— Селена говорит, что нет.
— Насколько я понимаю, записки он не оставил.
— Мы ничего такого не нашли. Это ваш адвокат думает, что могло быть самоубийство? — спросил Том. Это было неприятное напоминание о том, что в суде они могут оказаться противниками.
— Нет, — ответила Дебора. — Я не говорю ему о том, что вы мне рассказываете.
— Но он ведь дружит с Колби, не так ли?
Еще одно напоминание.
— Они играют вместе в покер.
— Поэтому Колби сделал все возможное, чтобы ускорить написание отчета?
— Нет. Это для меня, я его уговорила.
Том издал звук, похожий на смех.
— Он ваш друг или просто пациент?
— И то, и другое. В таком городке, как наш, пациенты являются друзьями.
— А Джон знает о нашем разговоре?
— Исключено. А с моим адвокатом случится припадок, если ему об этом станет известно.
Том молчал.
— А ваша невестка знает о нашем разговоре? — спросила Дебора.
— Нет. Это разозлило бы ее. Селена намерена доказать, что Кельвин вовсе не виноват в своей смерти. Ей нужен козел отпущения. Она расстроится, когда увидит отчет.
— А ей приходило в голову, что ответственность за смерть Кельвина может лежать на нем самом?
— Сомневаюсь. Она не усмотрела бы ничего ненормального в действиях Кельвина. Она бы сказала, что у каждого свои причуды.
— А у вас какие? — спросила Дебора.
— Я уже говорил вам. Я — неряха. А ваши причуды?
— Я ненавижу дождь. Все плохое случается во время дождя.
— Например, авария?
— Да. Но не только. Был дождь, когда умерла моя мама. Был дождь, когда ушел мой муж.
— Каждый раз, когда идет дождь, вы нервничаете?
— Нет. Сейчас тоже идет дождь. Но для меня это просто шум.
— На прошлой неделе тоже шел дождь. Вы тогда были расстроены?
Дебора чувствовала, что не следовало начинать этот разговор. Но все равно ответила:
Мне надо было забрать Грейс, но это не значит, что я не предпочла бы остаться дома.
— Она сама скоро будет водить машину.
— Ага. Через четыре месяца она получит права. Это и хорошо и плохо.
— Плохо, если пойдет дождь. Вы будете переживать.
— Буду.
— Тогда вы должны радоваться. Если бы у нее уже были права, на прошлой неделе за рулем могла бы быть она.
* * *
— Тетя Джил, — шепотом позвала Грейс. — Ты спишь?
— С открытыми глазами?
— Мне не видно, открыты они или закрыты. Слишком темно. — Грейс села, повернувшись к той половине огромной кровати, на которой лежала Джил. Единственным освещением был свет из окна, еще более тусклый из-за дождя. Но на самом деле Грейс была не против темноты. Ей не хотелось видеть лицо своей тети. — Мне нужно тебе кое-что рассказать. На прошлой неделе… у Мэган… мы пили.
— На прошлой неделе?
— В день аварии. В тот вечер, когда я была за рулем машины, которая сбила мистера МакКенну.
Джил застонала.
— Ох, Грейс. Не уверена, что хочу это слышать.
— Мы пили пиво, — сказала Грейс, зная, что, называя имена друзей, может нажить себе неприятности. Но ей нужно было с кем-то поделиться, а у Джил тоже были свои секреты. — Родителей Мэган не было дома. А когда за мной приехала мама, мне даже в голову не пришло отказаться сесть за руль. Я не была пьяной. Даже не захмелела, разве что чуть-чуть.
— Сколько ты выпила?
— Две бутылки. Одну, когда только приехала туда, а вторую — где-то через три часа. Мама возненавидит меня, когда узнает.
— Она не знает?
— Разве я могла ей сказать? — заплакала Грейс. — Она бы ничего такого не сделала. Я имею в виду, вождение в нетрезвом виде — это худшее, что можно совершить.
— Ты не сказала ей даже после того, как вы сбили того парня? Она не почувствовала запаха?
— Нет, — плакала Грейс. — Я жевала резинку, но ей даже в голову не пришло ко мне принюхаться. Мама думает, что я никогда в жизни не пробовала спиртного.
— Я тоже так думала, — сказала Джил.
Неправильно истолковав это замечание, Грейс произнесла:
— Ты меня ненавидишь.
— Нет. Похоже, я просто не понимала, какая ты уже взрослая.
— Только не говори мне, что ты пила в старших классах, — не поверила Грейс.
— Не пила. Я курила травку.
Грейс удивило то, с какой легкостью тетя в этом призналась.
— Травку? — Это было совсем другое дело. — А дедушка знал?
— Конечно. В этом и был кайф.
— Почему? — спросила Грейс. Она часто задавала себе этот вопрос. — Что тебя заставляло?
— Бунтовать? Много разных мелочей. Например, то, что я была вторым ребенком. Я шла по следам твоей мамы. Сколько себя помню, все всегда ожидали, что я буду делать то же, что и она. Но я всегда не дотягивала. Тогда я решила не соревноваться. Я хотела быть собой. И своими выходками пыталась сказать об этом отцу.
— И что он сделал, когда узнал о травке?
— Он был в бешенстве.
— В смысле, забрал ключи от машины или перестал давать карманные деньги?
— Его разочарования было достаточно. Ну ты знаешь, это его выражение лица каждый день, когда он приходил с работы.
В нашем доме всегда нужно было следить за хорошим поведением и репутацией. Нужно было быть поводом для родительской гордости.
Знакомо ли это Грейс? Она чувствовала это на себе каждый день, но после аварии в сотню раз сильнее.
— И бабушка Рут тоже так считала?
— Теоретически. Но она была мамой. А у мамы мягкое сердце. — В голосе Джил слышалась улыбка. — Она часто говорила о родничке, который бывает у новорожденных детей на голове. Благодаря ему череп во время родов немного сжимается, а потом в течение года этот родничок закрывается. Она говорила, что на самом деле он не исчезает, а просто переходит к маме, которая хранит его в своем сердце всю оставшуюся жизнь.
— Как мило, — сказала Грейс. — И ты думаешь об этом сейчас, когда ты беременна?
— Да.
— Ты бы хотела, чтобы бабушка Рут была рядом?
— Хотела бы.
— Чтобы она деликатно сообщила об этом дедушке?
Джил пошевелилась под покрывалом.
— Нет. Я скажу ему, когда закончится первый триместр. Я всем тогда скажу.
— Никто не знает?
— Только твоя мама и ты.
— Но это же трудно никому не рассказывать. Тебе не кажется, что кто-то может увидеть?
— Ну, видеть еще особо нечего. Мой фартук все прекрасно скрывает.
— Но ты не думала, что кто-то может догадаться? Ну что все поймут, что ты врешь, хотя и ведешь себя как обычно?
— Нет.
Грейс вздохнула.
— Я бы хотела быть похожей на тебя. Мне кажется, что всем вокруг известно, что я выпила пива, что эта ложь написана огромными буквами у меня на лбу. Знаешь, часть меня хотела бы, чтобы все открылось. — Ей вдруг пришла в голову новая идея. — Если бы я забеременела, мама не смогла бы этого скрыть.