Читать интересную книгу Великая легкость. Очерки культурного движения - Валерия Пустовая

Логично будет довершить этот добрый и красивый портрет признанием, что, да, я тоже, как и многие, плакала в финале первой части романа. К финалу третьей, правда, меня уже подсушило.

Неравноценность трех частей романа, которые принято соединять плавной лигой истории, – существенный довод против присужденной книге премии. Помню, как я была удивлена, осознав, что названное лучшим русским романом-2009 «Время женщин» Чижовой спокойно умещается в жанровые рамки повести. И произведение Степновой, на мой взгляд, не создает впечатления книги «большой».

Как явствует из заглавия, у главного героя, гениального советского физика Лазаря Линдта, были женщины. Три женщины – три эпохи: дореволюционная Маруся (не доставшаяся юному Лазарю чужая жена, всю жизнь почитавшая его приемным сыном), советская Галина Петровна (юная жена постаревшего Лазаря, осыпанная роскошью и сексуальными домогательствами, но так его и не полюбившая), современная Лидочка (внучка к тому времени умершего Лазаря, выше мужа почитавшая выкупленное им родовое гнездо).

Маруся, Галина Петровна и Лидочка выступают героинями трех повестей, каждую из которых, не скрепи их автор тощим Лазарем, как прищепкой, ожидала бы своя литературная судьба.

Повесть про Марусю могла бы выйти в каком-нибудь литературном журнале и оттуда подавать надежды критикам на открытие нового имени: ясное дело, все бы снова ждали от Степновой произведения побольше, напрашивались на роман.

Повесть про Галину Петровну удачно бы пристроилась в модном глянце: ее «сановное замужество» – превосходная проекция для читательниц, интересующихся интимной жизнью успешных людей, равно как «спелыми рубиновыми кабошонами» и «полупрозрачными срамными трусишками».

Историю про Лидочку добросовестный редактор вернул бы автору на доработку.

Спад повествования особенно заметен в отношении мистического подтекста. Таинственное указание на договор бездетной Маруси с Богом, под конец жизни своеобразно исполнившим ее давние мольбы о материнстве, позволяет толковать события первой части и в реалистичном, и в сверхреалистичном ключе. А вот о сделке Галины Петровны с ведьмой двух мнений быть не может – при том, что ее достоверность огрубляет психологический сюжет: сводит остервенение несчастливо замужней героини к последствиям злой магии. Что касается путешествия Лидочки в загробный мир, то оно, кажется, устроено в память о Лазаре, который в противном случае остался бы в третьей части совсем без реплики.

Бросается в глаза и постепенный «сдув» художественности. Насыщенная эмоциональность повести о Марусе сменяется кукольными переживаниями семейства Галины Петровны. Слезно-сырая повесть о Лидочке работает на двух скоростях: ноет про дом, о котором мечтает героиня, или язвительно шустрит в коридорах балетного училища, которое она мечтает бросить. Когда я узнала, что выпады против балетоманов, балетной карьеры и «голодных обмороков» «балеринок», боящихся отрастить грудь, не следствие личной травмы автора, а результат кропотливого «сбора фактуры», журналистская безыскусность третьей части потеряла для меня всякое оправдание.

Этот спад и сдув, однако, глубоко связаны с высшими чаяниями Степновой: ей, кажется, просто не захотелось вкладываться всей душой в эпохи, отдаленные от ее основных интересов.

Заглавный Лазарь Линдт нужен автору не только как сюжетная скрепа, но и как пропуск на элитные этажи союзного общежития. Сверхчеловек, гений, единственный в своем роде, он откушивает булочки в гостях у Берии и регулярно снабжает молодую жену своими государственными премиями. Аристократический образ «личного друга короля», оснащенного «денщиком», как его жена – «холопками», навевает дореволюционные ассоциации, которые одни только автору дороги. Да, в книге есть и образ Баталовых – родителей Галины Петровны, мечтающих выучить дочь на проектировщицу канализаций с авансом, окладом и путевками, и образ Царевых – советской выделки интеллигентов с остаточной верой в коммунистическую утопию, – но все это скорее предмет сатирического осмысления, на которое автор пускает довольно скудные краски. Заметно, что обручение Маруси подано в тонких лиричных оттенках, а обручение Галины Петровны с ее избранником, которого оттеснил Лазарь Линдт, обставлено ироническими замечаниями. Доходит до мелочей: Маруся кутается в платок «такой нежно-серый», что сливается с небом, – Галина Петровна носит оренбургский с «звериным запашком».

Принципиально важно, что тоскующая Лидочка находит утешение в дореволюционной книге рецептов Молоховец, что «прелестная» Маруся происходит из дореволюционной семьи священников и поэтому муж ее, даром что советский ученый, почитает себя в сравнении с ней «дураком».

Недаром критикам чудился в романе призрак прошлого века: перед нами действительно ретроутопия, и это – один из секретов обаяния романа. Дореволюционный быт для современного человека выступает источником веры и воплощением человечности. Не случайно ведь и в букероносном романе уже упоминавшейся тут Чижовой старорежимные бабушки создают своего рода сказочное пространство вокруг общей приемной внучки, которую воспитывают на дому, не пуская в советский детсад.

Повесть о Марусе похожа на такую старорежимную сказку о тесемочках, буше, камлоте, хрустящих салфетках, книжных переплетах и пирогах. Это источник прямого читательского наслаждения, полноценная греза о дореволюционном семейном укладе. Но гламурный кабошоновый тон Галины Петровны повести о Марусе не чужд: очень уж тут все идеально. Автор не устает бороться с хорошим во имя лучшего. Если в семье, где выросла Маруся, царила любовь, – автор тут же уточняет, что любовь эта была «умная», которую надо было еще заслужить. Если Маруся счастлива замужем – то автор не преминет указать, что она, несмотря на это, «не превратилась в восторженную тень собственного супруга». Маруся – «особенно целомудренная», но «отзывчива она была удивительно, невероятно, о такой возлюбленной можно было только мечтать». У Маруси «врожденный женский дар» нянчить детей, но она с ними «никогда не сюсюкала». Ее муж – крупный ученый, но умеет понять, что домохозяйство – «тоже творчество». На этом фоне определение Лазаря Линдта как «великолепного любовника» почти не режет слух.

Способности Лазаря Линдта – тоже предмет для оды. С ним, правда, автору было посложнее, чем с салфетками. В интервью Степнова рассказала, как боялась «сесть в лужу»: сама филолог, она долго набиралась «специального материала» для изображения физика. Однако просчет автора лежит в совсем филологической плоскости. Дело не в том, что работа гениального Линдта совершенно скрыта, и автор ограничивается загадочным шепотом про непонятные крючочки и циферки. Грустно, что Степнова не сумела показать сам масштаб его личности, считая, что с читателя хватит торжественных заверений вроде: «вдруг ощутил огромную сумрачную тень собственного дара»; или иначе: «сумерки судьбы, тень большого и страшно далекого дара»; или так: «– Гений, Николай Егорович, – тихо уточнил Чалдонов»; или куда ясней: «самый обыкновенный гений»; или даже так: «очень страшно. По-настоящему страшно». Не вижу я этой «огромной и торжественной жизни», поскольку на моих глазах Лазарь Линдт знай себе покупает семгу и пирожные для Маруси или елозит лапами по молочным грудям восемнадцатилетней Галины Петровны. Да и пресловутую «чудовищность» его ощущаю только потому, что таким его, нелюбимого и немолодого, видит его несчастная жена. К слову, поведение Линдта с Галиной Петровной никак не соответствует выданной автором справке в том, что Линдт – «взрослый и очень умный человек»: Галина Петровна выходит за нашего обыкновенного гения из страха, но Линдт якобы поверил в ее искреннее расположение, так что поженились они в результате обманной комбинации одного энкавэдэшника. Мне особенно нравится, что автор оправдывает героя его «простодушием», в то время как уже заставила нас поверить: у этого скептика даже «задница» – «язвительная». Такой человек, да еще и отличавшийся «великолепным пренебрежением любыми нормами размеренной человеческой морали», мог бы обойтись в деле захвата чужой невесты и без сомнительных посредников и уж во всяком случае не выглядеть в этой ситуации бесхитростной и потому безвинной жертвой.

Линдт, конечно, антигерой, но не потому, что Галина Петровна его не любит: чего ее слушать, она-то вообще оказалась «ничтожным существом» (интересное, кстати, выражение в устах повествователя, учитывая, что в интервью Степнова выразила пожелание, чтобы Галину Петровну «жалели»). А потому, что ему не дано пережить простое человеческое счастье. Как и его супруге Галине Петровне. Противопоставление примитивное, но зато считывается легко: Маруся заключает с Богом договор о детях – Галина Петровна уговаривается с ведьмой о смерти мужа, Маруся любит людей – Галина Петровна – вещи; Лазарь Линдт выбрал дар и никогда не знал полноценного семейного счастья – его внучка Лидочка отказалась от балетного дара ради домашнего очага. Впрочем, был ли выбор у Линдта и у Галины Петровны? – вопрос для домашнего сочинения.