Потому что я пообещал защищать…»
– РАВНОВЕСИЕ!!! – заорал-захрипел-засипел Северин.
Прерывая тошное наваждение, губительный морок.
Перебивая монтонную речь Мурина-Альбинского.
Возвращая себя самого и окружающих его воинов в реальность.
– Равновесие! – прохрипел Северин, целя клинком в Мурина, стоящего на носу своего Костяного корабля. – Мы плетем ту паутину, что не пропускает свет ваших солнц. Мы те, кто обращает в пепел ваши сны. Те, кому не нужны причины. Те, кто разбивает зеркала окон и следует за струнами, свитыми из дыма и слез… Мы вышли ниоткуда. Уходим в никуда… Мы… РАВНОВЕСИЕ!!!
Теперь настал черед Мурина-Альбинского – пятиться, как давеча пятились при виде его кошмарной костяной конструкции воины Тенабира и Вильвики.
Последние, будто пробужденные, отрезвленные выкриком Северина, мотали головами, переступали с ноги на ногу, бряцая доспехами. Кое-кто, не выпуская из рук меча или кинжала, пытался рефлекторно тереть костяшками пальцев переносицу и глаза. Как бесформенная толпа похмельных пьяниц, по какой-то карнавальной причуде обряженных в тяжелые доспехи и обвешанные амулетами длинные мантии боевых магов.
Только теперь они замечали, что по обеим сторонам от Костяного корабля, пока Мурин говорил, пока произносил свою речь, успели выйти и построиться боевым порядком городские стражи.
Что самое удивительное – в одном строю с ними стояли твари из южных степей – морталисты, и шреккеры, и слепые маги, с ног до головы запакованные в уродливые ребристые доспехи.
На лице Мурина-Альбинского появилось недоуменное выражение:
– Ты-ы-ы?..
Северин оскалился в улыбке. Движение лицевых мышц было какое-то неловкое, непривычное.
Хмарь забери, как же давно он не улыбался!
– Узнал меня, морда? – громко спросил Северин, и эхо Тронного Зала превратило его голос в хор множества голосов, окончательно разрушая всю разговорную магию его противника. – Я пришел по твою душу!
13
Мурин-Альбинский растянул губы в ответной улыбке – приятно-заученной улыбке успешного артиста.
– Хочешь поиграть со мной? – спросил он с высоты костяной конструкции. – Что ж, давай поиграем…
Он прищелкнул пальцами.
За его спиной появились прислужники в точно таких же, как у него самого, черных мантиях, только разнонаправленные стрелы на них, утверждая разницу в рангах, были вышиты не золотом, а серебром.
Прислужники Мурина тащили под мышки двух людей, в облике которых не осталось почти ничего человеческого.
Избитые, в рваных рубахах и штанах, перемазаные с ног до головы кровью, со слипшимися волосами, они едва стояли на разбитых босых ногах, руки свисали плетьми, головы понурены.
Один из них неимоверным усилием умудрился-таки приподнять голову. Лицо его превратилось в кровавую маску, но Северин узнал по глазам – не мог не узнать…
Дульф!
Вторым, кого вытащили на нос корабля прислужники в черных мантиях, был Дарьян.
– Давай поиграем, – весело продолжал Мурин.
К нему подошел прислужник, одетый отлично от других – в красной мантии и надвинутом на лицо капюшоне. Он, почтительно поклонившись, поднес Мурину посох, увенчанный все тем же резным символом – пустой центр, расходящиеся стрелы.
Что-то в фигуре этого красного прислужника показалось Северину странным…
Когда он понял, закусил губу от негодования и досады – женщина! С ними… с этими безумцами, врагами рода человечьего!
Впрочем, услужливая память сразу напомнила невозможно давний и давным-давно, казалось бы, забытый визит к «Стражам Поднебесья». Та баба со злобным лицом, которая, как сообщил Мурин, была у них главной по кадрам… как же ее звали…
В красной хламиде вполне может быть она. Что ж, такую – грех сказать! – даже и не особо жалко.
Северин перевел взгляд на своих изуродованных, окровавленных друзей.
Что еще задумал Мурин, что еще за игру? Каков подлец! Если приказать сейчас атаковать – боевые маги Тенабира и Вильвики, ударив разом, развеяли бы Мурина в пыль.
Но Дульф и Дарьян – ведь тогда заденут и их!
Северин покосился на стоящего рядом Билкара. Выглядел тот паршиво, было видно из-под поднятого забрала: глаза навыкате, рот приоткрыт, по лицу градом струился пот. Правая рука Акробата судорожно сжимала меч, лезвие неверно подрагивало.
– Магам по хаоситу не бить, – прошипел ему Северин. – Передай. Своих зацепим.
Приказал, вдруг почувствовав в себе и право, и волю приказывать. Уже зная, что приказ его будет исполнен.
Билкар сморгнул, прикрыл рот. Но, кажется, услышал. Поудобнее перехватив пальцами рукоять меча, прошипел что-то на сторону. Достаточно тихо, чтоб не нервировать выстроившуюся впереди цепочку – вперемешку – стражей и тварей Хаоса.
«Как Мурину удалось переманить на свою сторону стражей?! Неужели за золото? Но это же преступление против Миропорядка! Их с пеленок учат выжигать эту скверну, биться с ней насмерть… О чем они думают вообще?!»
Тем временем Мурин, приняв из рук красной прислужницы свой вычурный посох, воздел его, демонстрируя всем присутствующим в преувеличенно театральном жесте.
Его воинство, выстроившееся у подножия Костяного корабля, выражая одобрение, ответило глухим, сдавленным ворчанием, угрожающим звериным рыком.
«Но – не разноголосым лаем или нестройным криком. Слитный рычащий хор. Когда он успел их так выдрессировать?! Что тут творится?»
Мурин жестами велел черным прислужникам, державшим Дульфа, приблизиться.
Они подвели избитого и окровавленного адепта Равновесия к своему господину тычками, поставили на колени.
Теперь Мурин возвышался над ним со своим посохом, будто какая-то страшная пародия на жреца, что благословляет витязя перед походом на правую битву.
– Жизнь твоего наставника, – обратился Мурин к Северину, – в моих руках. Что ты будешь делать?
«А что я могу сделать?! Дульф… Единственный, возможно, живой человек во всей этой драной Альтерре, к которому я действительно прислушивался! Я бы спросил его совета, но вот он – израненный, едва живой – стоит на коленях перед своим заклятым врагом, а тот уже занес гибельный посох… Что он делает, Хмарь-заступница, что творит Мурин?! Он что, хочет, чтобы я решил судьбу Дульфа?!»
И немедленно пришел ответ: да. Именно этого он и хочет.
Помнишь те байки про гоблинских шаманов, что рассказывали в кабаках накачавшиеся пенистым зеленым дровосеки?
«Ему не к спеху отведать твоей плоти и прибрать с твоего остывающего тела худой кошель. Ему хочется поразвлечься. Затянуть тебя в свою игру, заворожить, напугать до полусмерти, свести с ума. И лишь после этого прикончить и сожрать…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});