Рамзеса, — отчаянно кричу. — Я пыталась. Но когда проснулась, первый этаж уже был отрезан огнем. Я не нашла его, Марат…
— Он на капельнице, — сообщает Скалаев и не дав мне ни мгновения на то, чтобы почувствовать облегчение, командует: — Прыгай.
— Слишком высоко, — я даже делаю отчаянный шаг назад, забыв что несколько минут назад от прыжка меня останавливало лишь то, что со сломанными ногами я далеко не уйду.
— Я тебя поймаю, принцесска, — заверяет меня Марат. Его голос звучит уверенно, но я знаю его слишком хорошо, чтобы не распознать нотки паники за показным спокойствием. — Пожалуйста, доверяй мне.
Последние слова он произносит с мольбой, будто сам не верит, что это возможно. Словно знает, что доверие между нами пострадало настолько, что представляет собой не плотный стальной пласт, а испещренные дырами обид рыбацкие сети.
И несмотря на то, что в этом вопросе я с ним полностью солидарна, я делаю решительный шаг вперед и шагаю в пустоту.
Мой отчаянный полет длится меньше секунды, но даже за это время сердце успевает не единожды выпрыгнуть из груди и снова вернуться в свою узкую клетку. Руки Марата вцепляются в меня с такой силой, будто от этого зависит его жизнь. Словно это не он меня спасает, а я его. От силы столкновения наших тел, он пошатывается и в следующее мгновение падает на землю, но даже в этом положении не выпускает меня из своих стальных объятий. У меня же есть лишь миг на то, чтобы нырнуть в его пылающие искрами глаза, а затем он одним рывком поднимает нас с земли и уводит от горящего здания.
Казалось бы, опасность миновала и по всем законам природы мое сердце должно хотя бы попытаться взять успокаивающий ритм, но вместо этого оно все так же исполняет безумный танец лихорадочно вбиваясь в грудную клетку.
Марат сажает меня на капот своей машины, словно в каком-то трансе шарит руками по моему телу и проводит тщательную инвентаризацию всех увечий, будто в его голове есть идеальный макет меня, с которым он сейчас проводит сравнение. Его взгляд цепляется за каждую царапину, каждое красное пятно от соприкосновения с горячим металлом и, наконец, останавливается на моих губах. Я не знаю что он там видит, судя по напряженному взгляду, могу лишь предположить, что кровь от прикушенного языка просочилась наружу, но в попытке хоть как-то прервать эту немую сцену, зову его по имени.
Скалаев, наконец, отрывает глаза от моих губ и переводит свой остекленевший взгляд на меня.
— Нужно вызвать пожарных, — напоминаю, но понимаю, что мои слова не достигают цели. Марат смотрит на меня будто голодный зверь, которого только что опрометчиво оторвали от растерзанной добычи. Его зрачки расширены настолько, что кажется чернота расползлась не только на радужку, но и на белок.
Рваное дыхание опаляет мои скулы, в то время как его руки почти до боли сжимают мои предплечья. И я бы хотела сказать, что его прикосновение доставляет мне лишь дискомфорт, но на самом деле, я с каким-то садистким наслаждением вдыхаю его запах будто он наравне с кислородом мне нужен для поддержания жизни.
Легкие все еще до отказа заполнены дымом и гарью, но его аромат, как и он сам, имеет какие-то доминирующие нотки и довольно быстро вытесняет все лишнее из моих дыхательных путей.
Где-то позади нас с грохотом падают первые бетонные перекрытия, но Марат не дает мне обернуться, держит в стальных тисках, прижимаясь ко мне всем телом. Я лишь краем глаза замечаю столп искр разлетающихся в нескольких метрах от нас.
— Марат, — хрипло зову его, пытаясь вывести из этого опьяняющего транса. Сама до конца не понимаю что собираюсь сказать. Напомнить про пожарных еще раз? Попросить его увезти нас отсюда, подальше от разрушающегося здания? Или, наконец, поцеловать меня?
Но он, впрочем, как и всегда, не нуждается в дополнительных словах, притягивает меня к себе за подбородок и рот тут же наполняется до боли знакомым вкусом. Вкусом отчаяния. Боли. Обиды. Непонимания… Любви.
Мне не хватает воздуха, будто огонь со здания все-таки перекинулся на меня и теперь опаляет низ моего живота и плавно растекается вверх по легким и перекидывается на сердце.
Марат целует меня уверенно и с напором, но в тоже время я каждой клеточкой чувствую его звенящее напряжение. Вряд ли он боится, что я его оттолкну, поэтому я самодовольно списываю его обнаженные эмоции на страх потери.
Я не знаю что он чувствовал шесть лет назад, когда на этой самой парковке “отпустил” меня. Тогда он не дал мне возможности прочитать свои эмоции, держал дистанцию, будто боялся, что приблизившись ко мне мы снова сорвемся с цепи. А может все дело в том, что я была слишком сосредоточена на своих чувствах и вся моя энергия уходила лишь на то, чтобы не рассыпаться на части. Но сейчас я всеми фибрами души чувствую его немые послания.
Мне бы очень хотелось при помощи волшебного телепорта перенаправить их той разбитой девочке, которой я была в прошлом, но не имея такой возможности, я эгоистично впитываю их сама. С каждым рваным “принцесска” и “люблю тебя”, срывающимся с его языка, лед внутри меня начинает шипеть словно его бросили в открытый огонь.
Его ладони до боли сжимают мои бедра, а я едва нахожу в себе силы, чтобы пошевелить ими и обхватить его ноги. Да, так определенно лучше. Так между нами практически нет расстояния. Так я чувствую его полностью. Мои руки задирают его футболку и лихорадочно скользят по рельефному животу, поднимаются к пульсирующей груди и переходят на спину. В процессе я неоднократно царапаю его, но Марат этого, кажется, не замечает. Не разрывая поцелуя он сдавливает мой затылок, притягивая к себе еще ближе, так что мы стукаемся зубами. Но даже этого кажется мало. Даже сейчас, когда я вся заполнена его вкусом, мне все еще мало. Внутри меня словно огромная черная дыра, в которую, не задерживаясь, проваливаются все ощущения, потому что несмотря на то с каким остервенением Марат меня целует, я никак не могу насытиться его близостью.
До конца сама не уверена в чем причина такого звериного голода, то ли всему виной пережитый стресс, то ли это моя вполне естественная реакция на него, но я решительно тянусь к пряжке его ремня и упоенно глотаю его глухой стон, когда он одним