Читать интересную книгу Университет вредной магии. Пособие по выживанию - Ника Ветрова

– Идет, – мгновенно согласилась на все вообще согласная ведьма и завела руку за спину.

Вторую тоже завела, чтобы край придерживать. А потом ме-е-е-е-едленно, ну очень ме-е-е-е-едленно потянула молнию вниз.

И я бы еще медленнее расстегивала, но позади, кажется, вовсе дышать перестали, а мне недочерты в обмороке и даром не нать, и за деньги не особо, мне бы в полной боевой готовности и абсолютном согласии на обнимания да лобызания, и потому пришлось с представлением завязывать.

– Все? – хрипло спросил Владлен Азаэрович, едва я от расстегнутой застежки убрала руки.

– Вниз стянуть, – проинструктировала я насчет дальнейших действий.

Снова хриплый стон.

– Стасенька, – судя по голосу, мне тут не полуобморочные, мне тут с сердечным приступом деканы сейчас достанутся, – а давай сама.

– А самой не так приятственно! – обиженно возразила.

Стон.

Затем опять же рывком Владлен Азаэрович развернул меня к себе лицом и резко сорвал юбку вниз.

И все.

И я стою, прикрыв глаза и вся в ожидании. И он сидит, и даже опять не дышит. И я стою. И он сидит. И я не выдержала и напомнила:

– Чулки теперича.

А там внизу все так же практически не дышали.

– Ну Владлен Азаэрович, – пользуясь возможностью, погладила черные волосы декана, – ну давайте, чуть-чуть осталось, что же вы такой непоследовательный, на половине пути дышать перестали, а?

Запрокинув голову, на меня посмотрели тяжелым, почти черным взглядом глубоких, как омуты, зеленющих глаз. И такой это был взгляд, что на какой-то миг, где-то очень глубоко внутри, шевельнулась совесть. Но тут недочерт выдохнул сквозь стиснутые зубы, тепло его дыхания коснулось обнаженного животика, и снова очень приятственно стало, что совесть тут же опять впала в спячку.

– Чулки, – напомнила я, выставив правую ногу чуть вперед.

– Стася, – голос у Владлена Азаэровича вконец странный стал, хрипло-сиплый, едва слышный такой, – я же сорвусь, Стася, а наутро мы оба жалеть будем.

– Чулки! – ведьмы пощады не знают.

Декан чертового факультета судорожно вздохнул и продолжил:

– Стасенька, ты хоть представляешь, чем все это закончится?!

Радостно закивала.

– И чем? – ладони Владлена Азаэровича легли на мои ноги, аккурат там, где была полосочка голой кожи от трусиков и до края чулочков.

Приятственно…

– Вы меня будете обнимать, гладить и целовать, а мне будет приятно, – поделилась планами на будущее я.

Исполненный отчаяния стон и хрипло-злое:

– Трижды проклятая Преисподняя!

Посмотрела на свою ногу, решила не согласиться:

– Да нет, всего одна нога. У меня еще есть вторая, вот.

Владлен Азаэрович вдруг резко поднялся. Так резко, что я даже испуганно отпрянула, вместо того чтобы поближе ко всему декану чертового факультета прижаться.

– Стася, – взгляд был голодным, голос сиплым, вся поза напряженной. – Тебе поцелуя хватит?

Тут же сообразив, что нахожусь далеко, прильнула к недочерту, обвила его напряженную шею руками и промурлыкала:

– Одного?

Декан чертового факультета молча взял меня за подбородок, заставляя поднять голову вверх, чуть наклонился, несколько долгих, томительных секунд смотрел мне в глаза, после произнес:

– А тебя хотя бы раз нормально целовали, Стася?

Радостно закивала головой.

Жесткая усмешка и едва слышное:

– Доказать обратное?

У меня перехватило дыхание. А глаза у Владлена Азаэровича стали такие зеленые-презеленые, и ощущение накатило, словно меня медленно, но вконец неотвратимо затягивает в омут… А затем горячее дыхание и жадные обжигающие губы, накрывающие мои собственные. Приятственно? Нет – жутко! Пугающе! Алчно настолько, словно мужчина не целовал – завоевывал и подчинял мое тело. И естественной реакцией ведьмы на подобные захватнические действия стал испуганный вскрик и попытка вырваться… Он не позволил. Одна рука декана чертового факультета уверенно удерживала на месте, вторая заскользила от шеи вниз – провокационно, властно, чувственно. И поцелуй, размыкающий испуганные губы, вторгающийся внутрь, зажигающий чужой огненной страстью, чужим желанием, вызывающий дрожь странного, волнующего предвкушения на коже. Поцелуй властителя – он не просил, не предлагал и не соблазнял, он брал свое по праву, не интересуясь мнением дрожащей испуганной ведьмочки, наглядно демонстрируя, что есть игры, а есть всепоглощающая страсть, в которой для игр места попросту нет. Ничего нет! Ни мыслей, ни сомнений, ни даже собственного имени, которое я напрочь забыла в этот миг!

И вот в тот самый момент, когда я вообще про все на свете забыла, Владлен Азаэрович мягко отстранился, заглянул в мои распахнувшиеся затуманенные глаза, улыбнулся и язвительно поинтересовался:

– Приятственно?

Ничего не понимающая едва стоящая на ногах ведьмочка выдохнула:

– Что?!.

Но стоило декану чертового факультета насмешливо выгнуть бровь, как осознание нахлынуло. О, оно так нахлынуло, что разом смыло ощущение мурашек на коже, желание приятственного тепла, туман в голове и истому во всем теле!

И ведьма стала злая.

Ведьма стала настолько злая, что некоторым недочертям следовало бы трижды подумать, прежде чем вообще меня злить. Потому что я ему, я ему всю себя, я… стыд последний потеряла, а он. он вообще издевается! И улыбается ко всему прочему! И. стыдно. И обидно очень. И.

Станислава Григорьева, гордо вскинув подбородок, подняла и надела юбку. Опосля обнаружила на кровати корсет, пошла и его тоже надела. И даже застегнула на все крючочки и завязала ленту. И, не глядя на стоящего посреди комнаты и наблюдающего за каждым ее движением декана, подошла к двери, открыла, а потом, не обернувшись, тихо сказала:

– Ненавижу вас.

И ушла.

Вслед понеслось:

– Черт! Стася!

Убежала. Сначала вниз по лестнице мимо бьющейся с пологом Мары Ядовитовны, которая явно очень хотела на второй этаж попасть и застыла, едва увидев меня. Потом в сад, быстро-быстро, чтобы только выбежавший вслед за мной и заоравший «Станислава» Владлен Азаэрович не нашел. А потом пришлось сидеть под кустом и думать о том, где можно спрятаться от декана чертового факультета, потому что… стыдно, и обидно очень, просто до слез, и в душе пусто так, словно кусок льда там. А еще отчетливо я понимала, что у домовых, в общежитии и даже у ведьмочек Владлен Азаэрович меня найдет.

Вариант после недолгих размышлений нашелся всего один.

* * *

– Еще будешь? – спросил Герак, наливая в мой стакан тягучую полупрозрачную жидкость из бутыли.

Молча кивнула. Оказывается, экспериментальную малинку у фей не только домовые воровали, но и черти тоже. Правда, черти для малиновой настойки. Вкусная.

Я сидела на кровати Герака, сгорбившись, обняв колени и не обращая внимания на присутствующих чертей, всех, кроме… ну, кроме Герака. Рядом в большом стакане балдел рыб, ему черт пару капель малиновки выделил, так что и рыб тоже пил. А еще тут все сверкало. Вот просто-таки сверкало от чистоты.

– Здорово, да? – заметив мой рассеянный взгляд, поинтересовался Герак. – Это демоницы!

– Как припахал? – уныло спросила я.

– Ну дык за одно свидание с Владленом Азаэрычем тут на все готовы, – гордо сообщил черт. – Я тебе сейчас список покажу, там уже двести семьдесят имен тех, кто заслужил. Остальные еще трудятся.

Почему-то появилось желание запустить в Герака стаканом с малиновкой. А потом в этих из списка. А потом. потом взяла и молча все выпила. Но вместо опьянения и, соответственно, умиротворения по щекам потекли слезы.

– Стась, Стаська, ты чего? – удивился черт. – Ты же сама хотела, чтобы тут было чисто.

Хотела. Я вообще много чего хотела, а сейчас хочу, чтобы с губ исчезло это ощущение прикосновения Владлена Азаэровича и вкус самогона стер начисто воспоминание о поцелуе с деканом чертового факультета. И плакать хотелось – вот просто рыдать навзрыд…

Допив до дна, протянула пустой стакан Гераку, затем спросила:

– И много у него баб было?

– У кого? – не понял черт, наливая уже себе.

– У Владлена Азаэровича, – хмуро пояснила.

Выпив залпом, Герак прикрыл глаза, причмокнул от удовольствия, чуть сморщив черный пятачок, шмыгнул и ответил:

– Так-то вообще много, Владлен Азаэрыч – мужик ого-го.

Слезы не просто потекли – полились градом! Злые горькие слезы. Молча вытерлась рукавом и хмуро потребовала:

– Еще налей.

Но Герак, даром что черт, а что-то заподозрил. Почесал за мохнатым ухом, после прищурился и осторожно спросил:

– Стаська, Стась, ты чего?

– Налей, говорю! – рявкнула я.

А мне взяли и не налили. Герак даже бутыль закрыл, под кровать засунул, и, судя по позвякиванию, у него там внушительный запас имелся, почесал волосатую грудь и проникновенно так: