Читать интересную книгу Записки Клуба Лазаря - Тони Поллард

Многочисленные окна смотрели на нас с ослепительно белых стен Даун-Хауса. В разные времена к дому добавлялись новые флигели, включая шестиугольную башенку, пристроенную к незамысловатому зданию в стиле эпохи короля Георга. Пышный сад придавал этому месту особое очарование. На газонах и вдоль тропинок росли цветы и кустарники, привезенные с разных концов света; многие из них, как объяснил нам Дарвин, он покупал во время своих путешествий. Хозяин встретил нас и провел по своим владениям, рассказывая, какие идеи посещали его, пока он гулял по саду или ухаживал за цветами. Без сомнения, подобное многообразие флоры могло вдохновить на создание теории эволюции.

Я немного отстал от остальных и поравнялся с Бэббиджем, который с удовольствием согласился обсудить интересовавшую меня тему. Впрочем, как я и опасался, Дарвин быстро заметил меня и снова начал описывать свои последние симптомы нездоровья. Судя по всему, теперь он пришел к выводу, что причиной многочисленных недугов было насекомое, укусившее его в Южной Америке. Он был полностью убежден в правильности этого диагноза, я же склонялся к мысли, что его недомогание — это результат сильного нервного напряжения. Мои предположения подтвердились, когда он стал рассказывать, как переживал из-за разногласий, вызванных его теорией эволюции.

— Я не могу читать газеты с тех пор, как выступил перед Королевским обществом, — признался он, когда мы догнали остальных. Его описания особенно жестких нападок со стороны Церкви заставили меня вспомнить об испанской инквизиции. «Это так печально», — вспоминал Броди, которому, несмотря на весь его авторитет председателя общества, с трудом удалось сохранять порядок в зале. Я и представить себе не мог, чтобы нечто подобное могло случиться на заседаниях Клуба Лазаря (разумеется, выходка Бэббиджа была не в счет). К счастью, сад действовал на Дарвина успокаивающе; вскоре мы сменили тему и принялись обсуждать использование растительных экстрактов в медицинских целях.

Когда экскурсия подошла к концу, мы собрались под стеклянным навесом, примыкавшим к стене дома, где уже был накрыт стол с чаем и сандвичами и откуда мы могли любоваться безмятежной красотой сада. Неудивительно, что мы снова завели разговор об испытаниях летательного аппарата. К сожалению, Стрингфеллоу не смог присоединиться к нам, чтобы обсудить будущее своей машины, — остался проследить за транспортировкой сломанного аппарата. Теперь никто не сомневался в том, что это устройство могло летать, по крайней мере непродолжительное время, и это произвело на нас сильное впечатление.

— Если бы Бог хотел, чтобы человек летал, то дал бы ему крылья, — как всегда недовольно, проворчал Бэббидж. Хотя, судя по всему, он сам совершал богохульства — достаточно было вспомнить его ботинки для перемещения по воде. Сказав это, он продолжил изучать содержимое сандвичей, вероятно, желая убедиться, что они соответствовали его придирчивому вкусу.

— И они были бы намного прочнее, чем тот аппарат, который сделал Стрингфеллоу, — заметил практичный Гёрни.

— А что думаете вы, Дарвин? — спросил Броди, которому, к моему удивлению, похоже, понравилось утреннее приключение на холме. — Может ли человек летать?

Дарвин глубокомысленно прожевал кусок копченого лосося и ответил:

— С точки зрения эволюции нет никаких оснований утверждать нечто подобное. Я думаю, что птицы, какими мы их знаем сейчас, скорее всего эволюционировали из примитивных ящериц. Это мнение разделяет мой друг мистер Хаксли — вы можете пригласить его в наш клуб. Он далеко не сразу согласился разделить мои идеи, но это удивительный человек и замечательный оратор.

Броди утвердительно кивнул.

— Так вот, — продолжал Дарвин, — судя по тому, что вы рассказали мне об изобретении Стрингфеллоу, вполне вероятно, что однажды люди смогут полететь. Но крылья у них появятся не в результате эволюции, а благодаря изобретательности, которая, в свою очередь, вполне может быть продуктом эволюционного развития.

— Я с вами согласен, — сказал Кэтчпол. Из-за нехватки стульев он, как и я, предпочел стоять за столом. — Но что мы имеем в виду, когда говорим о человеке? Безусловно, нельзя сказать, что все представители человеческого вида равны. Ведь согласитесь, что некоторые из нас, включая всех здесь присутствующих, превосходят по своему уровню развития большинство людей?

— Не понимаю, о чем вы, лорд Кэтчпол, — сказал Дарвин. Однако я видел — он прекрасно понимал, что ему пытаются сказать.

— Мы — маленькая группа, элита, обсуждаем эволюцию человечества, в то время как подавляющее большинство озабочено лишь одним вопросом — как добыть себе пропитание.

— Возможно, так оно и есть. Но вы как промышленник должны знать, что в основе неравенства лежат экономический и социальный факторы, и это вовсе не говорит о более низком развитии отдельных людей.

Даже если Кэтчпол и знал об этом, то признать правоту Дарвина не захотел.

— Я сильно сомневаюсь, что эти факторы могут объяснить, почему один класс оказывается выше другого или одна раса позволяет, чтобы ее поработила другая.

— Полагаю, вы говорите об африканских рабах, которые собирают ваш хлопок в Америке?

— В том числе и о них.

Витуорт хотел вставить слово, но я опередил его:

— Сэр, при всем моем уважении к вам, я считаю рабство отвратительным, а вашу попытку легализовать его с помощью теории мистера Дарвина — крайне неприглядной.

Лорд презрительно поморщился, а затем продолжил обычным сдержанным тоном:

— Я лишь воспользовался теорией Дарвина, чтобы доказать — эволюция ответственна в том числе и за деяния человека. Она в равной мере может объяснить возникновение рабства или способность человека к полетам, так же как и появление оперения у птиц.

Дарвин нахмурился, его густые брови изогнулись, как лохматые гусеницы.

— Я согласен с доктором Филиппсом: вы неправильно интерпретировали мои идеи, лорд Кэтчпол. Однако уверен, что вы не последний, кто попытается использовать теорию эволюции, чтобы оправдать превосходство одной расы или класса над другими. Я прекрасно знаю, что открыл ящик Пандоры. А теперь извините меня, джентльмены, я что-то неважно себя чувствую и хотел бы отдохнуть.

— Хорошо сказано, доктор Филиппс, — прошептал мне на ухо Оккам, подходя сзади и наблюдая, как лорд Кэтчпол направился в сторону поджидавших нас экипажей.

— Думаете, он и есть наш человек? — спросил я.

Оккам покачал головой.

— Безжалостность к окружающим еще не делает человека убийцей. В противном случае большинство известных нам людей сидели бы сейчас за стенами Ньюгейта.

Разумеется, он был прав.

— Трудно быть милосердным, если управляешь хлопковой империей.

— Да, как говорится, с добрым сердцем не заработаешь больших денег. Возможно, Дарвину самому стоит немного эволюционировать в сторону большей толстокожести.

Я попытался улыбнуться, но не смог. Слишком сильно было мое разочарование — мы по-прежнему не продвинулись в наших поисках убийцы Уилки.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Мисс Найтингейл немало удивила меня, когда во время очередного визита в мой кабинет разрешила называть ее Флоренс, но тут же пригрозила, что лишит меня этой привилегии, когда я попытался сократить ее имя до «Фло». Кроме того, она заявила, что на людях лучше будет воздерживаться от этого фамильярного обращения.

— А вы называйте меня Джордж, — в свою очередь, сказал я.

За этим предложением последовала еще одна замечательная новость.

— Они хотят построить новую станцию! — объявила Флоренс, помахивая в воздухе письмом от железнодорожной компании «Чаринг-Кросс». Сначала я не понял, почему это известие вызвало у нее такую радость, однако затем она объяснила, что компания хочет возвести станцию на месте больницы, но лишь после того, как приобретет этот земельный участок за солидную сумму.

— Мы сможем построить новую больницу, — сказала она, подпрыгивая от волнения. Я взял у нее письмо и прочитал. Деньги, без сомнения, были очень важны для воплощения ее мечты.

— Прогресс порождает прогресс, — сказал я. — Больше не нужно ходить с протянутой рукой, собирая пенни у добрых людей.

Наш разговор прервал стук в дверь, и на пороге возник Уильям. Он не испытывал ни малейшей неловкости из-за того, что прервал нашу беседу с Флоренс, которая после его появления снова превратилась в мисс Найтингейл, хотя Уильям предпочитал использовать в ее адрес почти что королевское обращение «мадам».

— Сэр Бенджамин зол как черт — из кабинета Мумрилла пропал ключ, — сказал он, закрывая за собой дверь.

— Похоже, старина Мумрилл уже не столь трепетно относится к своим обязанностям, — отозвался я. Мне так и не удалось вернуть ключ на место, и я прекрасно понимал, что пропажа рано или поздно будет обнаружена.