что-то или кто-то мешал мне ― тогда и происходило насилие.
― Джулиан, ― глубокий голос Беллами звучал на краю моего сознания, как электрический ток. ― Возьми себя в руки.
Я зарычал, замахнувшись на него одной рукой, как крюком. Беллами не страдал жаждой крови, поэтому он легко увернулся от меня. Более молодой вампир мог бы замереть и остаться без головы. Незнакомец мог бы напасть. Я знал Беллами уже несколько столетий, и мы участвовали в достаточном количестве драк и сражений, чтобы знать, как справиться друг с другом.
― Почему от нее пахнет тобой? ― прорычал я, направляясь к нему. Тея попыталась встать между нами, но вместо этого Беллами заслонил ее.
Гнев вырвался из меня, разорвав воздух, как раскат грома.
Тея попыталась оттолкнуть Беллами в сторону, словно понимая, что именно она ― способ погасить мою ярость.
Беллами остался на месте, не обращая внимания на ее попытки. Я мог бы разорвать его на части только за то, что он вел себя как полный ублюдок.
― Она замерзла.
― И ты решил, что можешь претендовать на нее? ― Я бросился к нему, но Беллами уклонился от меня. Он развернулся и схватил меня в удушающий захват.
― Я забыл, каким упрямым ты можешь быть, ― пробурчал он, пока я боролся с его захватом.
― Я забыл, что ты занимаешься борьбой. ― Каждый раз, когда мне удавалось освободиться, он снова ловил меня. В этом заключалась еще одна особенность жажды крови. Обычно она была опасна только тогда, когда от нее страдали все стороны. Если вампир сохранял ясную голову, он легко справлялся с противником, которым управлял неистовая жажда.
― Она сходит с ума от желания, ― прошипел он так, чтобы Тея не слышала. Его рука по-прежнему была зажата на моей шее.
― Что ты с ней сделал?― спросил я, задыхаясь.
― Я ничего не сделал. Она вся пропахла тобой. Другой вампир не подошел бы к ней ближе, чем на десять футов. Ты хочешь сказать, что не давал ей свой яд?
Это было именно то, что я ему не говорил, но он сделал чертовски правильный вывод. Часть слепой ярости, которую я испытывал, улетучилась. Я пометил Тею как свою. Только вампир-самоубийца мог приблизиться к ней. Или Беллами.
― Теперь она пахнет тобой. Может, это ты дал ей свой яд?
― Теперь ты ведешь себя как придурок. ― Он не отпустил меня. ― Подумай об этом.
Я поцеловал Тею, и все. Я хотел сделать с ней больше. Я даже фантазировал о том, что когда-нибудь я увижу, как она будет наслаждаться истинным преимуществом быть любовницей вампира. Я специально не стал давать ей свой яд. И не собирался в будущем.
Но я и не очень ясно мыслил.
Мои клыки были выпущены с тех пор, как мы приехали. Яд был естественным побочным продуктом этого, поэтому, когда я поцеловал ее…
― Черт, ― пробормотал я, когда понял, что натворил. ― Отпусти меня.
― Ты уверен? ― спросил он. ― Я не хочу, чтобы мне оторвали голову. Это была долгая ночь.
― Да, ― мрачно сказал я.
Беллами ослабил хватку. К тому времени, как я поднялся на ноги, отряхиваясь от пыли, он был уже на другой стороне крыши. Вот уж кто поверил моему слову. Не то чтобы я винил его. Жажда крови ― вещь непостоянная.
Он крикнул мне:
― Ей понадобится…
― Я знаю, ― оборвал я его. Я не хотел, чтобы все произошло именно так. Но я не оставил себе выбора. Мне придется вернуться к вопросу о том, смогу ли я после этого сохранять самообладание рядом с ней.
Беллами оставался на заднем плане, пока я шел к Тее. Он не стал мешать, но достаточно беспокоился, чтобы убедиться, что я поступлю правильно. Я был в долгу перед ним. В большом.
Тея свернулась в клубок, подтянув колени к подбородку. Она смотрела на меня круглыми глазами. Голос ее был такой тихий, что ночь почти унесла ее слова, когда она спросила:
― Что со мной?
Я ненавидел себя, пытаясь найти самый простой ответ. Я оставил ее здесь, чтобы она справлялась с этим одна.
― Когда я поцеловал тебя, в тебя попал мой яд, ― объяснил я, присаживаясь рядом с ней. Прежде чем склониться над ее телом, на мгновение я замер, размышляя, имею ли я право прикасаться к ней. Пусть она сама принимает решение.
Тея потянулась ко мне, и я не стал медлить. Подхватив ее на руки, я прижал ее дрожащее тело к себе. Мы замерли так на несколько минут, прежде чем она спросила:
― Ты отравил меня?
― Нет, ― ответил я с невеселым смешком. ― Яд действует не так. Я объясню это позже, а сейчас мне нужно помочь тебе вывести его из организма.
Прижав ее к себе, я встал и направился к двери. Беллами бросился вперед и открыл дверь.
― Когда ты успел стать джентльменом? ― Спросил я, проходя мимо него.
― Время меняет людей. ― Это был урок, который мы оба знали слишком хорошо.
― Я должен тебе выпивку. Спасибо, ― сказал я, кивнув в знак признательности.
― Это было не…
― Нет, серьезно, ― перебил я его. ― Я лучше займусь ей.
Он тихонько захихикал, бросив на меня понимающий взгляд.
― Наслаждайся.
Я выдавил из себя мрачную улыбку.
Я направился в спальню, которую мама решила оставить для меня, и надеялся, что мне не придется выгонять гостей. Я нес Тею по коридору, мимо десятков написанных маслом картин Пикассо, Рембрандта и Вермеера. Я воспринял эти картины как знак приветствия, как жест, призванный помочь мне почувствовать себя как дома. Она знала, как я люблю искусство. Но к тому времени, когда они построили этот дом, у меня уже был свой дом. Я никогда не жил здесь. Даже не могу припомнить, чтобы я здесь ночевал, за исключением нескольких случаев, когда приезжал сюда на вечеринку, после которой был под действием того, что предлагалось для отдыха, чтобы помнить многое. После землетрясения у меня было свое жилье в городе.
― Куда мы идем? ― пробормотала Тея, когда мы вошли в затемненную комнату. Я с облегчением обнаружил, что она пуста.
― Я о тебе позабочусь, ― сказал я напряженным голосом. Я закрыл за нами дверь ногой.
Подумав, что лучше перестраховаться, я повернулся, чтобы запереть ее.
Когда