— Кролик? — переспросила я, наблюдая, как Эрни наливает кровь и воду в стакан.
— Да, — подтвердил Освальд. — Он хорош для начинающих. Не очень крепок.
Освальд оказался прав. Вкус у кроличьей крови был мягче и пилась она… э-э… легче. Такой напиток хорошо подавать к раннему обеду.
Эта мысль напомнила мне о словах Освальда.
— Кажется, ты говорил, что ешь много овощей. А о крови и не обмолвился.
В тусклом свете глаза Освальда были темными и таинственными. Он приложил палец к уголку своего рта.
— Ты испачкала вот здесь.
Я провела указательным пальцем по своим губам и, обнаружив непослушную каплю, жадно слизнула ее с пальца. А потом вдруг поняла, что все мужчины смотрят на меня.
— И как долго вы собирались скрывать это от меня? — Я обвела взглядом всех присутствовавших. — Уинни, почему ты не рассказала мне об этом?
— Я не могла предсказать твою реакцию, — вежливо, без тени смущения сказала Уинни. — Помнишь, я спросила, ела ли ты что-нибудь странное? Ты сказала, что нет.
— Э-э… По-моему, я говорила что-то о бифштексе по-татарски, — пробормотала я, пытаясь приукрасить свои кулинарные грешки.
— Поскольку ты не поведала нам о своих склонностях, мы посчитали, что сообщать тебе об этом не совсем удобно, — пояснил Сэм. — Нам не хотелось лишний раз причинять тебе страдания.
В этой ситуации, когда его застали среди ночи попивающим кровь домашнего скота, учтивость Сэма меня особенно порадовала.
Вот как забавно бывает — можно испытывать к чему-либо отвращение, но когда это «что-либо» заканчивается, вас постигает разочарование. Мое сердце ухнуло куда-то вниз, когда Эрни заткнул бутылки пробками и объявил:
— Я устал. Пора спать.
— Прекрасная селекция, Эрнесто, — похвалила Эдна, похлопав его по плечу. — Освальд прав. Вы художник. — Потом госпожа Грант взглянула на меня: — Юная леди, перестаньте смотреть так, будто кто-то стащил ваш пончик с вареньем! С этого момента вы можете приходить сюда вместе с нами.
Мы вышли из конюшни, оставив Эрни, Гэбриела и Освальда расставлять посуду и бутылки по местам. Когда мы двигались по дорожке к дому, под нашими ногами шуршал гравий, но мне казалось, что я парю в огромном пузыре, а кругом — теплый воздух и нечеткий пейзаж. Сэм взял Эдну за руку и повел ее сквозь темноту, а я сровняла шаг с Уинни.
— Мне непонятно, как в этой истории оказался замешан Эрни.
— Такова наша традиция — всегда есть какое-нибудь доверенное лицо, не имеющее отношения к семье, которое собирает и смешивает продукт.
— Зачем так рисковать? Почему вы не делаете это сами?
— А ты не догадываешься?
— Потому что один из вас может выпить все без остатка и даже не вспомнит о землистом привкусе или малиновой ноте.
— Да, именно. Трудно поверить, но в старину просто отрезали курице голову, сливали кровь в ведро и пускали по кругу. Представляешь?
Я не стала восхищаться нашей цивилизованностью.
— Так вот что мучает соседей из Старого Света?
— Это — в самой меньшей степени, — заверила меня Уинни. — Вся проблема в том, что наш клан разрушил альянс с их кланом. В то время обе группировки исповедовали язычество, тогда как другие сражались за восточную и западную религии. Это древняя история.
Эдна и Уинни направились наверх, а Сэм задержался со мной на кухне.
— Мне хочется верить, что ты относишься ко всему этому нормально, — произнес он, заботливо положив мне руку на плечо.
От его прикосновения у меня снова побежали мурашки по всему телу.
— На мой взгляд, это почти то же самое, что есть мясо.
Мне казалось, что я слышу, как бьются наши сердца, как течет кровь в наших венах, как наши легкие втягивают и выпускают воздух. Потом в столовой послышались шаги. Мы отпрыгнули друг от друга как раз в тот момент, когда на кухню вошла Уинни.
— Ой, — сказала она, поглядев на нас. — Я только хотела выпить сока.
— Отличная идея, — слишком рьяно поддержал ее Сэм. — Будешь сок, Мил?
Стакан апельсинового сока вряд ли способен был удовлетворить хоть одно их моих страстных желаний.
— Не, спасибо.
Уинни достала стаканы, налила в них сок и протянула один Сэму.
— Спасибо, — пробормотал он.
— Ты пойдешь сейчас наверх, спать? — тихо спросила Уинни у Сэма.
Этим вечером я как-то странно все воспринимала: в невинной фразе Уинни мне послышалось нечто непристойное.
Сэм кивнул и последовал за ней. Пожелания спокойной ночи эхом огласили пустые комнаты.
Глава двадцать вторая
Немного фикции
На следующее утро я приняла душ и надела свой новый комплект белья из красного шелка, черную юбку и бордовый свитер. Я пыталась изображать из себя сексуальную, утонченную особу и больше не приходить в ужас от того факта, что я шизнутая кровопийная алкоголичка. Гордо выплывая из своей комнаты, я столкнулась нос к носу с Освальдом.
Он был так близко, что я чувствовала его дыхание, в котором ощущалась свежесть мятной зубной пасты. На нем был спортивный пиджак из мягкой замши и широкие брюки кофейного цвета. Мне подумалось, что он наверняка истратил на эту одежду всю свою скудную зарплату.
— Хорошо, что ты уже встала, — сказал Освальд. — Можно тебя попросить помочь сегодня в больнице?
— Я ничего не знаю о животных, — заявила я в надежде, что исполнять его просьбу не придется.
Освальд не застегнул верхние пуговицы своей рубашки, и его шея была обнажена. Мне вдруг показалось, что я вижу, как пульсирует артерия у основания его горла.
— Тебе и не нужно ничего знать о животных, — заверил меня Освальд, и на его лицо прокралась улыбка. — У администратора возникли личные проблемы. Тебе придется только отвечать на звонки и стараться сделать так, чтобы пациенты не волновались. Я буду тебе очень благодарен.
Он был невероятно серьезен и красив, поэтому я на секунду забыла, что передо мной Освальд, и поступила так, как обычно поступаю, когда серьезный и красивый парень просит меня о чем-нибудь, — дала согласие.
— Думаю, можно будет сунуть им какую-нибудь жратву, если они закапризничают?
— Да, это поможет, — согласился Освальд, и я заметила, что он расслабился. — Позавтракаем прямо там.
Выходя из дома, мы наткнулись на Сэма.
— Милагро будет сегодня помогать мне в больнице. Не делай ничего такого, чего бы не стал делать я.
В ответ на попытку Освальда банально пошутить Сэм нервно улыбнулся.
Мы сели в среднего размера седан, который, как я полагала раньше, принадлежал Эдне, и включили приемник. Он оказался на волне «Национального общественного радио».