Читать интересную книгу Поединок. Выпуск 7 - Эдуард Хруцкий

Катер еще немного продвинулся по инерции вперед, и неожиданно на правом берегу открылась небольшая заводь. У воды, на подставках висели два больших деревянных барабана со свинцовым кабелем, возле которых, с любопытством глядя на появившийся катер стояли с засученными рукавами и инструментом в руках солдаты. На взгорке над заводью такие же солдаты строили мачту для подвески кабеля. На воде плавали надувные лодки.

— Быстро в каюту, забирайте капитана и на берег! — не теряя ни секунды, принял решение и скомандовал Сорокин.

Пограничники вернулись в каюту за капитаном. Пол ее уже был залит водой. Носилки с капитаном подняли. В этот момент катер ткнулся в дно. Бойцы еле удержались на ногах. Колодяжного вынесли из каюты и сняли с катера. До берега было метров пять и совсем не глубоко. Сорокин сказал Закурдаеву:

— Там, на палубе, бак с бензином. Подожги–ка эту баржу, чтоб больше им не досталась.

Едва пограничники ступили на бугор песчаной косы, как «Белая роза» превратилась в пылающий костер. И тотчас же с противоположного правого берега ударил пулемет. К счастью, пулеметчик, очевидно, поспешил, побоялся упустить цель и завысил очередь над косой. Так или иначе, но пограничников это спасло. Бойцы буквально перелетели через косу и залегли. В следующий момент пулеметчик взял ниже. Пули подняли над косой фонтанчики песка. Но бойцы были уже в укрытии. Скоро они увидели три надувные лодки с солдатами, быстро отвалившие от противоположного берега. Они плыли на расстоянии метров ста друг от друга. Одна из них держала курс прямо на косу. Две другие двигались с таким расчетом, чтобы, высадившись на, берег, можно было обойти бойцов на косе справа и слева.

Сорокин быстро оценил обстановку. У пограничников была хорошая позиция, и они находились в гораздо более выгодном положении, чем противник. Но силы были неравны. Длительного боя бойцы не выдержали бы. Но длительный бой им был и не нужен. Сорокин принял решение отбить эту атаку врага. Потом быстро отойти в глубь леса.

— Гусейнов, — подозвал он пулеметчика. — Над косой не высовывайся. Как только лодки доплывут до середины, их можно будет бить прямо из–за косы. Ударишь сначала по левой, а потом по правой. Остальным — сосредоточенным огнем уничтожить десант на средней лодке.

Бойцы приготовились. Немецкий пулемет, не переставая, поливал косу огнем. Но пограничники безмолвствовали. Немцам это прибавляло нахальства. Они гребли веслами, подгребали руками, торопились скорей, скорей… Трофейный пулемет Гусейнова заговорил совершенно неожиданно для них. Цель была близка и открыта как на ладони. Гусейнов хорошо прицелился, и первой же короткой очередью буквально распорол надувную лодку пополам. Немцы посыпались в воду. Кто–то поплыл вперед. Кто–то повернул назад. Но ни одному из них не удалось достичь берега. Пулемет стрелял до тех пор, пока слева от косы на воде не исчезли все до одного человека. То же самое Гусейнов сделал и с десантом второй лодки. Третья лодка, едва за косой заработал пулемет, повернула вспять. Прицельно стрелять по ней мешал горящий катер.

— Отлично, Гусейнов, — похвалил бойца Сорокин. — Теперь можно и отходить.

Однако сделать это оказалось не так–то просто. Немецкий пулеметчик хорошо пристрелялся к–косе, и пограничники не могли даже высунуться из–за укрытия. План предложил Зубков.

— Пока мы не заставим замолчать этот пулемет, живыми нам отсюда не уйти никому, — -почти прокричал он на ухо Сорокину.

— А как заставить?

— Вот я и думаю: назад хода нет. А вперед, под борт катера выползти можно. Да оттуда и садануть по нему. На минуту замолчит. А нам только это и нужно.

Зубков рассчитал правильно. И группа, наверно, отошла бы. Но кто потом прикрыл бы Гусейнова?

Впрочем, раздумывать долго Сорокину не пришлось. Подполз Зубков и доложил, что уже четыре лодки с солдатами движутся с противоположного берега в направлении горящего катера. Немцы быстро сообразили, что охватить русских с флангов в данном случае не удастся. И двинулись к косе, прикрываясь «Белой розой», как щитом.

Гусейнов тоже понял, что спасение всей группы сейчас в первую очередь зависит от меткости огня его пулемета, и попросил старшего лейтенанта:

— Разрешите, товарищ старший лейтенант, выдвинуться вперед?

Сорокину ничего не оставалось, как разрешить. Но прежде чем сказать это, он снял с пояса гранату и протянул ее Гусейнову. Тот понял все значение этого подарка.

— Отходи, как только мы скроемся в лесу! — приказал Сорокин. — Уже темно, и преследовать нас они не будут.

Гусейнов ничего не ответил, схватил гранату, свой пулемет и, воспользовавшись минутной паузой в стрельбе вражеского пулемета, перемахнул через косу. То ли сумерки скрыли от гитлеровцев его бросок, то ли прикрыл его черный дым пожарища, но враг прозевал, и Гусейнов незамеченным подполз к носу катера. Там он поставил пулемет на сошки и залег прямо в воду. Гитлеровец бил теперь длинными очередями, словно старался наверстать упущенное во время паузы время. Он так был увлечен стрельбой, что даже не заметил, как над самой водой под носом у катера забился живой огонь пулемета Гусейнова. Не заметил и ткнулся носом в песок. А Гусейнов, видя, что гитлеровский пулемет замолчал, перенес огонь на лодки.

Всего несколько минут молчал пулемет на берегу. Но и этого времени вполне хватило на то, чтобы пограничники выбрались на берег сами и вынесли раненого командира.

— Теперь как можно скорее в лес, — подставляя плечо под носилки, сказал Сорокин и почти бегом двинулся от берега.

Стрельба сзади стала еще интенсивней. Потом послышалось несколько сильных взрывов, что означало, что в ход пошли гранаты, и все стихло.

— Похоже, конец, — переводя дыхание, заметил Зубков.

— Необязательно, — мрачно отозвался Сорокин. И добавил: — А дело он свое сделал!

В лесу стемнело быстро. У саперов, работавших на берегу не было собак, и они, сунувшись в лес, не нашли следов пограничников. Постреляли, что называется, наобум и вернулись на противоположный берег. А пограничники без отдыха шли почти всю ночь. И только перед рассветом остановились на островке посреди небольшого, но глубокого болота.

***

Колодяжный очнулся от очередного забытья, все вспомнил и слабым голосом позвал Сорокина:

— Где мы, Николай?

— Сейчас доложу, — ответил Сорокин и дал команду: — Привал!

Едва поставили носилки на землю, к Колодяжному обратился Зубков:

— Поешьте, товарищ капитан, хоть маленько.

— Не хочу, — наотрез отказался Колодяжный.

— А я от вас не отстану, — настаивал Зубков. — Несу специально для вас весь провиант.

— Есть надо, Антон Семеныч, — поддержал старшину Сорокин. — Пока не поедите, мы с места не стронемся.

Но капитан вместо ответа снова закрыл глаза.

— Сил у него совсем нет, — вздохнул Зубков.

— Кормите через силу, — приказал Сорокин и подозвал Борьку: — Ну как, Борис?

— Нормально, — хмуро ответил Борька. — А Гусейнов нас догонит?

— Не знаю, Боря, — ответил Сорокин. — Но скорее всего, нет.

Пограничники лежали под кустами. Никто ни о чем не говорил. Тишину нарушил Закурдаев.

— Старшина, ну, я соображаю: завтракать было нечего. Обедать некогда, — довольно бодро заговорил он. — Но поужинать–то? Вроде распорядок никто не отменял.

— Никто, — согласился Зубков и взглянул на Сорокина. Ему куда важней было знать, что думает по этому поводу старший лейтенант. А Сорокину понравилась эта мысль. Он увидел возможность побеседовать с бойцами и взбодрить их.

— Надо поужинать, старшина. А может, заодно и позавтракать, — сказал он.

— В таком случае давайте ваш вещмешок, товарищ Бугров, — распорядился Зубков.

Из мешка извлекли хлеб, лук и вареную картошку, которую бабка Ульяна высыпала Закурдаеву в мешок прямо из чугуна. Посмотрев на все это, Зубков махнул рукой, что, очевидно, означало: гулять так гулять. Потом вздохнул и из собственного вещмешка достал замотанное в тряпицу сало. Нарезал его тоненькими, почти прозрачными ломтиками по одному на брата, положил на куски хлеба, один протянул Сорокину, прочим скомандовал:

— Налетай!

— Откуда это, старшина? — беря в руки драгоценное яство, удивленно спросил Сорокин.

— Известно откуда, из дома, — ответил Зубков. — Аккурат за неделю до войны жинка прислала. Она у меня хохлушка и солить его умеет, ну прямо мастерица высшего класса. Да вы ешьте, ешьте.

— А ты же еще вчера говорил, что у нас уже больше ничего не осталось…

— Мало чего я говорил, — скривился Зубков. — Смолоть в один присест все можно. А идти–то еще сколько? Кто знает…

— Да я тебя не упрекаю, — поспешил оговориться Сорокин. — Очень даже все правильно. И спасибо тебе. Ото всех от нас спасибо.

Ели молча. И хотя все были голодны, ели как–то вяло. Потому что сильнее голода людей мучила усталость. Нестерпимо хотелось свалиться под куст и уснуть. Сорокин это понимал и обдумывал, как поступить. До своих, если верить немецкой карте и если не изменилась обстановка, осталось километров двадцать. И хотя все действительно порядком устали, это расстояние, напрягая последние силы, преодолеть было можно. Но это было рискованно: уж после этого, последнего броска, никто из них не сделал бы и шага. А встретили бы они своих или нет — это вовсе было не ясно. И Сорокин решил не рисковать, а дать лучше, людям несколько часов отдохнуть. Он объявил им об этом.