Читать интересную книгу Год призраков - Джеффри Форд

Я кое-как вскарабкался наверх и присоединился к нему.

Мы держали оборону, стоя спиной к спине, как в фильме, где Ясон и его команда сражаются с живыми скелетами.[71] Каждый взмах доски повергал наземь с десяток насекомых. Покалеченные, с переломанными крылышками и оторванными лапками, они продолжали трепыхаться и ползти. На третьем взмахе я наконец понял, насколько я устал от дальней езды и бега по жаре. Я попробовал снова занести доску, но не смог, уронил ее и согнулся пополам, хватая ртом воздух.

— Пойдем отсюда, — сказал Джим. Он тоже бросил свою биту и спрыгнул до середины склона, дожидаясь меня внизу. — Так жарко — дышать не могу.

У меня хватило сил только на кивок. Когда мы добрались до великов, насекомые стали совершенно невыносимы, и я боялся, что вот сейчас упаду — и они пожрут меня.

Мы сели в седла и, не оглядываясь, медленно (четыре нажатия на педали и потом накатом почти до полной остановки) направились к Ист-Лейку. Въехав в северные ворота, мы покатили вдоль сетчатой ограды. На заднем дворе стоял громадный клен, ветви которого нависали над сеткой, бросая тень на поле.

Мы даже не стали откидывать подножки, а просто уронили велосипеды на землю. Джим вошел в тень, повалился ничком, а потом перевернулся на спину. Что это было за облегчение — уйти с солнцепека! Теперь я понимал, как тяжело было обитателям Драного города, когда мы оставляли солнце включенным на всю ночь. Я лег в нескольких футах от Джима и поглядел вверх сквозь ветки дерева. Пятиконечные листики были красными, и сквозь их лабиринт я увидел вдалеке треугольник неба.

— Ну, так что насчет этих кузнечиков? — спросил Джим. — Глупее ничего в жизни не слышал.

— Так что там происходило?

Он рассмеялся.

— Ты был прав насчет Калфано, — сказал я.

— Я тебе говорил. Помнишь, ты сказал, что Калфано — псих?

— Ну.

— Я думаю, горки и кузнечики — это то, что происходит в голове у психа.

— У мистера Роджерса?

— У него в голове было столько кузнечиков, что они сожрали его мозг.

— А Крапп?

— Крапп срет кузнечиками.

— Среди наших знакомых много психов.

Джим перекатился на бок, и я повернул голову, чтобы посмотреть на него. Изо рта у Джима торчал клочок травы.

— Мама, когда напьется, тоже становится психом, — сказал он.

Я кивнул.

— Они все немного психованные, — добавил Джим.

— А как насчет нас? — спросил я.

Вместо ответа он сказал:

— Знаешь, что я думаю?

— Что?

— Я не думаю, что мистер Уайт охотится на Мэри. Скорее на маму.

— Почему?

— Потому что она слабая.

Я снова повернулся к голубому треугольнику неба и шевелящимся листьям.

Больше Джим не возвращался к своей теории. Через некоторое время он заявил:

— Я научу Джорджа танцевать.

— Как?

— Буду держать еду у него над головой — пусть он крутится на задних лапах. Я такое видел по телику. Сначала нужно много еды, потом все меньше и меньше, пока он не станет делать это без еды. Только свистни — он встанет на задние лапы и начнет танцевать.

— А я видел по телику десятилетнего мальчишку, которого какая-то болезнь состарила до девяноста. Он был похож на такого странного маленького эльфа.

— И что он — был волшебно восхитителен?

Мы сели на велосипеды и поехали домой. Я задремал на диване в послеполуденной тишине и наконец заснул так крепко, что напустил слюней.

Заноза

В тот вечер после обеда мама, у которой уже заплетался язык, решила вытащить мою занозу. Она послала Мэри за швейной иголкой, позвала меня в гостиную и посадила рядом с собой за столом. Я уже начал жалеть, что сказал ей о занозе. Мама надела на кончик носа очки для чтения. Взяв мою руку в две свои, она повернула ее ладонью вверх. В основании большого пальца была красная линия длиной дюйма в полтора, а ее конец был отмечен черной точкой, просвечивающей сквозь тонкий слой кожи.

— Да, плохая заноза, — сказала мама.

Мэри принесла иголку.

— Простыню для крови нужно? — спросил Джим.

Мама сказала, чтобы он заткнулся, взяла иголку, чиркнула спичкой и поводила серебристым кончиком иголки над пламенем, пока та не приобрела оранжевый оттенок. Чтобы охладить иглу, мама встряхнула ее, как термометр.

Она ухватила меня за запястье и подтащила мою ладонь поближе к своему лицу. Рука с иглой тряслась, опускаясь к моей ладони. Я набрал побольше воздуха в легкие, но боли не почувствовал, только покалывание. Мама зарывалась в мою кожу кончиком иглы столько раз, что палец у меня онемел. Несколько секунд спустя онемение распустилось пронзительной болью. Я еще раз набрал в грудь воздуха.

Мама прекратила копаться во мне иголкой и повернулась к Мэри:

— Пинцет.

Мэри побежала в ванную и быстро вернулась. Я открыл один глаз и отважился взглянуть. Несколько секунд мама прицеливалась серебристым пинцетом, потом спикировала. Я снова зажмурил глаза и не мог видеть, что она делает, но чувствовал, как в самом центре тупой боли что-то скользит. Мама вытащила штуковину целиком — длинную серую щепку — и поднесла ее к свету.

— Открой глаза. — Она шутливо шлепнула меня по щеке. — Смотри, какая огромная.

— Предательство, — сказал Джим.

Через две секунды открылась дверь и появилась Бабуля.

— Герт, — сказала она маме. — Надо отвезти твоего отца в больницу.

— Что — опять рука?

— Боли по всей руке, он бледный и потеет.

— Сейчас, только оденусь, — сказала мама.

Бабуля ушла к себе собираться. Когда мама встала, ее слегка качнуло, и она сохранила равновесие, коснувшись пальцами стола.

— Ты машину можешь вести? — спросил Джим.

— Конечно. — И мама выпрямилась.

Бабуля привела Деда. Правой рукой он сжимал бицепс левой. Дед выглядел печальным и таким измученным. Никто из нас, детей, ничего не сказал. Мама подошла к Деду с другой стороны, и обе медленно повели его к крыльцу и вниз по ступенькам. Мы пошли следом.

В какой-то момент его колени чуть подогнулись, и Бабуле с мамой пришлось его поддержать. Но вот Деда усадили в машину, и мама села за руль. Глядя на нас из окна машины, она сказала:

— Не знаю, сколько это продлится. Джим за старшего. Папа вернется домой около двенадцати. Я позвоню, как только смогу, и дам знать, когда мы вернемся. Ведите себя хорошо.

Машина задним ходом выехала из проезда, и я проводил взглядом габаритные огни, исчезнувшие за поворотом погруженной в темноту улицы. Вечер был теплым и бурным. Джим с Мэри уже ушли в дом.

Они сидели по разным углам дивана, а между ними устроился Джордж. Когда я вошел, Джим посмотрел на меня и сказал:

— Я за старшего. Могу приказать вам обоим немедленно отправляться спать.

Мэри, сидя с поджатыми ногами и не отрывая глаз от телевизора, ответила:

— Иди в зад.

Джим рассмеялся.

— Что показывают? — спросил я, садясь в кресло-качалку матери и кивая на телевизор.

— Я глазам своим не верю после сегодняшнего, — сказал Джим, — но это про кузнечика, который оказался в центре атомного взрыва и вырос до громадных размеров.

Мы принялись смотреть, но Джим ошибся: это был не кузнечик, а богомол. Когда кино закончилось, Джим пошел на кухню и принес нам по два печенья. Мэри нашла какое-то военное кино. Танк проехал по руке солдата.

Мы просмотрели около половины фильма (до сцены, где солдат бросает гранату в окоп, набитый немцами, и погибает), и тут мне в голову стали приходить всякие тревожные мысли: про Деда — как он себя чувствует — и про маму — довела ли она машину до больницы.

— Как ты думаешь, что происходит? — спросил я у Джима.

— Полковник Храброзад только что отправил на тот свет десяток фрицев.

— Нет, я про Деда.

— Не знаю.

— У мамы был неважный вид.

— Она запросто заедет в залив, — сказал Джим.

— А вот не заедет, — возразила Мэри.

Через десять минут пошел рекламный ролик про жидкость «Аякс» — она будто бы очищала вашу кухню, как белый торнадо, и это сочетание чистящей жидкости и белизны живого смерча навело меня на мысль о мистере Уайте. Мы с Джимом одновременно посмотрели друг на друга. Он спрыгнул с дивана и выключил телевизор. Я выпрямился в кресле-качалке. Мэри сидела, поглядывая то на меня, то на Джима.

— Запри парадную дверь, — сказал Джим, бросившись закрывать заднюю.

— Мистер Уайт? — спросила Мэри.

Я кивнул. Джим вернулся в гостиную и замер, наклонив голову набок, — он словно прислушивался к чему-то. Я подошел к окну, выходящему на улицу, — посмотреть, нет ли там белой машины.

— Ее там нет, — сказал я.

— Мистер Уайт сегодня переехал на новое место в Драном городе, — сообщила Мэри.

— Я думал, ты больше этого не можешь, — сказал Джим.

— Я была там, внизу, сегодня днем и увидела его белую машину, и числа вдруг вернулись сами по себе.