Папа действительно тут постарался, и усилиями спорткомитета, и главврача больницы, удалось вызвать хорошего специалиста по травме Паши. И он приехал, за пару часов буквально собрался.
— Что ты так нервничаешь? — раздается голос Снежки.
— А ты чего здесь? — удивилась, обнимая подругу.
— Да пришла тебя поддержать. А ты смотрю одна, — оглядывается по сторонам.
— Не одна. Мама Нина тут. Папа Витя остался у моих, с Даринкой нянчится.
— Как дела то? — кивает в сторону операционной.
— Вроде все нормально. Операция не сложная. Хотя под наркозом. Но как врач заверил даже шрама не останется. Пара проколов и все.
Пока мы с ней разговаривали, из операционной вышел врач, снимая перчатки.
— Все прошло отлично. Будет еще бегать, если дальше будете правильно восстанавливаться.
— А можно к нему? — ринулась было к той двери, откуда вышел врач, но он меня остановил, схватив за руку.
— Куда? — усмехается. — Это не полостная операция, чего так трясетесь? Все хорошо. Завтра приезжайте забирать пациента домой. Сегодня уже не пущу. А то дай ему волю, как проснется, домой засобирается. Так что все, домой, девочки, — и, махнув нам рукой, скрылся в палате.
Эту ночь я остаюсь дома, с малышкой и родными.
— Завтра, значит, поможем доставить Павла домой, — рапортует дядя Витя, — и все, мать, снимем гостиницу. Будем набегами помогать.
— Это что такое? — возмутился отец. — Никаких гостиниц. Дом большой, всех уместим. Так что даже не думайте. Буду я еще будущих родственников гонять по номерам. Все, вопрос закрыт, — сказал, как отрезал.
А из-за нервов я быстро отключаюсь прямо в гостиной на диване. Сил не было даже до постели добраться. Лишь краем уха услышала, как папа договаривается с кем-то по поводу занятий на дому лечебной физкультурой.
Утро нового дня началось с шумом. Родители, кроме моего папы, который уже успел уехать на работу, мельтешили, собираясь на выписку.
— И куда вы все собрались? — вдруг появилась бабуля. — Вы думаете, нужны будете молодым? Ромка вон машину вам оставил с водителем, думаете, он не поможет Павлу добраться до дома?
— Баб Настя, — закатила глаза мама Нина. — Ну что вы такое говорите? Я сына не видела сколько?
— Вы его в больнице достали, — фыркает бабуля. А мне становится смешно. — Все, все дома остаетесь. Займитесь своими делами. Они сами справятся. А то не даете им и минуты побыть один на один. Как будто сами не были молодыми.
— Так мы то что? — теперь заговорила мама. — Помочь, может приготовить что-то надо.
— У тебя полки в холодильнике ломятся от еды. Передай контейнеры. Разогреют, не маленькие.
— А… — хотел что-то сказать папа Витя.
— Не “а” и не “б”. Успокойтесь, — грозно проговорила бабуля и пригрозила пальцем. Хмыкнула, увидев нужную ей реакцию и пошла обратно к Даринке.
— Не ну вы слышали, да? — присела на пуфик мама Нина.
Так я и еду одна за Пашей. Не успеваю дойти до палаты как примечаю его, опирающегося на костыль, разговаривающего с врачом. Улыбка сама по себе наплывает на губы. Подхожу, осторожно подхватывая его под локоть.
— Ну, вот и опора ваша, Павел Викторович. Теперь я вас точно отпускаю со спокойным сердцем. Так что восстанавливайтесь и будем ждать вас в новом сезоне. Я слежу за матчами, — улыбается врач. И похлопав Пашу по плечу, оставляет нас одних. Только сейчас замечаю в руке у него папку с бумагами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Это что? — беру ее.
— Выписки и рекомендации.
— Там папа специалиста уже уболтал, так что будешь каждый день заниматься, чтобы отплясать со мной первый танец, — придерживая под руку Пашу, мы направились в сторону его палаты.
— А где остальные? Я ожидал как минимум всех, — улыбается.
— Бабуля всех построила. Сказала, что нам нужно побыть одним.
— Я уже люблю твою бабулю, — отшучивается парень.
Как оказываемся дома, я толком и не вспомню. Потому что, Пашка держит меня за руку, поглаживая большим пальцем запястье. От этих, казалось бы, простых движений мурашки устроили бунт на моем теле, то и дело, бегая табунами.
Домой входим, и я выдыхаю с облегчением. Водитель вносит пакеты, которые передала мама.
— А там что? — тянет носом Паша. — Вкусно пахнет.
— Там еда. И судя по объемам, как минимум половина холодильника, — помогаю ему присесть на стул и сажусь в ногах, чтобы помочь снять ботинки.
— Я сам, чего ты? — возмутился.
— Ага, не дорос еще, — усмехаюсь и все-таки снимаю обувь. На что он ворчит.
Пока расставляю все привезенное в холодильник, не замечаю, как Пашка подходит ко мне со спины и обнимает за талию, утыкаясь носом в шею. Целует.
— Хочу в душ. Я пропах больницей.
— Ничего не пропах, — поворачиваюсь в его руках, и мы оказываемся лицом к лицу.
— Без Дарины слишком тихо, — говорит он, касаясь руками моего лица. — Ты знаешь, о чем я думаю?
— Знаю, — сама не выдерживаю и тянусь к нему. Уж слишком хочу, наконец, поцеловать его. Зарываюсь пальчиками в его волосы и касаюсь своим кончиком носа его. Закрываю глаза в предвкушении, а сердце колотится с сумасшедшей скоростью.
— Как думаешь? Нам не помешают? — на его губы набегает соблазнительная ухмылка.
— К черту всех, целуй меня уже, — первой касаюсь его губ, теряя терпение.
Сначала это похоже на простой невинный поцелуй, касание губ. Ощущение мягкости и нежности. Я провожу языком по его губам, желая ощутить их вкус.
— М-м-м, — стон вырывается из меня, от ощущения пронзившего тока все тело. И это еще не поцелуй. Мне любопытно, что же дальше. Это же не предел? Это только начало.
Паша чуть тянет меня за волосы, желая для своего удобства приподнять мое лицо, и тут же накидывается на мои губы сумасшедшим поцелуем, ощущения от которого разрываются фейерверком в голове.
Но проходит пара секунд, когда я расслабляюсь в мужских руках, получая неимоверное удовольствие от происходящего между нами. Когда я сама запрыгиваю на столешницу, а Пашка устраивается между моих ног, продолжает исследовать мое тело руками, пока наши языки сплетаются, раздается звонок в дверь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Пошли все к черту, — рычит Пашка, чуть отстранившись от моих губ, и снова накидывается.
Но звонок продолжает звонить и оглушать тишину, в которой слышно было лишь наше тяжелое дыхание, не терпящее промедления.