«Лет двадцать динамил девушку», – прикинул Береславский.
Муж стоял тут же и ловко отбодался:
– Как это не прокатил? А где мы сейчас с тобой находимся?
– Зачетно, – согласился профессор, тоже имевший опыт ловких ответов жене.
В основном публика собралась состоятельная, как и предполагал бизнес-план. Но были и друзья Ефима, миллионерами не ставшие. Впрочем, он никогда не мерил степень дружбы толщиной кармана претендента.
На обратном пути предполагалось главное отделение концерта.
Не все вернулись в салон, уж слишком притягательны были город и река воедино. Но человек сорок пришли. Остальные, кстати, тоже все слышали, через систему динамиков.
Пела Машка, пела Валечка Толоконникова. Пели дуэтом.
Все было мощно, вкусно, красиво.
В незапланированном перерыве – Машка листала на пюпитре ноты – микрофон у нее довольно бесцеремонно отобрал Курмангалеев.
– Ты это чего? – удивилась она.
– Прошу минуту внимания, – сказал в микрофон Джама.
– Будешь петь? – спросил какой-то немножко пьяненький гость.
– Буду замуж звать, – серьезно объяснил Курмангалеев.
Машка вспыхнула румянцем: джаз, конечно, предполагает импровизацию, но не до такой же степени.
Все как-то одномоментно замерли. А некоторые даже подошли в салон с кормы.
– Я, Джама Курмангалеев, зову замуж Машеньку Ежкову, – сказал он, четко выговаривая слова. – Обещаю любить ее всю жизнь, – добавил капитан через короткую паузу.
Народ дружно зааплодировал, кто-то даже крикнул: «Соглашайся, Маш!» Лишь Наталья смотрела на влюбленных с некоторой печалью. Опыт подсказывал ей, что ни с Джамой, ни с Ефимом, ни с каким-либо еще столь же упертым персонажем спокойной жизни у давшей согласие женщины точно не будет. А в том, что Джама – упертый персонаж, Наталья не сомневалась. При богатой семье в тридцать два года капитанить и ловить пули собственным телом – для этого точно надо обладать недюжинной упертостью.
– Но ведь тебе со мной не скучно? – Ефим с легкостью читал мысли жены.
– Нет, – вынуждена была согласиться правдивая Наталья.
– Вот и им не будет скучно.
– Это уж точно, – еще раз согласилась Береславская.
– Что же ты молчишь? – опять спросили из публики.
Опешившая Машка не знала, что ответить.
– Скажи «да» или «нет», – спокойно посоветовал подошедший отец.
Мария взяла у Джамы микрофон.
Вот теперь даже муху было бы слышно. Если бы, конечно, Вась Васич Соколов допускал бы в своем идеально чистом хозяйстве мух.
– Да, – сказала Машка.
И вот теперь началась дискотека!
Плясали все. Ну, кроме, может быть, Береславского. За него лихо отплясывала Наталья. Потом музыканты вживую забацали лезгинку, и в пляс пошли родители Джамы. Младший брат вообще откалывал чудеса.
Но Джама, вступив в круг, выглядел еще лучше.
Странно, однако гремевшая в центре Москвы лезгинка в данном контексте ни у кого не вызывала неприятных ассоциаций.
Наверное, потому, что все национальные распри рассматриваются вообще. А друг с другом уживаются – или не уживаются – конкретные люди в конкретных ситуациях.
Джама обнял невесту, нежно поцеловал ее.
Их родители были рядом и улыбались.
«Очень хорошо», – отметил Ефим Аркадьевич, знавший непростую предысторию. Если бы не поладили родители – трудно было бы поладить и молодым.
Корабль шел домой. Машка уже не пела, потрясенная поворотом вечера. А народ добирал хорошего настроения. Оставалось где-то полчаса до причала.
Пробираясь по протоптышу к туалету, Ефим вдруг услышал приглушенные, но явно сердитые голоса.
Рванувшись на звук, обнаружил около кухни Джаму, схватившего за руку Наргиз. Татьяна Васильевна Соколова заступалась за подружку, а та молча пыталась вырваться из капкана капитановых рук.
– Отпусти ее, – тихо попросил Ефим.
Джама выпустил Наргиз, девушка молча стала растирать кисть. Испуга в ее миндалевидных глазах не читалось.
– Это она меня по голове ударила, – сказал капитан. Он обсуждал произошедшую в подъезде историю с Береславским, тщетно пытаясь перевести его в союзники.
– Ну и что? – спросил профессор.
– Как, ну и что? – не понял Джама. – Могла вообще убить.
– А что ей оставалось делать? Выскочил перед ней человек с пистолетом. Молодец, что не растерялась.
Джама мучительно задумался. В таком ключе он ситуацию не рассматривал. И непонятно, что девушке предъявлять. Не говоря уж о том, что его собственные действия были сплошной нелегальщиной.
Да и ссориться с Береславским, имевшим сильное влияние на любимую женщину, тоже не хотелось.
Выход подсказал Ефим Аркадьевич.
– Эта девушка – под моей защитой, – сказал он. – Отвечаю за нее я. Если у тебя дела к ее другу – обращайся к ее другу. Так годится?
– Годится, – сказал Джама.
А что он еще мог сказать?
К ним уже подходила встревоженная Машка. Еще с ней не хватало поссориться из-за милицейских дел. Так можно и невесту потерять.
– Работай дальше, – сказал Береславский Наргиз. Она вернулась на кухню и, захватив подносик с чаем, пошла в салон.
Инцидент был исчерпан. По крайней мере, на данной момент.
Оставалось только одно дело.
Ефим отошел в сторонку и набрал номер, оставленный его необычным бизнес-партнером.
– Да, – мгновенно отозвался Грязный.
– Ты, наверное, знаешь Джаму Курмангалеева, – сказал профессор.
– Да, – бесцветно сказал партнер.
– Он на корабле.
– Видел Наргиз?
– Видел. Наргиз в безопасности. Я отвечаю. Но ты не приходи.
– Я боюсь за Наргиз, – вдруг сказал Краснов.
Ефим был потрясен: ему казалось, что слово «боюсь» его собеседник использует нечасто. А может, вообще никогда не использует.
– Я отвечаю, – сказал Ефим.
– Хорошо, – ответил его собеседник, но телефон не отключил. Кнопку отбоя нажал Береславский.
Кораблик причалил к берегу, его довольные пассажиры прощались с Береславским и потихоньку расходились.
Еще через полчаса остались только Береславский с Натальей, Соколов да Наргиз, которую Ефим решил от греха подальше забрать с судна. Наталье его идея не сильно понравилась, но она понимала, что супруг опять влез во что-то непонятное, и сейчас надо просто дождаться, когда все рассосется. Сама Наргиз никаких отрицательных чувств у нее не вызывала.
Решили попить чаю перед тем, как начать грузить картины и мольберты в Натальину машину. Здесь Береславскому уже было не отвертеться, так хотелось хоть оттянуть начало ненавистных действий.
– Деньги ушли впустую, – посочувствовал Соколов галеристу.
– Я бы не сказал, – ответил Береславский. Ну еще бы. Когда это он признавал свое поражение.
Но профессор убедительно обосновал свои слова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});