Читать интересную книгу Оберег Святого Лазаря - Ольга Тарасевич

Тот разговор с бабушкой спустя много лет вспомнился очень живо.

Уже не было рядом Чэрген – а ее голос звучал в памяти. И точно так же, как тогда, очень хотелось поспорить с бабушкой.

«Лучше бы я навсегда осталась маленькой! Какая гадость! – думала Евсения, разглядывая перепачканные кровью трусики. – Из меня кровища так и хлещет, живот болит! Вот уж действительно – скверна, гадость! Что хорошего в том, чтобы быть девушкой, – не понимаю? И этот кошмар – каждый месяц!»

Она захотела обсудить печальную новость с сестрой.

Однако Ляля густо покраснела и покачала головой:

– Да что тут говорить об этом, стыдно.

Евсения недоуменно пожала плечами.

Чем взрослее становится Ляля – тем сложнее с ней вообще разговаривать о чем-либо!

Все время молчит, все время думает о чем-то своем – ни слова из нее не вытащишь; задашь простой вопрос – сразу краснеет.

Каждое утро цыганки собираются для того, чтобы идти на рынок и вокзалы. Кто торгует, кто гадает, кто среди толпы тихонько стоит – чтобы было кому незаметно украденную вещичку сунуть.

Лялю с собой, конечно, берут. Но от нее никакой пользы, только одни неприятности – то деньги потеряет, то обругают ее…

Впрочем, уже скоро Евсения перестала приставать к сестре с вопросами и заниматься хозяйством. Ведь сама шувани[25] Лачи захотела передать ей свой дар – и это сразу изменило положение Евсении.

Люди начали почтительно здороваться, приносить небольшие подарки. Даже отец стал относиться к этой дочери иначе; если не с почтением, то, по крайней мере, поубавив обычный властный безапелляционный нажим.

И, в общем, его можно понять.

Если надо кого-то проклясть, наслать болезнь, исцелить, благословить на счастливый брак – все идут к шувани. Как ни крути, ведьма – очень уважаемый человек среди цыган.

– Но почему ты захотела передать дар мне? – с деланым равнодушием спросила Евсения у Лачи, впервые оказавшись в ее доме.

На самом деле, конечно, ей было очень приятно, что шувани выбрала в ученицы именно ее.

И домик колдуньи тоже очень понравился.

Здесь столько всего интересного, необычного!

Все стены завешаны пучками терпко пахнущих трав. На полках много толстых книг в потертых переплетах, хрустальных шаров на обитых бархатом подставках, бронзовых пирамидок, статуэток из черного камня…

Но девушка интуитивно понимает: свои эмоции надо сдерживать, надо не показывать ни радости, ни особого интереса.

Теперь, рядом с Лачи, начинается совершенно другой этап жизни.

Придется беспрекословно выполнять все наставления шувани.

Лачи – необычная женщина. Рядом с ней и находиться боязно, по спине сразу бежит холодок.

Невозможно представить, что Лачи может пошутить или беззаботно улыбнуться…

«Наверное, она не расслышала моего вопроса», – решила Евсения и повторила:

– Почему именно меня ты захотела сделать своей ученицей? У тебя ведь может быть своя дочь. Зачем тебе понадобилось передавать свой дар мне?

Лачи подошла к Евсении, взяла ее за руку, посмотрела в глаза.

И в ту же секунду Евсения почувствовала: мощный огненный поток вливается в нее, смешивается с кровью, бежит по жилам. А потом вдруг с удивлением и страхом поняла: а ведь дни шувани, увы, сочтены, в ее теле огонь жизни едва теплится.

Да, Лачи молода – но у нее никогда не будет своей дочери, она просто не успеет ее родить.

Евсения смотрела на свою наставницу – и видела, как Лачи умирает, как несут гроб с ее телом…

А еще из головы шувани словно бы шел еле заметный черный дым.

– Видишь столб надо мной? Знаю, видишь. И еще больше видеть будешь, только не сразу, постепенно. Если я всю свою силу сразу передам – ты можешь не выдержать, заболеешь сильно, – отпустив руку Евсении, шувани подошла к столу, пододвинула ближе медную ступку, насыпала туда горсть каких-то зерен. – Когда такой столб над человеком – душа его, значит, скоро вылетит. Нам надо торопиться, девочка…

Через год Евсения уже многое умела.

Могла сделать оберег семьи – чтобы муж, уезжающий надолго, положил талисман в путей[26] и обязательно вернулся к своей жене.

Могла приворожить, навести порчу, привлечь деньги.

Все ритуалы, которым обучала шувани девушку, основывались только на черной магии.

– Сначала человек получит все то, о чем он просит темные силы. Но потом ему придется платить за эту помощь, – объясняла Лачи, показывая, как правильно чертить магический круг. – Когда я молодая была, все предупредить хотела: не наводи порчу, беда будет.

– А потом что? – поинтересовалась Евсения, наблюдая за манипуляциями шувани. – Надоело предупреждать, доброй быть?

Лачи махнула рукой, и широкий рукав ее черного платья едва не задел горящую на столе свечу.

– Да пустое это все – предупреждать. Глупые люди думали, что если я их отговариваю – значит, не умею. И просто уходили к другим колдунам. Кто хочет сделать порчу – тот ее все равно сделает.

– Но разве нельзя делать обряды без…

Сказать «без дьявола» Евсения вслух не решилась.

Впрочем, наставница ее прекрасно поняла и ответила:

– Нельзя. Суть магии – получить то, что светлые силы не хотят давать человеку. Он еще не готов, или не достоин, или ему для его же пользы другое нужно – причин может быть много. Но не дают. А человек не понимает и все равно хочет получить, да побыстрее. Как думаешь, кто тут помочь может? Только тот, кто противостоит светлым силам…

– Ладно, порча, приворот… А если семья, муж и жена любят друг друга – и хотят сохранить эту любовь, хотят защиту или амулет для счастья?

Лачи пожимает плечами:

– Хочешь сберечь свою любовь – береги, молись, в церковь ходи. А если идешь к ведьме – значит, мало веры в силу своей любви и в Бога. Неверие – самый страшный грех…

– А кто сильнее, Бог или Сатана?

– Бог, конечно. Он примерно в четыре раза сильнее.

– Тогда, получается, он нас все-таки накажет? – забеспокоилась Евсения. Ей очень нравилось заниматься магией, но перспектива расплаты пугала.

Лачи вздохнула:

– За что ему нас наказывать? Все же в Его воле. Если есть колдуньи – значит, так надо, чтобы искушать людей вроде бы легкостью в осуществлении их желаний.

– Но ведь ты же больна! И сама знаешь, что скоро… Что же это тогда, если не наказание?

Ответила колдунья как-то странно:

– У каждого своя судьба, дочка. Можно жизнь праведную вести – и получить самый тяжелый крест. И ты сама в свое время это поймешь, вспомнишь этот наш с тобой разговор…

Вообще-то шувани обычно семью не заводят. Колдунья может родить ребенка – чтобы было кому передать свой дар. Но замуж выходят редко – хотя это и не запрещено. Может, не так уж и много мужчин готовы взять в жены колдунью. А может, и самим шувани мужья не нужны.

По крайней мере, Евсения была твердо уверена: замуж выходить не станет. Ни к чему это. Если есть муж – то появляются и обязанности заботиться о нем, дом содержать, да и одним ребенком в цыганской семье ограничиваться не принято.

Но ведь шувани – не обычная женщина. Вдруг придется больному помогать, тяжелому – тут иногда так человека скрутит, что неделями возле его постели сидишь. А кто в это время будет мужа-детей кормить? Пушкин, как говорят у русских?..

Нет, семья – это не для шувани.

Но в жизнь Евсении стремительно вошел Алексей – и спутал все карты…

Он не был красивым.

Невысокий, рано начавший лысеть, с небольшим животиком – такие люди текут себе спокойно в толпе, и взгляд за них не цепляется.

Евсения и не видела его сначала.

Она его почуяла.

Как обожглась.

И испугалась…

Быстрее, скорее.

Прочь!

Какой рынок, какие покупки? Не надо ей ничего!

Сейчас только одна задача – спрятаться от этой силы, от невероятной мощи.

«Где-то здесь находится человек, который обладает силищей невероятной. Он намного меня сильнее. Он как Бог, – метались встревоженные мысли, и Евсения тоже металась. – Мне нельзя к нему. Он просто уничтожит меня…»

Она побежала по одной улице, потом по другой. Вернулась обратно – и опять бросилась вперед.

Ее тело тряслось мелкой дрожью.

Она понимала, что тот человек тоже ее почуял и сейчас ищет.

Жгучий огонь, наполненный ярко-белым светом, слепил глаза.

Не разбирая дороги, Евсения бежала по улицам – и с отчаянием убеждалась, что то, от чего она прячется, разлито везде – как воздух, как солнечные лучи. Как сам Господь…

Она пробежала мимо какого-то невысокого мужчины, оглянулась – и сердце вдруг провалилось в пятки.

Мужчина смотрел на Евсению в упор, она попыталась разобрать цвет его глаз – но не смогла бы сказать об этом цвете ни слова. Возле всего тела мужчины было прочерчено ослепительно-золотистое сияние, которое мешало разглядеть черты лица.