Читать интересную книгу Понедельник 6:23 (СИ) - "Motoharu"

- Спасибо, Лида, но я уже пил чай. Можно я украду твоего напарника на пару минут?

- Можно хоть до вторника, - засмеялась девушка и задорно подмигнула мгновенно покрасневшему Диме.

Дима точно помнил, что дверь закрыта, поэтому даже если кто-то что-то и услышит, проходя по коридору, то точно не сможет войти и прервать то, что начиналось столь невинно.

- Корица? – Александр целовал его в ухо и медленно задирал футболку на животе. Гладил рукой, волновал лёгкостью и ненавязчивостью прикосновений. Тело таяло, наслаждаясь.

- Типа того… - мямлил Дима, скользя пальцами по волосам, прихватывая их и потягивая в стороны. Он чувствовал, что Александру это нравится, словно бы слышал довольное урчание где-то в груди. – Ещё ваниль…

- Ммм… хочу ванили… - Александр прижал Диму к стене и, запрокинув его голову, звонко чмокнул в улыбающиеся губы. Но Диме этого было мало - хотелось глубоко, до головокружения. Он приподнялся на цыпочках и сам поцеловал Александра, так, как хотел. – Какая активная ваниль, - глухо засмеялся Александр, поддерживая Диму за спину и скользя кончиком носа по его виску. – Самая сладкая ваниль…

- Ты приедешь сегодня ко мне? Я соскучился, - Дима счастливо вздохнул и прижался сильнее, чтобы чувствовать всё его тело – холодную пряжку ремня, пуговицы на рубашке, жесткий воротничок.

Александр гладил его по спине, расслабленно целовал в висок и молчал. Значит, не приедет. Дима будто падал, ожидая его слов.

- Я сегодня улетаю в Латвию. На две недели.

Дима беззвучно втянул носом воздух, пытаясь справиться с разрастающимся в груди холодом. Две недели… это же так много.

- Работа? – осторожно спросил Дима, отстраняясь и заглядывая в лицо Александру. «А может быть, семья?»

- Да, работа, - Александр опять привлёк Диму к себе и поцеловал в макушку. – Напортачили там без меня, надо вернуть всё на место, пока не поздно. Власть портит людей, а власть абсолютная портит абсолютно. Поставил опытного специалиста с холодной головой и твёрдыми убеждениями, а через полгода получил политическую проститутку.

- Во сколько уезжаешь? – Дима всё-таки выскользнул из объятий Александра, чтобы не тянуло так сильно, и немного собраться тоже не помешало бы. В конце концов, что за ребячество-девичество? Он же не навсегда уезжает… Как назло, ещё сон этот вдруг вспомнился ни с того ни с сего, и в лёгких не осталось воздуха – Дима забыл вдохнуть, сосредоточившись на выражении своего лица, которое необходимо было контролировать. Александр с кем-то чужим, опасным. Дима ему не конкурент.

- Самолёт в шесть вечера. Из города выеду в час, с припуском на пробки и регистрацию.

Александр подошёл к столу, стал просматривать какие-то папки, искать нужные. Дима остался стоять на месте, закусив ноготь на пальце. Часы над головой Александра показывали половину первого.

- Не умею прощаться, - Дима коротко вздохнул, выпуская многострадальный палец изо рта. – Поэтому давай я как бы уйду сейчас… и скажу, что увидимся как-нибудь… а ты мне ответишь – как только, так сразу. Ладно? – попытка улыбнуться потерпела полное фиаско. Уголки губ уныло опустились, и Дима мгновенно сник вместе с ними. Никогда не умел играть на публику, черт…

Александр оставил папки там, где они лежали, по всей видимости, не найдя нужную, и подошёл к Диме. Обнял. Крепко, горячо, успокаивающе.

- Я вернусь сразу, как закончу, птичка моя, - прошептал он Диме на ухо. – Я уже хочу вернуться.

- Позвони, когда долетишь, чтобы я не думал всякую лишнюю фигню, - грустно усмехнулся Дима, но холода в груди уже не было. Две недели - это всего лишь время.

- Позвоню.

- Увидимся как-нибудь.

- Как только, так сразу.

В пепельнице не было места ещё одному окурку, поэтому Дима аккуратно пристроил его рядом и вновь вернулся к проекту супермаркета, который планировалось построить на центральной улице напротив детской больницы. Заказчик хочет усидеть на двух стульях, как и Всеволод Игнатьевич, который всю последнюю неделю кроме как на матном русском не разговаривал ни с кем. Неожиданно оказалось, что Александр выполнял столько функций, что впору хвататься за голову и кричать караул. Но Всеволод Игнатьевич, как истинный мужчина и опытный руководитель кричал несколько иные слова. Диме было всё равно, на каком языке ему объясняют, что надо сделать. Надо, значит, сделаю. Остальное - лишнее. Всё остальное лишнее.

Александр не звонил уже третий день, а Дима не хотел отвлекать его от работы. Что-то у него там усложнилось, и по отдаленным признакам Дима догадывался, что двумя неделями тут не отделаться. И постепенно он смирился и с этой мыслью. С мыслями смиряться было очень просто, достаточно поговорить с чем-нибудь из окружающих предметов откровенно, и всё становилось на свои места. А вот тело никак не хотело понимать, почему нет ласки? Почему нет поцелуев? Почему к нему никто не прикасается? Ведь было желанным, было любимым, было живым.

Дима повертел в руках сотовый и быстро натыкал сообщение. Пусть повисит у него в телефоне, будет время - ответит.

«Самая популярная мужская эсэмэска – «и я тебя». Чур, я начинаю. И я тебя».

«Хочу увидеть»

«И я по тебе»

«Соскучился»

«Люблю тебя»

«И я тебя люблю. Обманываем статистку:) Позвони мне».

Часть 19.Понедельник 6:23.

Дима уже больше полугода не доставал кисти и краски из-под дивана в гостиной. Запрятал туда после того, как Вика нашла картинки с недвусмысленным содержанием. Картинки были нарисованы ещё в студенческие годы, но Диме всё равно было за них стыдно, и он решил, что всё дело в красках, и если их спрятать куда-нибудь подальше и прекратить ими рисовать, то всё наладится. До встречи с Александром Дима часто думал о том, что всё ещё может НАЛАДИТЬСЯ, нужно только приложить больше старания и прекратить думать о том, о чём не положено. Но Александр бесцеремонно вошёл в кабинет в своих эсэсовских сапогах и буквально растоптал все надежды на излечение.

Дима затянулся сигаретой - теперь он курил регулярно, но знал, что как только Александр вернётся, он сможет бросить. Просто оральный комплекс, который легко лечится большим количеством поцелуев. А в то, что их будет много, Дима свято верил и днём, и ночью, каждую минуту он возвращался к этому. Но вокруг ничего не менялось, и телефон не мог подарить прикосновение. Дима всё глубже погружался в апатию. Вытащить из которой могло только рисование, по крайней мере, он очень на это рассчитывал. Яркие краски, тёрпкий низкий запах, и создание собственного мира. Дима опять возвращался к себе, как тогда, когда не мог заговорить с понравившимся ему мальчиком.

- Ты занимаешься чем-то интересным, - уверенно проговорил Александр в трубке, зажатой между плечом и ухом. Дима ставил мольберт и курил, когда Александр позвонил. Часы показывали два ночи, значит, у него появилось свободное время. - Слышу, как скрипят твои мозги.

- Это не мозги, это мольберт, - засмеялся Дима, наконец закончив процесс установки и перехватывая телефон освободившейся правой рукой. По инерции стряхнул пепел в баночку с приготовленной водой.

- Творишь творения?

- Рисую рисование и курю курение. Что-то захотелось вспомнить молодость. А то от домов и компьютера едет крыша.

- Сева у вас там совсем распоясался, мне уже сообщили. Зовут быстрее обратно, угомонить его нервоз.

Дима опять затянулся и провёл пальцем по шершавому краю мольберта. Конечно же, занозил и медленно убрал руку, чувствуя, как разрастается пульсирующая боль. Это было почти приятно.

- У нас тут у всех нервоз, - невесело усмехнулся Дима, поднося палец к лицу и рассматривая занозу. Вокруг ранки уже скопились алые капельки крови. – Третья неделя пошла… На улице так хорошо вечером, прохладно и долго не темнеет, я на балконе рисовать буду.

- Дима, я прилечу к тебе на следующие выходные, посмотрю, что ты там нарисуешь.

Александр говорил уверенно, и Дима чувствовал, что апатия постепенно рассеивается. От выходных до выходных. Хотя бы что-то определённое.