Читать интересную книгу Не бойся волков - Карин Фоссум

— Эркки что-нибудь рассказывал про убийство Халдис?

— Совсем немного. Сказал, что она кричала и угрожала. И когда он вспоминал, у него был такой потерянный взгляд…

— Он в открытую признавался, что убил ее? Эркки говорил об этом напрямую?

— Нет. Он как-то странно посмотрел на меня и сказал: «Все происходит само собой».

— Вы не заметили в нем склонность к насилию?

— Вы же видели мой нос. Там останется жуткий шрам. Честно говоря, мне все равно. Что меня и правда радует, так это мысль о том, что, когда меня посадят по соседству с Томми, я постучу ему в стенку. И он поймет, что деньжат ему не видать.

— Вашего друга зовут Томми?

— Томми Рейн.

— Надо же!

Еще одна жирная черта.

— Вы довольно много времени провели наедине с Эркки. О чем вы разговаривали?

— Сложно пересказать. Он так много странного говорил. Мы говорили о смерти… Вы об этом задумывались? Что всем нам суждено умереть? Я вижу, как люди вокруг умирают, но не верю, что это и со мной тоже случится. Я сегодня пытался это осознать. Но это все равно что пытаться решить сложное математическое уравнение — решение никак не укладывается в голове… А вы это понимаете?

— Что именно?

— Что умрете.

— Да, понимаю.

— Значит, у вас что-то не в порядке с головой.

— Бывает, что люди намного старше вас даже и не задаются этим вопросом. Откуда у Эркки револьвер?

— Я спрашивал его. И он пробормотал что-то невнятное. Вроде: пожелай соседу корову, и Бог пошлет тебе быка.

— Он сильно опьянел под конец?

— Не сильнее меня. Говорил он, как прежде, но при ходьбе начал пошатываться. Впрочем, Эркки и до этого вихлялся, когда ходил.

— А Эркки и Канник разговаривали?

— Считай что нет. Но они следили друг за дружкой, как два цепных пса. Канник был напуган до смерти и даже смотреть на Эркки боялся.

— Эркки намеренно запугивал мальчика?

— По-моему, нет. Мы с ним хорошо обращались, ничего дурного ему не сделали. Мы просто были пьяны. Когда в доме появился Канник, мы уже порядочно нализались. Но вот что странно: похоже, спустя какое-то время мальчишке там начало нравиться. Он успокоился. Из нашей троицы, можно сказать, вышла очень неплохая команда. Никто из нас не отваживался сделать что-либо. Мы ждали вас.

— Когда вы обнаружили, что Эркки мертв, как отреагировал на это Канник?

— У него началась истерика. Он потребовал, чтобы я ему помог.

— Как именно?

— Убедил вас в том, что это был несчастный случай.

— А разве это не так?

— Ясное дело, это был несчастный случай. Мальчишка целился в дверь. Откуда ему было знать, что мы в доме и, уж тем более, что Эркки именно в тот момент выйдет на крыльцо?

— Ясно. Что еще?

— А поконкретнее?

— Мальчик предлагал вам сбежать или спрятать труп?

— Нет-нет. Конечно нет. Я отговорил его.

— Значит, он все-таки предлагал?

— Хм… Пожалуй, нет. Он просто оговорился. У него была истерика, что неудивительно. Хорошо, что ему всего двенадцать, а в таком возрасте не сажают…

* * *

Сейер сел за руль и захлопнул дверцу. Выспался он плохо, но почувствовал вдруг, как в голове у него прояснилось. Его охватило удивительное чувство, что решающий момент настал. Время остановилось. Сейер огляделся, пытаясь определить, откуда взялось это ощущение, но ничего интересного не увидел. Он замер, не в силах шевельнуться. Неприятно ему не было, лишь непривычно. Он посмотрел на собственные руки на руле, постарался различить каждый волосок, каждую морщинку на костяшках пальцев, изучил белые гладкие ногти, наручные часы с маленькой золотой короной на циферблате. Он поймал свой собственный взгляд в зеркале. Лицо казалось старше, чем обычно, но глаза светились энергией. Поблизости раздался гудок машины, и Сейер стряхнул оцепенение. Он повернул ключ зажигания и двинулся вдоль домов и припаркованных машин.

Мальчик выпрямил спину и отставил левую ногу. Подняв голову, он вскинул подбородок, опустил руки, глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух. Потом он неторопливо повернул голову влево, будто собирался подкрасться к мишени, но не резко, а осторожно, очень осторожно. Канник прищурился, так что желтый круг за тридцать метров от него приобрел более четкие очертания. Мальчик вновь глубоко вдохнул и, задержав дыхание, выпятил вперед толстую грудь и одновременно поднял лук. Он перевернул лук, покрепче зажал его и сосредоточился на маленькой красной точке на самом краю прицела. Он должен выбить «десятку». И он на это вполне способен — порой у него бывают такие дни, когда все складывается как нельзя лучше. Стрела оторвалась от лука, а сам лук изящно соскользнул на запястье. С резким щелчком стрела вонзилась в мишень. Выдохнув, Канник полез в колчан за следующей стрелой. Ноги не двигались, Канник не сводил глаз с мишени. Он закрепил вторую стрелу. Нужно выбить три «десятки» подряд. Если повезет, то он услышит звон, означающий, что эта стрела задела первую. Он вновь чуть опустил лук, сделал вдох и закрыл глаза. Открыв их, мальчик посмотрел на желтую мишень, в самом центре которой виднелись красные перья.

В эту секунду он услышал какой-то шум. Сперва Канник решил не обращать на него внимания: хороший стрелок не должен отвлекаться, ему следует максимально сосредоточиться на цели. Однако шум усиливался, и Каннику это не понравилось. Ему хотелось успеть выпустить все три стрелы. Это был гул приближающейся машины. Вторая стрела оторвалась от тетивы. «Восьмерка». С досадой вздохнув, мальчик повернул голову и увидел, как на двор въезжает полицейская машина.

Канник опустил лук и замер. Из машины вышел Сейер, одетый в полицейскую форму. Он наверняка приехал просто так, узнать, как дела… И хорошо ли Каннику спалось. Этот полицейский довольно милый. Его можно не бояться. И Канник неуверенно улыбнулся.

— Доброе утро, Канник, — серьезно, без улыбки поздоровался Сейер. Прежняя любезность исчезла — теперь он казался каким-то озабоченным. Полицейский повернулся и взглянул на мишень. — Ты выбил «десятку», — заметил он.

— Да! — гордо подтвердил Канник.

— Это сложно? — Сейер спокойно посмотрел на блестящий лук.

— Да, сложно. Я над этим больше года работал. И сейчас выбил бы еще одну десятку, но вы меня отвлекли.

— Прости, пожалуйста, — он серьезно посмотрел мальчику прямо в глаза, — мы же забрали у тебя лук. Но вот он снова у тебя в руках. Как такое получилось?

Канник опустил глаза.

— Я одолжил лук у Кристиана. Это его.

— Но тебе же нельзя стрелять без присмотра.

— Маргун пошла в туалет. Мне надо готовиться к чемпионату, — пробормотал Канник.

— Ясно. Но мне все равно надо поговорить с Маргун. — И Сейер кивнул в сторону приюта, а потом — в сторону картонной мишени.

Стрельба была единственной страстью мальчика, а Сейер вот-вот отнимет и ее. Самому Сейеру это не нравилось, но внутри у него словно вдруг появилась бомба с часовым механизмом, готовая в любой момент взорваться. Сердце застучало сильнее. Он внезапно заметил одну крошечную деталь — возможно, она ничего не означает, но она также может стать решающей. Сейер постарался взять себя в руки.

— Но это же ничего, если я буду стрелять здесь? — В умоляющем голосе Канника слышалось раздражение. — Главное, чтобы не в лесу… И если я хочу победить, то надо стрелять каждый день!

— А когда соревнования? — Собственный голос, грубый и хриплый, показался Сейеру чужим.

— Через четыре недели. — Канник по-прежнему стоял в стрелковой позиции. На ногах у него были темные мокасины. Довольно большие, видимо, сорок третьего размера. Подошва у них была кожаной, а значит, никакого рисунка на ней нет… А вот у кроссовок — есть. Обычно двенадцатилетние подростки носят кроссовки, и Сейер немного удивился, увидев мокасины. Такая обувь скорее для праздников, и она плохо подходила к обрезанным джинсам. Сейер пытался побороть в себе нарастающее удивление.

— Ты хорошо выспался? — дружелюбно спросил он.

Канник растерянно вслушивался в его слова.

Голос полицейского звучал по-доброму, а вот глаза оставались холодными, как железо.

— Я спал как убитый, — храбро соврал он, поразившись собственной лжи. Слишком многое успело случиться за последнее время. Он проснулся, когда Маргун пришла менять белье на кровати Филиппа, и изо всех сил старался ровно дышать, притворяясь спящим. Слушать утешения Маргун ему не хотелось. К тому же мальчик боялся, что опять уснет и ему приснится прежний отвратительный сон.