Антон. А разве я на себя не похож?
Сергей. Очень похожи, господин Говоров!
Антон. Тогда не задавайте дурацких вопросов!
Игорь. Точно, Говоров!
Маша. Прямо как по телевизору!
Лера. Говоров? Шабаш какой-то. Вся нечисть слетелась.
Антон. Я бы после того, что стало известно о вашем муже, такими словами не бросался. Все вы тут хороши!
Игорь. А не дурацкий вопрос задать можно?
Антон. Попробуйте…
Игорь. Значит, ты привел ко мне в дом проститутку, чтобы нашими женами попользоваться?.. Серега, ты понял?
Сергей. Понял.
Игорь. И тебе не обидно?
Сергей. Конечно обидно!
Маша. А еще совесть интеллигенции!
Лера. В кодексе свингеров это считается самым страшным преступлением!
Сергей. Ты-то откуда знаешь?
Лера. Читала…
Игорь. И что за это полагается?
Лера. Исключение из рядов.
Антон. Да, господа, исключите меня поскорей! А обижаться можете на себя. Это же вы своих жен первому встречному подставляете!
Игорь. А ты, значит, свою не подставляешь?
Антон. Нет, не подставляю.
Игорь. Вот ведь как все повернул! Депутат! Даже-даже…
Антон. Возразите, если можете!
Игорь. Сейчас возражу…
Игорь бьет Антона в лицо. Депутат падает, пытается подняться, но его сбивает с ног Сергей.
Антон. У меня депутатская неприкосновенность!
Игорь. Убью вместе с неприкосновенностью!
Антон. Помогите!
Антон вскакивает и бросается к двери, Сергей и Игорь валят его на пол.
Игорь. Галстук!
Сергей снимает галстук, Игорь делает петлю и набрасывает на шею депутату.
Маша. Что ты делаешь? Ты же его задушишь!
Игорь. Обязательно задушу!
Через минуту Говоров стоит на стуле, свободный конец галстука привязан к люстре. Игорь обходит его, любуясь своей работой.
Лера. Ну и что дальше?
Игорь. Не знаю, но я из одного чудика вот так же должок выбил…
Маша. Спятил? Отвяжи его! Он же в милицию…
Игорь. Никуда он не заявит. Он милиции больше нас боится.
Лера. Хватит! Отпустите его. Пусть уходит!
Сергей. Погодите! Я хочу взять у него интервью!
Лера. Интервью с петлей на шее? Ты пьян…
Антон (хрипло). Я не буду отвечать!
Сергей. Почему?
Антон. Мне трудно говорить…
Сергей ослабляет петлю.
Сергей. А теперь?
Антон. Хорошо, но только выключите диктофон и положите его так, чтобы я видел…
Сергей выполняет его требование.
Сергей. Теперь поговорим?
Антон. Что вас интересует?
Сергей (задумчиво). Тоша, знаете, что меня поразило больше всего, когда я собирал на вас досье?
Антон. Понятия не имею.
Сергей. А вот что! Вы очень долго были честным человеком. Вы же не родились взяточником!
Антон. Полагаю, вы тоже не родились шантажистом.
Сергей. Сейчас речь не обо мне. Но вы-то? Диссидент! При коммунистах в тюрьме сидели.
Игорь. Спер что-нибудь?
Маша. Теперь все, кто при советской власти воровал, диссидентами называются.
Лера. Ты так считаешь?
Маша. Папа так говорит.
Сергей. Твой папа не так уж далек от истины. Но в том-то и дело, что господин Говоров ничего не спер. Он сидел за убеждения. Ведь так?
Антон. Да.
Сергей. Сколько вам тогда дали? Пять?
Антон. Шесть.
Сергей. И вы их честно отсидели.
Антон. Да. Честно.
Сергей. Не стали стукачом, как некоторые…
Антон. Не стал. Хотя, конечно, предлагали и срок обещали скостить.
Сергей. Жалко…
Антон. Чего жалко?
Сергей. Себя. Как вам объяснить? Вы, Тоша, самое большое разочарование в моей жизни!
Лера. И в моей жизни. После мужа…
Игорь. Чудная у вас жизнь!
Сергей. Заткнись, Кошельков! Пока ты на крысах зарабатывал, мы на митинги ходили. Специально, чтобы Тошу послушать. Боже, как он говорил о прогнившей партократии, о справедливости, о том, что человек не винтик и не шпунтик, но свободная личность, достойная иной жизни!
Игорь. Ладно врать-то!
Сергей. Лера, скажи ему!
Лера. Это правда. Я плакала, когда слушала. Он был как Савонарола!
Маша. Кто-кто?
Лера. Не важно.
Сергей. Но ведь Савонарола не мог стать вором! Значит, с самого начала была какая-то червоточина. Но я ее не нашел.
Игорь. Плохо искал…
Антон. И не нашли бы.
Сергей. Тогда почему? Почему вы, совесть русской интеллигенции, стали вором?
Антон. Оттого же, отчего и вы, — от обиды.
Лера. От обиды?
Антон. Да. Я всегда верил, что человека уродует несвобода. Оказалось, свобода уродует его еще больше. В том, прежнем мире, который я так хотел разрушить, бедности не стыдились. Мы собирались на крошечных кухнях, пили пустой чай и спорили о будущем. И оно наступило. И были счастливые толпы, ловившие на митингах каждое мое слово, и было упоительное чувство, что я, вчерашний зэк, делаю историю. Я чувствовал себя архитектором, который строит людям, привыкшим жить в бараках, хрустальный дворец! Когда какой-то журналист впервые назвал меня совестью русской интеллигенции, я заплакал от счастья и гордости за свою жизнь…
Игорь. Экие вы все плаксы! Гранкин, это не ты назвал Тошу совестью русской интеллигенции?
Сергей. Не помню. Может, и я…
Антон. …А потом светлые залы моего дворца заполнили негодяи и проходимцы, думающие только о деньгах. Такие, как вы, Кошельков! Мы дали вам свободу — золотой ключ к счастью. Во что вы эту свободу превратили? В отмычку, в фомку…
Игорь. Значит, такую свободу вы нам и дали!
Антон. Бросьте! Вы не только набили себе карманы, вы еще стали глумиться над теми, кому совесть не позволяла красть. Бедность в этой стране стала позором! Вы в глаза называли меня совестью русской интеллигенции, а за спиной шептали: «Дурак! Нищий дурак!» И мне надоело быть нищим дураком. Надоело! В конце концов, я тоже человек. Мне тоже нужны деньги.
Лера. Чтобы покупать студенток на улице?
Антон. Это не ваше дело. К тому же такие досье, которые собирает ваш супруг, стоят не дешево!
Сергей. А что вы сделали с моим досье? Если не секрет…
Антон. Поставил на полку. У меня таких много…
Сергей. Для будущих биографов собираете?
Антон. Вы же сами сказали, что за деньги любое вранье сумеете превратить в правду. Так чего же мне бояться?
Игорь. Тоша, можно я тебя поцелую?
Маша. Сначала развяжи его!
Игорь развязывает депутата, помогает ему сойти со стула, обнимает.
Антон. За что?
Игорь. За все! Если бы не твой хрустальный дворец, я бы до сих пор таксистом ишачил!
Целует Говорова взасос. Во время этой сцены появляется Вася. В его руках огромный двуручный меч. Первой его замечает Маша.
Маша. Вася…
Василий. Теперь уже Василий Петрович! (Размахивает мечом.) Женщины в сторону! А вы на колени!
Игорь. Осторожно! Он острый!
Сергей. Откуда меч?
Игорь. Сказал же, музей банкротили…
Василий. На колени!
Вася тычет мечом. Говоров, Игорь и Сергей опускаются на колени.
Антон (ворчливо). То вешают, то мечом тычут… Кошмар!
Василий. Знаете, кто вы все трое?
Сергей. Знаем. И так тошно!
Антон. Главное — не возражать и не злить его! В конце концов, даже интересно узнать, что народ думает!
Сергей. Народ не думает. Он или бессмысленно безмолвствует, или так же бессмысленно орет.
Василий (размахивая мечом). Не-ет! Народ думает. И ты сейчас узнаешь, что он думает. Я вот стоял и слушал, как вы друг на дружку вину перепихивали. Не получится, господа! Вы украли честь, достоинство и право на будущее у рабочих людей, трудом которых создается все — от гигантских машин до детских игрушек. Чтобы сделать свое черное дело, вы объединились в подлую трехголовую гидру. Первая голова — ты, Кошельков. Ты говорил: вам платят копейки, отдайте заводы нам, деловым людям, и вы будете жить, как в Америке. Мы поверили и лишились всего. Ты, Говоров, вторая голова гидры. Ты выступал с трибун и твердил, что у нас нет свободы, что мы рабы и поэтому лишены человеческих прав. Мы поверили, и теперь у нас осталось одно право — удавиться, когда нечем кормить детей, когда наши дочери выходят на панель, чтобы тешить твою гнусную похоть! А ты, Гранкин, третья, самая зловредная из голов! Ты, ты из вранья делал правду! Мы долго не понимали, что все вы головы, растущие из одного омерзительного ненасытного брюха. Но ваше время, господа, кончилось, мы вас поняли и разгадали! Социализм снова соединит разрушенный вами мир в единое великое целое. И так будет!