Читать интересную книгу Безликий и Чудовище (СИ) - "Atyra Rommant"

Зависла тяжёлая тишина.

— И-И что дальше? — Наконец-то неуверенно вымолвил Бальтазар.

— А что дальше? Он умер. На следующий день, в пять утра. Я не плакал тогда. Я, откровенно говоря, чувствовал себя как-то… странно. Будто случилось то, к чему я был уже внутренне готов. Будто отец отдал мне всё, что должен был, и ушёл, понимаешь?

Бальтазар, опустив глаза, тихо улыбнулся и кивнул.

— Ты отец совершенно не хуже него, должен тебе сказать.

— Ну, я… — Зигмунд смущённо усмехнулся. Спасибо тебе, конечно, но, Бальтазар, я немного не об этом.

Принц вновь навострил уши.

— Я про то, что люди, которые нам кажутся одними, на деле могут оказаться совсем другими. Намного лучше, чем мы думаем.

Бальтазар состроил очень говорящую мину.

— И да, я сейчас про твоего отца.

Бальтазар будто бы захотел что-то сказать в ответ, но в последний момент одумался.

— Чего ты?

— Н-Ничего, я пойду…

— Ну, скажи!

— Я ничего не хотел сказать.

— Бальтазар, клянусь тебе, не буду сердиться.

Юноша ещё секунду колебался, а потом ответил:

— Зиг, я не злюсь на отца, вот вообще. Я к нему, сказать честно… Я даже не знаю… Вообще никак не отношусь. Вроде он у меня есть, а вроде и нет… Он как, если понимаешь, декоративная посуда: она есть, но по назначению вряд ли когда-нибудь будет использована…

Бальтазар неловко замолчал и не сказал на этот счёт более ни слова.

"Я, сказать честно, думаю, что тоже не буду плакать после его смерти, только по другой причине"

***

Бальтазар лёгким толчком отворил дверь, откуда слышался задушевный разговор его наставника с Жолдыз. Как и любой родитель, Зигмунд был склонен рассказывать предполагаемой пассии своего чада почти все ловкие и неловкие моменты из жизни последнего. А если учесть то, что к тому моменту Бальтазар с Зигмундом были знакомы уже почти пятнадцать лет — таких моментов скопилось не мало. Как только дверь полностью отварилась, сидевший на плече принца Гор издал короткий клич, чем привлёк внимание всё это время мирно сидевших за столом и беседовавших чародея и девушки.

— Ах, а вот и он! — Всплеснул руками Зигмунд, на лице которого так и читалось: «Лёгок на помине!»

Бальтазар, глядя в сторону, невольно поджал губы и слегка покраснел.

— Всё взял, пошли. — Торопливо прошептал юноша, подойдя к Звёздочке и несколько раз дёрнув её за плечо.

— Слушай, а ты и впрямь..? — С улыбкой начала девушка.

— Идём, идём, всё… — Всё так же тихо выдохнул Бальтазар, ведя за собой свою подругу и всё больше и больше вжимая голову в плечи. Юношу до жути смущали подобные моменты, и именно поэтому он старался как можно меньше оставлять Звёздочку с Зигмундом наедине. Бальтазар, конечно, понимал, что наставник это делает далеко не со зла, да и сама его знакомая была не особо против узнать о своём друге что-то новое, но разглашение столь личной информации пусть и далеко не постороннему человеку заставляло Бальтазара при каждом подобном случае краснеть всё больше и больше.

Ну, да ладно. Сейчас они в мастерской, где нет назойливого языка Зигмунда. Надо работать. Особенная страсть к работе у молодого человека проснулась сразу после побега из пехоты, куда заботливые родители его отправили, чтобы суровые военные реалии окончательно вытрясли из головы их чада все эти нелепые мысли о его бесполезных машинах. Скрываясь в чаще леса, Бальтазар думал лишь о том, как вновь усядется за свой горячо любимый стол в доме Зигмунда и займётся любимым делом. В самых же заоблачных мечтах — займётся им под восхищённым взглядом Звёздочки, прямо как сейчас. Она вообще была очень ценным другом, поскольку могла не только смотреть, но и кое-где заставить. В частности она наконец-то заставила юного принца предъявить на суд общественности хотя бы часть своих изобретений, которые могли бы пригодиться кому-нибудь в хозяйстве. Сколько домов, деревень, магазинов и всеразличных забегаловок они за прошлую неделю — даже не сосчитать. И хоть почти всегда действие заканчивалось тем, что ещё пять минут назад нывший о ленивых и непродуктивных работниках хозяин начинал судорожно креститься и требовать немедленно унести эту «чертовщину», а ещё недавно говоривший в беседе со своим товарищем о том, какой у них тяжкий и неблагодарный труд, который не помешало бы хоть чем-то облегчить, подчинённый начинал орать о том, что у него отнимают работу — они особо не отчаивались. Всё когда-нибудь придёт. По крайней мере, на это хочется надеяться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Принц, с крайне деловым видом, свалил на и без того захламлённый стол кучу чертежей, принесённых им с верхних этажей, и продолжил возиться с неким «резервом», предназначение которого сам же Бальтазар предпочитал не объяснять, так как это бы вылилось в один длинный и муторный рассказ. Да и сама Жолдыз старалась не вдаваться в подробности, ведь, как сказал ей сам Бальтазар, это всё будет сюрприз, и лишние расспросы его только испортят.

Хоть они и знали друг друга к тому моменту уже три года, но, вопреки мыслям многих, их отношения и не думали перерастать во что-то большее. Это были друзья. Но друзья настоящие. Истинные. Которые стали таковыми практически без какой-либо причины. Произошло это немо и даже как-то незаметно, будто они случайно встретились на улице, после чего стали видеться невольно каждый день, и вот уже через месяц один мог без всякого приглашения заявиться другому в гости, и последний был бы безмерно рад. История и атмосфера их первой встречи казалась им теперь чем-то далёким и чужим, будто теперь они видят друг перед другом совершенно другого человека. Возможно, так бывает всегда, при более длительном общении с людьми.

За время их знакомства Бальтазар, учитывая достаточно экзотическую внешность его подруги, не раз интересовался у Звёздочки об истории её происхождения. Та, на удивление, рассказывала о ней достаточно легко, пусть история эта и не могла похвастаться своей радужностью.

Родилась она в закрытой общине, где, как водится, все друг друга знают ещё с седьмого колена, и век живут мыслями и действиями пра-прадедов. Мать Жолдыз умерла в родах, рожая на свет единственную дочь, и, по совместительству, единственного ребёнка в семье. Отец после этого хоть и женился ещё несколько раз, но никаких плодов это так и не принесло. Лишь один раз у Звёздочки намечались два младших братика, но оба они в итоге оказались мертворождёнными. Только после этого отец полностью оставил попытки заиметь хотя бы одного сына и полностью сосредоточился на поиске достойной партии для дочери. И нашёл. Хиловатого мужчину, бывшего почти в три раза старше его потенциальной невесты. Нет, ну, а что тут такого? Зато он за трудолюбивую красавицу Жолдыз отдал целых пятнадцать коров и шестерых козлят, а это считалось целым состоянием. Пятнадцатилетняя девушка на это никак не среагировала в то время. Это казалось чем-то, конечно, не слишком приятным, но от этого не менее неизбежным.

В сей драме наступил перелом с приездом тёти — сестры отца, которую он за глаза жутко недолюбливал. Оно и понятно — не замужем, в семнадцать лет смоталась в большой город, где теперь работает какой-то актрисой. А если учесть то, что представителей этой профессии у них на родине приравнивалась чуть ли не к блудницам, то было совсем не удивительно то, что отец относился к своей ближайшей родственнице как к бородавке, ни с того, ни с сего вскочившей на лице и всецело приковывавшей к себе всеобщее внимание.

Постоянно весёлая и не скованная тётя сразу привлекла внимание молодой девушки. Тем более женщина совершенно не гнушалась за семейным ужином сделать племяннице пару лестных комплиментов по типу: «Ах, какая талия у нашей соловушки! Какое личико! Не девочка, а куколка!». Главу семейства это, разумеется, совершенно не устраивало, и подобные выходки тёти всё чаще и чаще заканчивались тем, что отец чуть ли не с криком выгонял её из комнаты. А меж тем женщина всё продолжала соблазнять думы племянницы красочными рассказами о жизни в городе, и уговаривать вместе с этим родителя девочки отпустить его чадо хоть на пару дней. Дескать: «Всё равно на всю жизнь единственного ребёнка в четыре стены упрячете! Дай хоть мир посмотрит одним глазком!». Долго отец не сгибался под гнётом неумолкаемого рта сестры, но всё-таки согласился.