня. Было видно, что мороз и усталость тоже не пошли ему на пользу. Черты лица Отрывайнена заострились, вокруг глаз появились темные круги…
Но и мои ноги уже не могли двигаться. Глаза закрывались сами, и я засыпал на каждом привале…
— Дом! Впереди дом! — закричал кто-то спереди колонны…
— Где же он? — удивленно спросили все.
Мираж… Это был мираж!
Мы пошли дальше, всех клонило в сон, усталость наваливалась снова и снова… Я опять на чуть-чуть смежил глаза и вдруг уткнулся носом в спину впереди идущего солдата… Я спал на ходу, и даже видел сон. Мне снилось, что я лежу в предбаннике сауны, накрытый махровой простыней, мне тепло, легко и приятно, бармен приносит мне свежайшее пиво и стопку бутербродов с копченым лососем…
Иногда я просыпался, но приятные сновидения одно за другим окутывали меня… верно, во сне я проходил сотни метров! Другие солдаты потом рассказывали, что с ними было тоже самое…
Внезапно я почувствовал запах печного дыма… Это топилась сауна! И я её явственно увидел. Свежесрубленная из желтеющих корабельных сосновых стволов, она была буквально в шаге от меня! За маленькими окнами приветливо светился красноватый свет керосиновой лампы, в сугроб возле резного крыльца была воткнута широкая деревянная лопата…