Будто накрывает волна, и я тону в ней, тону… и тут вспоминаю, что делаю.
С визгом соскочила с кровати и, запутавшись в полах халата, рухнула на пол, больно ударилась носом. Аж до слез.
– Ну, чего ты?
Геральт мгновенно оказался рядом, попытался обнять, но я извернулась и ударила его. Несильно, но все равно испугалась. Сжалась, прислонившись спиной к ножке кровати, и приготовилась к наказанию, даже руки для защиты выставила.
– Дария? – Брови навсея изумленно поползли вверх. Кажется, мой удар – что комариный укус. Ну да, не по лицу же – кулачком в плечо. Потом Геральт сообразил, почему так себя веду, и, не веря, переспросил: – Решила, будто в отместку тоже ударю?
Кивнула и отважилась опустить руки. Понадеемся на лучшее, хотя в этом мире нельзя быть ни в чем уверенной.
Навсей цокнул языком и покачал головой.
– Больно? – Не ожидала услышать в голосе постыдные для темного эмоции. Хотя верно, я ведь слабенькая, слабых можно жалеть. – Давай посмотрю.
Геральт опустился на корточки и потянулся к лицу. Зажмурилась и покачала головой.
– Почему «нет»? – удивился навсей. – В чем дело? Все хорошо шло, тебе нравилось…
– Вы чужой муж, а я не ваша невеста. Что вы мне подмешали, почему я растеряла последний стыд? – прошептала в ладони, прячась от собственной совести.
– Девочка, ты бы в отшельницы ушла, – то ли в шутку, то ли всерьез посоветовал Геральт. – А то на свете везде мужчины, устанешь обвинять каждого понравившегося в грязной похоти. И оправдание-то какое нашла: чужой муж! Холостому бы трагично ляпнула: «Ах, вы одинокий, это неприлично!» Сама-то хочешь? Если да, не ищи оправданий и пробуй.
Молчала, не зная, что ответить. Навсей между тем добрался-таки до носа и, пробурчав нелицеприятную фразу про девственниц, панически боящихся мужчин-людоедов, залечил его.
– Спасибо! – наградила его благодарной улыбкой.
А ведь Геральт прав, я действительно странно веду себя, когда мужчина проявляет интерес. Хочу и тут же себе запрещаю. И с поцелуями этими… Не рождаются же от них дети, право слово! Вон девчонки из города с двенадцати вовсю целовались и выглядели счастливыми, а мне запрещали даже за руку мужчину держать. Может, вовсе не из-за приличий? Алексии ведь разрешали, а со мной боялись, чтобы не растеряла загадочную силу или что там хотели заполучить мнимые родственники? Вот и растили в строгости. Геральту же сила не нужна, иначе бы тоже вел себя иначе.
– Поцелуй и второй синячок уберу.
Долго не могла набраться мужества, но ткнулась-таки в мягкие, манящие, чуть влажные губы. Как там Геральт учил? Вроде получается, теперь нужно проникнуть языком в рот. Красиво не вышло. Отчаянно боролась с собственной неуклюжестью. Навсей не помогал, приходилось делать все самой. Порядком обслюнявив ему рот, но кое-как справилась.
– Неплохо для первого раза, – скептически оценил успехи Геральт. – Ты слишком сильно давишь на губы. Попроси на кухне персик, выбери самый спелый и целуй. Он не должен лопнуть. Дыши носом, не надо задерживать дыхание. С языком смелее. Давай попробуем снова, для закрепления материала.
Покорно вновь прильнула к губам навсея и постаралась выполнить указания, на этот раз поцеловать нежно, мягко. Если в первый раз чужой рот вызывал легкую брезгливость: слюна, дыхание, теплый вялый язык – то теперь осмелела, даже пощекотала уздечку.
Вседержители, мне нравилось! И, похоже, не только мне. Это-то и отрезвило, заставило упереться ладонями в грудь Геральта и, унимая дыхание, прошептать: «Нет». Навсей взглядом обиженно спросил: «Почему?» Соблазняет, пользуется женской слабостью!
– Уходите. Пожалуйста, уходите! Понимаю, темные иные, вам плевать, но мне… Вы утолите желание, и все, интерес потерян. Я же… Не в девственности дело, а в чести. Вы меня как вещь выбросите, да еще… – тут я сделала глубокий вдох и решилась признаться, – сердце разобьете. После только в реку.
Геральт указал на кресла у камина, предлагая поговорить. Запахнув полы халата, утерла лицо и мимоходом глянула на себя в зеркало – встрепанная, раскрасневшаяся.
Губы до сих пор чешутся.
Чувствую присутствие навсея и нервничаю. Перед глазами то линия мужественного подбородка, то длинные ресницы, то болотный ободок радужки. И сердце ухает, словно в бездну проваливается.
Первой навсей усадил меня, затем устроился сам и предложил задавать вопросы.
– Зачем ты мне? – Геральт погладил обручальное кольцо на пальце. – Потому что отпускать не хочу. Как увидел, понял: моя. Знала бы ты, что в мечтах с тобой делал! – Навсей выразительно глянул на грудь.
Покраснев, запахнула халат еще туже, хотя Геральт не мог ничего видеть.
– Значит, привлекаю как женщина? – с грустью констатировала я.
А на что, дурочка, надеялась – на чувства? Одна похоть. Вспомни раздевание в столовой, руку между ног. Неужели решила, будто Геральт переменился за неделю?
– Не как мужчина же! – подмигнул навсей. – Я и не скрывал, что хочу. Но не на один раз. Сделал бы любовницей, завел детей, признал бы их, разумеется. Перерасти влечение в нечто большее, могла бы сделать мне предложение, обзавестись кольцом и статусом. Как видишь, – подытожил он, – все серьезно.
– А если б не переросло?
– Зажила бы собственной жизнью.
– Одна с детьми?
– Да уж точно без детей, – возразил Геральт и посмотрел, как на несмышленыша. – Вспомни, наиви без желания зачать не способны. Тут одно твое решение, мое дело маленькое. Но тешу себя надеждой, тебе бы в постели нравилось, симпатия-то есть.
Навсей лукаво глянул на меня. Отвернулась и решительно заявила:
– Даже если да, спасть с вами не стану и так низко пала.
– Потому что приняла ухаживания? – нахмурился Геральт. Право слово, не знаю, чем его так разозлила. – Это твое «нет»? Подумай хорошенько. Ты хоть по документам и наложница, по факту – навсейка.
– Я поняла, и мой ответ вы слышали.
Навсей закусил губу, сжал пальцы и даже, кажется, зубами заскрежетал. Не ожидал отказа. Затем вздохнул и ровным вежливым голосом сообщил, что сейчас принесет госпоже кристаллы, и наутро та, то есть я, проснется уже со знанием языка. Так странно, он обращался по мне на «вы», даже сел иначе: прежде вальяжно растекся ко креслу, а теперь выпрямился, подобрался. Не выдержав, спросила, откуда столь разительная перемена.
– Госпожа Дария отказала мне, я отныне всего лишь человек, предоставляющий ей кров. Вот это, – навсей указал на расстегнутый ворот рубашки и поспешил застегнуть его, – недопустимо. По правилам этикета…
– Не надо паясничать, милорд, вы все равно выше меня по происхождению.