Мы подъезжаем к работнику парковки «Корал-Рифа» уже почти в пять утра. Я дома. В голове роятся мысли обо всем том, что случилось за последние несколько дней. Жаль, нельзя вернуться в то время, когда я не знал, что помимо счетов и тяжелой работы существуют еще говорящие животные, колдуньи, гиганты, в то время, когда Мэг была моим лучшим другом и не собиралась становиться королевой Алории.
Интересно, сколько людей считают свою жизнь трудной, тогда как в действительности она могла бы быть гораздо сложнее? Интересно, сколько людей не ценят того, что у них есть?
— Не могу поверить, что это все со мной происходит, — произносит рядом голос Каролины.
— Да-а, я тоже.
Но потом я осознаю, что она говорит о лебедях, о воссоединении с братьями и сестрами. Хоть кому-то будет хорошо в результате всего этого. Только не мне.
— Да, это потрясающе, — отвечаю я. — Пойдемте.
В холле тишина, никого нет. Ночной портье уставился в монитор своего компьютера. Пока мы входим, неся рубашки, Каролина осматривается. Она ослеплена.
— Bay! Они здесь живут?
— Это ведь отель достаточно низкого уровня? — встревает принц.
Не успеваю я себя остановить, как уже прошу его заткнуться.
— Что?! Что мне сказала эта деревенщина?
— Эй, бездельник, я потратил кучу сил на твои поиски. Я старался ради твоей сестры, потому что она очень переживает и, в отличие от тебя, с ней приятно общаться. И самое меньшее, что ты можешь сейчас сделать, — это закрыть свою варежку на пару минут.
— Ты не имеешь права так со мной разговаривать! Я принц!
— Если бы не я, ты бы все еще был лягушкой. Мертвой.
Мэг прижимает палец к губам Филиппа.
— Не позволяй ему себя расстраивать, дорогой. Он просто завидует нашей любви.
Клянусь, она улыбается, когда говорит это.
— О, ти так права, — отвечает ей Филипп, — мой ма-а-аленький морской ежик.
Тем временем Каролина обнаружила фонтан и лебединый домик.
— О боже! Это они? — Она бежит к ним, рубашки из цветов развеваются.
Ее крик так громок, что заставляет ночного портье оторваться от экрана.
— Чем могу вам помочь?
«Не обращай на нас внимания. Не обращай на нас внимания, как обычно».
— О, все в порядке. Эта женщина со мной.
— Скажи ей, что нельзя обниматься с лебедями.
Я смотрю на Каролину — именно этим она и занимается. Трогает их, говорит с ними, хотя у нее и нет волшебных наушников. Они окружают ее, тянут головы во все стороны и издают счастливые лебединые звуки.
— Скажи ей, — говорит портье и начинает собирать свои вещи, ключи, журналы.
Я смотрю на часы и понимаю, почему он поднял голову. Да потому, что собрался уходить. А это может означать только одно…
Фарнесворт!
Я бегу к Каролине.
— Подожди! — кричу я.
Ее родственники летают над ней, их длинные шеи обвивают ее, как змеи. Дверь проворачивается, и входит управляющий.
— Что вы делаете с моими…
Но слишком поздно. Рубашка уже надета на одну из птиц. Ее крылья опускаются под собственным весом. Шея сгибается пополам, и на мгновение кажется, что лебедь исчезает.
А потом начинает расти. Полметра, метр, пока не становится мужчиной, взрослым мужчиной с длинными волосами. На нем потертые джинсы, гавайка с принтами и сандалии.
— Привет, сестренка, — говорит лебедь, превращенный в человека. — Я Джимми.
Он берет у Каролины рубашку и поднимает ее над головой одного из своих братьев. Я знаю, что это Гарри, потому что у него на груди небольшая заживающая ранка. Он тоже складывается в несколько раз, а потом вырастает в маленького седого мужчину в очках. Каролина приподнимает следующую гавайку над третьим лебедем, и появляется точно такой же старичок.
— Конечно! — смеюсь я. — Гарри и Трумэн! Близнецы!
— Нет! Что вы тут делаете? Где мои лебеди?
Фарнесворт мчится к Каролине и пытается вырвать у нее рубашки, но три оставшиеся птицы бьют его черными клювами, пока он не отступает. Холл тонет в перьях и цветах. Потом трое уже превращенных лебедей хватают каждый по гавайке и набрасывают их на своих все еще заколдованных собратьев. И мы видим перед собой мужчину с густой бородой, потом девушку с пылающими рыжими кудрями, такими красными, как закат на площади Мэллори, и еще брюнетку с цветком в волосах. Эрнест! Мэллори! Маргарита!
Маргарита идет к управляющему. Ее походка грациозна, как у танцовщицы в старых черно-белых фильмах.
— Прости, Фарни, — говорит она, — но знаешь, каково это — тридцать лет питаться только птичьим кормом?
— Но где они? Что вы сделали с ними?
Он закрывает лицо руками, и я вижу, как по его щекам текут настоящие слезы.
— Они теперь люди, — пытаюсь объяснить я. — Они всегда были людьми. На них наложили заклятие. Вы могли бы завести каких-нибудь настоящих лебедей и…
— Вон! — орет на меня Фарнесворт. — Вон из моего вестибюля! Вон из моего отеля!
Он это серьезно? Я ведь тут совершенно ни при чем. Я только привел сюда Каролину. Но не виноват же я в том, что их действительно превратили в птиц.
Управляющий приближается ко мне, его лицо по цвету напоминает омара в аквариуме отельного ресторана. Лебедь с бородой, Эрнест, встает между нами и пытается исправить ситуацию.
— Мистер Фарнесворт. Фрэнк. Будь справедлив. Этот мальчик просто хотел помочь.
— Фрэнк? Я даже не знаю, кто вы такой.
— Я Эрнест, твой любимый лебедь. Ты часами разговаривал со мной, даже рассказал мне по секрету о своей мечте как-нибудь написать роман.
— Что рассказал по секрету? Я такого не говорил. Где мои лебеди?
— А теперь мы можем вместе работать над книгой. Давай поедем в дом моего отца на Ки-Уэсте, там проводят Дни Хемингуэя — фестиваль Эрнеста Хемингуэя, в честь которого меня и назвали Эрнестом.
Вмешивается Гарри или Трумэн:
— Мы можем быть друзьями, Фрэнк, настоящими, как люди. Ты нам нравишься.
— Я вызываю полицию. Я не хочу друзей. Я хочу своих птиц. И я хочу, чтобы вы все пошли ВОН!
Мэг берет меня за руку и толкает к обувной мастерской.
— Я позабочусь, чтобы он ушел, мистер Фарнесворт. Ему нужно только все собрать.
— Хорошо! — соглашается он, хотя его все еще трясет от злости.
Уходя, я слышу, как лебеди продолжают убеждать управляющего, что они настоящие.
— Все собрать?! — спрашиваю я Мэг. — Я тут работаю. Это мастерская моей мамы, не забыла еще? А то отхватила принца и собираешься теперь избавиться от меня?
— Тсс! — Она прижимает палец к губам. — Конечно нет. Мы что-нибудь придумаем. Но ты же не хочешь, чтобы уволили твою маму?
— Нет.
В ее словах есть смысл.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});